Шкатулка с бабочкой - Санта Монтефиоре

Тоби проследил за отъездом Федерики и подумал, что не знает, когда снова сможет ее увидеть. По мере того как месяцы превращались в года, она все больше удалялась от них, как маленький плот, едва удерживающийся на плаву среди мощных подводных течений моря разочарований. Замужество не стало воплощением ее мечты и тем, чего желала бы для нее семья. Тоби вынужден был признаться самому себе, что потерял ее.

— Встреча с Феде заставила меня ощутить безнадежную печаль, — сказал он Элен.

— О, с ней все в порядке. У всех нас случаются свои взлеты и падения, — возразила она, будучи слишком озабоченной плачевным состоянием собственного брака, чтобы разделять сомнения относительно брака дочери. — Торквилл любит ее, — добавила она, не желая выглядеть слишком эгоистичной. — Они вместе справятся со своими проблемами.

— Я бы не был столь уверен в этом, — ответил он, возвращаясь в дом.

Элен разозлилась. Вокруг все только и говорили о Федерике. Какой несчастливой она выглядит. Как она набрала вес. Как может разрушиться ее брак. Можно подумать, что ни семье Эплби, ни другим жителям Польперро нечего было больше обсудить. Когда и Артур решил внести свою лепту в развитие этой поднадоевшей ей темы, терпение Элен лопнуло.

— Бога ради, Артур. Ты ведь ровным счетом ничего не знаешь о ее замужестве. Ты даже ни разу толком не поговорил с ней. Я не понимаю, почему ты вдруг решил без спроса постучаться в ее внутренний мир, — раздраженно воскликнула она.

Терпение Артура тоже потихоньку таяло под непрерывными атаками ее сомнительного толка юмора. Похоже было, что она получала удовольствие, споря с ним по любому поводу. Если причин для размолвки не было, она их изобретала, предпочитая барахтаться в собственных проблемах, а не пытаться найти выход из порочного круга саморазрушения.

— Послушай меня, Элен. По известным причинам я не вызываю симпатий у Федерики, но она росла на моих глазах, и меня очень беспокоит ее состояние.

— Не больше, чем меня, — огрызнулась она. — Она моя дочь, а не твоя.

Артур только вздохнул и прищурил свои маленькие карие глазки, преодолевая страстное желание закричать на нее.

— Я всего лишь предлагаю сделать что-нибудь, чтобы помочь ей. Совершенно очевидно, что она переживает тяжелые времена в своей жизни. Она нуждается в нашей помощи, — мягко произнес он.

— Ну и что ты намерен предпринять? Ворваться в их дом на белом скакуне? — презрительно засмеялась она. — Феде вовсе не нужна наша помощь. Если она ей понадобится, мы узнаем об этом от нее самой. Она с головы до ног одета от кутюр, денег у нее больше, чем у царя Мидаса, а ее муж поклоняется земле, по которой она ходит. Ее несчастный вид очень просто объясняется похоронами Нуньо, если ты помнишь об этом обстоятельстве, которое вовсе не является поводом для веселья.

— Но она никогда нас не навещает.

— У нее нет времени.

— Она любит свой родной дом, наши края, семью Эплби.

— Она ушла далеко вперед, но никто не желает это признать. Мы все остались позади, но мне это нравится. Она выбрала для себя лучшую жизнь вместо того, чтобы торчать здесь, в этом захолустье.

Артур, охваченный приступом ярости, уставился на нее. Он крайне редко выходил из себя, но на этот раз Элен зашла слишком далеко.

— Вот как! Ладно, мадам, если вас не устраивает ваша участь, почему бы вам не удалиться отсюда! — закричал он, в бешенстве бросая подвернувшиеся бумаги на пол. Элен удивленно смотрела на него. Он никогда еще не повышал голос. — И прошу, спрячь свои деньги в то место, где у тебя располагается рот, поскольку я устал от твоей бесконечной трескотни! — С этими словами он вышел из комнаты.

Глава 36

— Что это такое? — спросила Лючия, извлекая шкатулку с бабочкой из ящика прикроватной тумбочки Федерики, где она прятала свое сокровище под книгами.

— Не знаю, — сказал Торквилл, принимая вертикальное положение и зажигая сигарету.

— Какая прелесть, — ахнула она, открывая крышку. — Адорабиле.

— Ну, и что там в ней?

— Письма.

— Письма?

— М-м-м. — Она вздохнула, вытаскивая одно из них. — Че карина.

— Дьявольщина, от кого они могут быть? — спросил он, мгновенно разъярившись и выхватывая письмо из ее рук. Раскрыв красивый конверт, он развернул первый листок. Его плечи облегченно расслабились. — Это от ее отца.

— Дорогой, — восторженно произнесла она, — ты такой собственник.

