Дневник на итальянском - Элиза Харрис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но кто из вас бы поступил разумно на моём месте? Когда ты увидел своего любимого человека в постели другой, её взгляд, полный вины и сожаления, попытки оправдаться. Он даже не крикнул избитого «ты всё не правильно понял!», черт бы его побрал!
Поэтому, обычно, мы судим чужие жизни, лишь наблюдая за ними издалека. Не пережив тех чувств, что полностью отключают мозг, ломают изнутри, и ты думаешь в тот момент, что всё…жизнь больше не имеет того смысла.
И даже будь я старше. Умнее и мудрее. Прожжённая опытом и не такая импульсивная, не смогла бы поступить иначе. Это была та ситуация, когда твои эмоции берут вверх, и как бы ты не пытался засунуть их в самый дальний уголок души, они срывают все замки. Потому что мы живые. И нам больно.
Человек может исцелить, он же может и ранить.
Глава 52
Before You Go — Lewis Capaldi
Джеймс
Я не знал, сколько времени прошло с того момента, как она вылетела из дома Аси, в слезах и растерзанным выражением лица. Не знал точно, где она находилась после того, как скинув все вещи в сумку, вылетела из нашего дома, громко хлопнув дверью на прощание.
Зато всё ещё помнил хлесткий звук её пощечины, слезы, струящиеся градом по её щекам. Я всё ещё помнил, как бежал по тому гребанному коридору, с ярко освещенны холом, перебегая пространство, чтобы догнать её. Как ноги перебирали слишком быстро, а взгляд натыкался на её плечи, которые дрожали в быстром шаге. Вздрагивали при каждом вздохе.
Мою грудную клетку обжигала горечь и злость таких размеров, что она не вместилась бы во всю чертову вселенную. В целом мире не осталось бы место, если бы я выместил все чувства, что испытывал тогда.
Хотя чему я удивлялся? Она увидев своего парня полуголого в доме бывшей, смятую постель, в которой я не помнил, черт возьми, как оказался, и как проснулся. Я помнил, что вытворил на эмоциях, когда увидел мерзкий поцелуй Сэма на губах своей девушки, и поступил ничуть не разумнее, но…измена, так, которую она увидела, это совершенно другое.
В памяти появлялись обрывки того вечера. Я высадил Асю у обочины, разогнался на всей скорости, заехал в парням в клуб и разгонял машину до того момента, пока нас не накрыли копы.
Бар. Полутемки. Алкоголь. Много алкоголя.
Помнил драку. Пропущенные звонки Эрики и друзей. Голосовая почта и сообщения, ломящиеся от входящих уведомлений. Я игнорировал всё. И только к концу вечера, когда был в бессознательном состоянии от нервов и алкоголя, понял, что поступил, как чертов психованый урод. Не разобравшись, не попытвшись выслушать её. Оставил там одну в слезах, даже не понимая, от чего она плакала в разговоре с тем уродом.
И дважды заставил её плакать.
Я целыми днями пытался вспомнить, что произошло той ночью. Только обрывки. Голоса. Алкоголь.
— Черт! — сносил я все на ходу, когда нервы были на пределе.
Незнакомая комната отдавала в памяти. Дом, в котором я проснулся, принадлежал ни Аси. Я даже не знал чей он. В комнате валялась разорванная, как сказала Ася, в поряве страсти одежда, её нижнее белье, мои вещи…смятая постель и отвратительный запах пива и сигарет.
Я не мог так поступить.
Мне было противно даже думать о том, чтобы касаться, целовать и спать с другой. Даже алкоголь не мог…
Видимо, смог.
Урод.
Всю неделю я не мог дозвонить до Эрики. Она не ходила в школу, Эбби на отказ отказывалась пускать нас к себе, и как я понял, девушка жила у подруги. Ни отец, ни Грейс, ни разу не заговорили со мной об этом. Как будто бы им было плевать, где находится Эрика, и что с ней происходит. Но, видимо, только я был слепым. Все знали, что с ней, кроме меня.
А заслуживал ли я знать?
Я разбил её.
Изменил.
Не мог…
Смог.
Как бы я не пытался выбить из Аси дурь, неоднократно заставляя рассказать, что произошло той ночью, и как я оказался в одном доме вместе с ней, но ответ был таким, словно она его заучила:
— Ты позвонил ко мне сам. Сказал, что скучаешь. Устал от посредственности и хочешь хорошо провести время. И я приехала. Я ведь люблю тебя…
Посредственность…
Я бился об заклад, что никогда бы, даже без сознания или в хлам пьяный, не назвал бы Эрику так. потому что она не была непосредственность. Она была самым ценным, чем я должен был дорожить в своей чертовой жизни.
И как бы не старался, я погибал без неё.
Дни до Зимнего бала, где единственной возможностью было встретиться с ней, летели, как ненормальные. я считал часы и минуты, молился, чтобы она просто пришла…
И она пришла.
Зимой всегда темнело раньше. Ветви высоких деревьев опускались низко, словно нависая когтистой тенью над городом. И в пять часов на землю уже опускался густой мрак, прерванный городскими огнями, которые кое-где мигали от неисправности.
В этом году, впервые за десятилетие, посыпался снег. Аномалия, ей богу. На улицу повыбегали дети с родителями, весело резвясь и радуясь. Даже взрослые вскидывали голову к небу, ловя на язык мелкие хлопья мокрого снега.
В зиме был особый уют. Теплый, не такой, как летучей осенью, но тоже смягчающий боль в сердце. И я помнил, как любила это время года Эрика. Как ждала Рождество и грозилась обвесить весь дом фонарями и гирляндами, как жаждала выбирать подарки и упаковывать их в разноцветную бумагу…Каждое её слово, произнесённое с нежностью и на эмоциях, врезалось в память.
Она мечтала не только о зиме. И о нас тоже.
Я отвернулся от окна, в котором по диагонали падали струи белых хлопьев, и снова, согнув руку в локте, посмотрел на время.
— Она придёт, — словно прочитав мои мысли, обнадеживающе произнес Рэн.
Сомневаюсь.
Хотелось сказать мне, но я лишь без эмоционально кивнул.
Я был благодарен другу за каждый день, когда он выслушивал моё чертово нытье, терпел каждую выходку, забирал пьяного в хлам им очередного бара, и бил за меня морды. Он снова остался со мной, и вытаскивал из всех передряг. Ян тоже был рядом. Он не знал о
