Дни Крови и Звездного Света - Лэйни Тейлор

У Акивы не было сил, чтобы удержать Лираз. Однако и у той осталось не так уж много сил. Учитывая, что после такого сильного воздействия хамзасами, она взяла на себя большую часть веса Азаила, на всем протяжении этого долгого путешествия досюда (и что же, все зря). Иногда его вес давил на Акиву и тут же раздавался крик, чтобы он очнулся, когда он соскальзывал во тьму. Тьма, тьма. Даже сейчас она подбиралась к нему.

Что же он натворил в Астрае?

Он не знал. Единственное, что он знал — это стук в висках и порыв, давление, давление, и он как схватил Лираз и прижал к себе, упал на Азаила и его прижал к себе, и вдруг взрыв (откуда он раздался?), который не задел их. Осколки Меча разлетелись далеко-далеко, но ни один из них не оцарапал, не занозил их кожу.

Они принесли Азаила на поле, и он был уже мертв. Но что такое смерть? Акива подумал о Кару. Конечно, подумал. Надежда, сказал он себе, стоя на коленях в траве, ослабленный, ошеломленный и онемевший. Ее имя означает надежда.

Но не на их языке, и не для них.

Лираз бросилась на Кару, и Акива бросился к сестре, но он был слишком медлителен. Она ударила Кару и отшвырнула ее. За спиной у Кару на боку лежал стул. Она упала на него и вскрикнула от боли.

Лираз удалось найти воздух.

— Ты лжешь! — кричала она.

И кричала.

Акива двигался, но это было похоже на блуждание во тьме; женщина-змея была быстрее — женщиной-змеей была Исса, он знал ее из набросков Кару. Должно быть, она была в одном из кадильцев. Кадильце, кадильце, кадильце. Почему у него не было ни одного? Может, взрыв разорвал душу Азаила на части; может, ее уже не было, когда они положили его в поле, и не было ни единого шанса его спасти. Этого они никогда не узнают. Азаила больше не было, вот, что имело значение, остальное неважно.

А Лираз все кричала.

Независимо от того, что Кару решила делать с ними, теперь это было не в ее власти.

— Просто спаси его! — кричала на нее Лираз, и ее голос был ужасен, грубый и такой громкий, и Акива представил, как во всем казбу проснулись химеры.

Исса была сильна, в то время, как Лираз была слаба и сломлена. Женщина-змея оттащила ее от Кару и всучила ее обратно Акиве, она могла запросто убить Лираз, ее змеи могли вонзить свои ядовитые клыки в тело его сестры, но не сделали этого. Лираз боролась, но рыдания отняли у нее все силы, и она рухнула в его объятья.

— Нет, нет, нет, — снова и снова повторяла она. — Он не умер, нет. Только не он.

Он удерживал ее, и опустился вместе с ней подле тела их брата, и обнимал ее, пока она рыдала. Каждое новое всхлипывание, походило на бурю, которая мучила ее тело и сотрясала. Акива прежде никогда не видел, как она плачет, и это было больше чем плач. Он обнимал ее, плача вместе с ней, и смотрел поверх ее головы туда, где Исса помогала Кару добраться до края кровати…

Он увидел оживленность в ее движениях, боль на ее лице, порезы на лице, и печаль в ее лебединых черных глазах, когда она взглянула на него, и бесшумные слезы покатились по ее щекам, но он не мог ей ничем помочь. Тьма опустошала и стелилась вокруг него, рыдания Лираз отдавались дрожью прямо у него в сердце, а Азаил был мертв.

Урна для кремации была полна, когда он услышал ленивый веселый голос своего брата: «Вы должны жить».

И вот он снова: жив, когда как остальные были мертвы. Ох, смертельная усталость. Как же ему просто хотелось закрыть глаза.

И тут, стук в дверь. Кару метнулась к двери. Гортанный женский голос потребовал:

— Кару? Что у тебя там происходит?

Когда Кару снова метнулась к нему, в ее глазах все еще была печаль, но еще в этих глазах были испуг и страдание. Она стерла слезы и упала на колени. Ее лицо исказилось от боли из-за напряжения (что же сделало с ней, это... животное?) и, казалось, она хотела что-то сказать, но времени не было, потому что дверь уже была распахнута. Лираз подняла голову, она прекратила рыдать и пришла в себя, когда поняла, что произошло.

Она была начеку, глаза красные от слез, а кожа белее снега. Она потянулась к окостеневшей руке Азаила и сжала ее. Ее лицо больше не выражало горя, оно стало неестественно спокойным.

Акива понял, что она была готова умереть.

Он знал, что у него нет права поддаваться ужасу (он столько боролся с подобным чувством), но все равно был в ужасе, он чувствовал, как его затягивает в спираль беспомощности. У подтаскивающего к себе края черноты, пойманный еще раз в ловушку во вражеской цитадели, она возникла, новая и настойчивая. А он не был готов.

Он хотел жить. Он хотел, спустя столько лет, наконец-то закончить то, что начал. Он хотел переделать мир. С Кару, с Кару.

Но он не подумал о том, что должно было случиться.

Первой, просочившейся через дверь, фигурой оказалась личный лейтенант-волчица Тьяго. Звериное существо крадучись вошло внутрь и, завидев ангелов, тут же зарычало. Но Акива даже не взглянул на нее, потому что позади нее, на пороге, с исцарапанными щеками, что подтвердило его худшие подозрения, застыл Белый Волк.

78

АНГЕЛ И ВОЛК

— Гости, Кару? Не знал, что у тебя вечеринка.

О, этот голос, спокойный и презрительный, с намеком на веселье. Кару не могла заставить себя посмотреть на него. Жизнь в этих светлых глазах, сила в когтистых лапах. Это неправильно, так неправильно. С нее хватит. Желчь подступила к горлу; она могла упасть на колени, и ее тошнило бы снова и снова.

— Я тоже не знала.

«И это единственный выход», — сказала она себе, но, пытаясь успокоиться, стала дрожать еще сильнее. Она сосредоточилась на точке позади него, но в коридоре замельтешили фигуры Лиссет и Ниск, на которых ей то же не хотелось смотреть. Она никогда не забудет, не простит холодность их лиц, когда она, прихрамывая, вернулась из ямы, промокшая от крови и дрожащая от холода, в шоке, таща за собой Тьяго.

Что же до самого Тьяго...

Он вошел в комнату. Кару слышала, как его когти клацают по грязному полу, и как от него пахло мускусом, но она по-прежнему не могла смотреть на него. Периферическим зрением она видела размытое белое пятно, которое пересекло комнату, чтобы оказаться лицом к лицу с ангелами, находившимися рядом с ней. Рядом с ней, как будто они были на ее стороне, как будто они были заодно.

А... они были.

Она должна сделать выбор. Чтобы заслужить веру Бримстоуна в нее и в имя, которое он ей дал. Чтобы работать для спасения и воскрешения своего народа, любой ценой, любыми средствами. И Тьяго был необходимостью. Химеры следовали за ним. Это был единственный способ, но от этого не становилось легче — стоять возле него и чувствовать тяжесть пристального взгляда Акивы, и, когда она повернулась к нему, — она была вынуждена смотреть куда-нибудь — увидела отвращение и растерянность на его лице, и недоверие. Как будто он не мог поверить, что она будет страдать от близости этого монстра.