— Как я тебе уже говорил, она — моя жена, она принадлежит мне, и я ее обожаю.

— А как насчет меня?

— Ну, ты не принадлежишь никому. — Он ухмыльнулся.

— Торки! — воскликнула она, прикидываясь обиженной.

— Хорошо, — согласился он. — Ты принадлежишь мне частично.

— Ты ведь знаешь, что я больше ни с кем не сплю.

— Знаю. Я бы убил тебя, если бы такое случилось, — заявил он и пристально посмотрел на нее своими бесстрастными зелеными глазами.

— Дай мне одно из этих писем, я хочу его прочитать, — возбужденно попросила она. Ей нравилось, когда он проявлял свою властность.

— Нет, не разрешаю, — отказал он, складывая письмо и возвращая его на место в шкатулку.

— Торки, прошу тебя, не лишай меня удовольствия.

— Я сказал нет — и точка. — Он обожал натравливать Лючию против жены.

— Не разговаривай со мной в таком тоне. Я позволяю тебе проводить набеги на мое тело, но и только. — Она рассмеялась.

— И ты наслаждаешься во время них каждой минутой. Когда я буду готов, то снова возьму тебя.

— Я ведь могу тебе не позволить, — подстрекала она.

— Я сильнее тебя. Я распластаю тебя и проткну как бабочку для коллекции. Даже не думай останавливать меня, когда я чего-либо захочу.

— Меня здорово заводит, когда ты говоришь так грубо. Прямо настоящий гангстер. — Она улыбнулась и потянулась как сытая кошка. — Мне бы хотелось, чтобы Федерика почаще проводила ночи не дома.

— Ни в коем случае, — резко возразил он. — Чем меньше, тем лучше. Я хочу, чтобы она всегда находилась под моим присмотром.

— Ты очень ревнивый муж.

— Она расцветает под моей опекой. Она нуждается во мне и без меня пропадет.

— Тогда какого черта ты спишь со мной?

Торквилл снисходительно усмехнулся.

— Потому, мой ангел, что ты работаешь совсем в другом отделе. Феде — моя жена. Ты — моя любовница. Я люблю вас обеих, но по-разному и не хочу лишаться ни одной из вас. Кроме того, мы с тобой очень старинные приятели. Так что нас связывает вовсе не интрижка. Скорее это продолжение старой дружбы.

— Откуда ты знаешь, что у нее нет романа на стороне? — спросила Лючия, сверкнув своими большими итальянскими глазами.

Торквилл продолжал самодовольно покуривать.

— Потому, ангелочек, что я осведомлен о каждом ее шаге.

— Ты — маленький шпиончик, — промурлыкала она, перекатываясь на живот и проводя длинным ногтем по его груди. — Ты и за мной присматриваешь?

— Не твое дело.

— Печально, что ты докатился до слежки за собственной женой.

— Это не слежка. Похоже, что ты меня не понимаешь. Я оберегаю ее. Она еще так молода и уязвима.

— Нет, ты за ней шпионишь. Если бы она была похитрее, то спала бы с твоим информатором. Я бы так и сделала. — Она захихикала.

— А я бы тебя прикончил, — сообщил он, глядя на нее каменным взглядом. Лючия содрогнулась от извращенного удовольствия, которое получала, когда ощущала исходящую от него угрозу.

— Твоя маленькая женушка уже не так и мала, — усмехнулась Лючия и провела языком по своему ногтю.

— Она совсем не толстушка, если ты это подразумеваешь.

— Не толстая, но полнеет.

— На ней теперь мягче лежать, и мне это нравится, — заверил он. — Кроме того, если бы она была такой же худощавой, как ты, я бы мог вас в темноте перепутать.

— У нас обеих итальянские имена. Я удивлена, что ты до них не добрался.

— У меня всегда все под контролем. Ты должна знать это, как никто другой.

— Ты ее любишь? — нахмурившись, спросила она.

— Да, — ответил он. — Я люблю ее до безумия.

— Что ж, тогда у тебя очень счастливый брак, не правда ли? — констатировала Лючия с сарказмом.

— Да, но я и тебя обожаю.

Она села и надула губки, позволив длинным черным волосам заструиться по крепким грудям.

— Почему ты на мне не женился? Я более красива, чем она, более умна, более умудрена жизнью. Я независима и знакома со светской жизнью, и, вне всяких сомнений, я лучшая любовница. Так почему же не я? Димми, перке нон чи сьямо май спосати?

Торквилл сунул окурок в пепельницу и встал с кровати.

— Именно по всем этим причинам, — ответил он. — По всем, что ты назвала.

Когда ранним утром Федерика вернулась, Торквилл уже ожидал ее. Он заключил ее в свои лживые объятия, но она не почувствовала ничего, кроме оцепенения, и не увидела перед собой ничего, кроме черного тумана сомнений.