Утонуть в крови : вся трилогия о Батыевом нашествии - Виктор Поротников

— Да уж, — усмехнулся Оверьян, незаметно ткнув боярина в бок, — щедрый стол накрыл я для тебя в ту ночь и вельми мягкое ложе тебе постелил…

— Я ведь щедро расплатился с тобой, друже, — поспешно сказал Матвей Цыба. — Разве нет?

— Конечно, боярин, — промолвил Оверьян. — Все было честь по чести. О чем говорить! Серебро твое я надежно спрятал, нехристи его не нашли. Отложил я эти деньги на приданое моей Бажене. — Оверьян притиснулся поближе к Матвею Цыбе и прошептал ему на ухо: — Не хочу в неволе у татар спину гнуть, подумываю удрать от нехристей в лес вместе с Баженой. Могу и тебя с собой взять, боярин.

— Я в долгу не останусь! — тихо произнес Матвей Цыба, глядя в глаза Оверьяну. — Но… мне бы еще жену и деток из неволи вызволить.

— Это как получится, боярин, — вздохнул Оверьян. — Моя женушка тоже в неволе мыкается, где-то неподалеку, но я ее почему-то нигде не вижу, хотя с другими пленными русичами сталкиваюсь постоянно. Коль подвернется случай для бегства, придется мне спасаться самому и дочь спасать, а с женой своей придется распрощаться навсегда. Тут уж выбирать не приходится. Вот и ты, боярин, мысленно рассуди, кого ты сможешь с собой в побег взять, супругу иль детей. Супруга-то по счастью рядом с тобой в неволе оказалась, а с детками ты разлучен. Опять же смекай, боярин, попытка у нас будет одна-единственная, ежели не сумеем убежать, то мунгалы нас не пощадят.

Матвей Цыба угрюмо покивал, сознавая жестокую правоту Оверьяна. Ему предстояло сделать тяжкий выбор: попытаться вырваться из неволи вместе с женой и бросить на произвол судьбы детей. От этих мучительных размышлений у Матвея Цыбы даже сердце разболелось.

Фаина без колебаний заявила мужу, что без детей она в побег не пойдет. «Пусть сгину в неволе татарской, но деток своих не брошу! — сказала отважная женщина. — А ты, голубь мой, спасайся, коль случай подвернется! Ты еще не старый, сможешь новую семью завести».

Часть вторая

Глава первая

Осада

Роман Старый и брат его Анфим Святославич не участвовали в битве на Калке, поэтому до сей поры татар они не видывали. Орда, подвалившая ко Вщижу, была огромна: тысячи конников и сотни громоздких повозок на больших деревянных колесах без спиц заполнили заснеженное поле на берегу Десны, где несколько дней тому назад стояли станом полки князей Ольговичей. Татары составили свои возы в гигантский круг, в середине которого один за другим быстро выросли войлочные шатры с круглым верхом. Рядом со становищем татары соорудили из жердей загоны для овец, коров и верблюдов.

Татарская орда подошла ко Вщижу с северной стороны, двигаясь по правобережью Десны. Был полдень, когда над городом тревожно загудели боевые трубы, ворота немедленно были закрыты, а на крепостные стены и башни поднялись вооруженные ратники в кольчугах и шлемах.

Татары продвигались на юг довольно медленно из-за своих обозов и стад, поэтому жители окрестных сел загодя успели укрыться за валами и стенами Вщижа. Город был забит людьми, которые стекались сюда большими и малыми группами в течение последних двух дней. Слух о несметном множестве татар катился как снежный ком, от села к селу, обрастая небылицами и кривотолками. Многие смерды с женами и детьми предпочли податься в Брянск и в окружавшие его дремучие леса. Кто-то из смердов ушел на запад в Ормину и Стародуб в надежде, что в те края татары не сунутся.

Вщиж гудел, как растревоженный улей. Горожане и сбежавшиеся сюда смерды толпами валили на крепостную стену, окружавшую посад, чтобы своими глазами узреть злобных мунгалов, разоривших дотла Залесскую Русь, опустошивших неприступную Рязань и славный град Владимир.

На мощную угловую башню поднялись Роман Старый и Анфим Святославич со своими воеводами. Разглядывая в узкие бойницы татарское становище, до которого было всего полверсты, князья-братья и их военачальники обменивались тревожными репликами.

— Ну, други мои, что делать станем, коль нехристи сразу со всех сторон на приступ пойдут? — промолвил Роман Старый, вглядываясь зоркими глазами в татарский стан. — Мунгалов, похоже, никак не меньше двадцати тыщ, а у нас всего-то шесть сотен воинов. Не сможем мы одновременно все стены оборонять.

— Смердов вооружим, княже, — сказал воевода Богуслав с широкой, как лопата, бородой. — Из одних смердов сможем цельный пеший полк собрать!

— Призовем в рать отроков и девиц, тех, что покрепче, — вставил боярин Таислав. — Для обороны стен и они вполне сгодятся, княже. Я даже своей старшей дочери готов меч в руки дать. Она у меня стойкая!

Роман Старый обернулся к боярину Таиславу и похлопал его по плечу, тронутый его воинственным порывом.

— А я думаю, не станут нехристи штурмовать Вщиж со стороны Десны, ибо лед на реке уже слабый, не выдержит он рать татарскую, — заметил Анфим Святославич. — И со стороны оврага, полагаю, нехристи на приступ не полезут. Там же обрыв высокий, никак не подступиться.

— Тебя послушать, так мунгалы вовсе воевать с нами не станут, — усмехнулся Роман Старый, взглянув на брата. — Постоят, подымят кострами под нашими стенами и уйдут своей дорогой дальше на юг.

— А что, брат, может и такое случиться, — пожал плечами Анфим. — Нехристи ведь тоже не железные. Они же с боями рязанские и суздальские земли прошли насквозь в стужу и снегопад, чай, немало их полегло на этом пути. Коль не пошли мунгалы на Новгород, стало быть, иссякла ихняя сила, ослаб дух боевой.

— Поживем — увидим, брат, — обронил Роман Старый, переходя от одной бойницы к другой. — Во всяком случае, Изяславль, Пацынь и Мосальск татары взяли приступом. Так беженцы говорят. А эти города были укреплены не хуже Вщижа.

— Ну, уж Пацынь-то по неприступности со Вщижем не сравнится! — возразил старшему брату Анфим Святославич. — Там и валы пониже, и стены не ахти какие! Ты же сам хотел захватить этот городок и укрепить его как следует. Не забыл?

— Дело прошлое, брат, — проворчал Роман Старый. — К чему теперь вспоминать об этом. Слава Богу, что Изяслав Владимирович с братией нас с тобой из Вщижа не выгнали.

— Так нам с тобой надо татар благодарить за это, брат! — рассмеялся Анфим Святославич. — Союзники Михаила Всеволодовича убрались отсюда из страха перед татарами. Нет худа без добра!

Однако ни Роман Старый, ни его воеводы не разделяли веселья Анфима Святославича. Они понимали, что татарская орда — это враг пострашнее Михаила Всеволодовича и всех его союзников.

— Что ни говори, княже, но без подмоги дело наше дрянь! — сказал боярин Захарий Водяник, седой и узколицый. Ему было семьдесят лет. — Нужно слать гонца к Изяславу Владимировичу, и как можно скорее! Надо убедить князя Изяслава забыть на время обиды и сплотить всех Ольговичей против татар! Иначе нехристи сегодня разорят Вщиж, завтра Брянск и Трубчевск, а потом и до Путивля с Черниговом доберутся.

Обсуждая сказанное Захарием Водяником, оба князя и их бояре стали спускаться по деревянным ступеням в полутемное чрево огромной бревенчатой башни, разделенной внутри на четыре этажа.

Перед тем как отправиться на полуденную трапезу, Роман Старый велел своим воеводам, тиунам и сотникам призвать под боевые стяги всех смердов и горожан, способных держать оружие. Также Роман Старый повелел вооружить отроков и девиц, знатных и незнатных, для того чтобы использовать их для несения караулов на стенах и башнях в дневное время. Оружие и доспехи для вступающих в войско Роман Старый приказал выдавать из своих особых хранилищ.

Уже сидя за обеденным столом вместе с женой и детьми, Роман Старый продолжал обсуждать с братом Анфимом, кого из гридней отправить гонцом к Изяславу Владимировичу. Для этого дела был нужен человек ловкий, смелый и хорошо знающий местность. Анфим предлагал послать вестником своего стремянного Радко. Роман Старый возражал ему, говоря, что Радко слишком молод, и склонялся к тому, чтобы сделать гонцом своего опытного гридня Драговита.

Видя, что спор двух братьев становится все горячее, княгиня Людмила предложила им бросить жребий или отправить за подмогой Драговита вместе с Радко.

— Ладно, твое слово верное, голуба моя, — сказал Роман Старый, взглянув на супругу. — Отправлю Драговита в Чернигов, а Радко к Изяславу Владимировичу. Нам любая помощь не помешает.

Княгиня Евфросинья незаметно переглянулась с Людмилой Мечиславной, поблагодарив взглядом сестру за умелое вмешательство в спор между их мужьями. Две княжеские семьи всегда трапезничали вместе.

Едва за столом водворилась недолгая пауза, как раздался голос Олега, тринадцатилетнего сына Романа Старого:

— Тятя, можно и мне вступить в дружину? Я уже не маленький.

— Ешь и не встревай, когда взрослые разговаривают, — одернула сына Людмила Мечиславна. — Ишь, воин выискался! Рано тебе еще за оружие браться.