О любви (сборник) - Наталья Нестерова

Никакими сверхъестественными способностями я не обладаю, экстрасенса из меня не получится. Но и не требовалось колдовать, чтобы понять: у Гаврилова и соседки закручивается роман.

Как сговорились все! Даже отставной полковник спецслужб, он же частный детектив, пьющий вдовец туда же.

Одна я… как щепка в проруби. Вот ударит мороз, замурует меня в лед… Так и надо.

— Иван Николаевич, — плюхнулась в кресло, — вы хотели сообщить мне что-то чрезвычайно интересное.

— Не столько «чрезвычайное» и «сообщить», — сел напротив, — сколько вырвать вас из пучины депрессии.

— Привет! — возмутилась я. — За три часа до Нового года сюда примчалась, чтобы услышать о том, что вы ничего не накопали?

— Новый год, скорее всего, Лидия Евгеньевна, вы встречали бы в грустном одиночестве. А сообщить могу вам немало. Другой вопрос: способны ли вы адекватно воспринять информацию?

— Вы начинайте излагать, а способна ли я на адекватную реакцию, узнаем по ходу дела.

— Разумно, — согласился Иван Николаевич.

Он достал из ящика стола папку, раскрыл, водрузил на нос очки, взял в руки первый листок:

— Искомая Татьяна Владимировна Петрова, семидесятого года рождения действительно вышла замуж за гражданина Фридриха Ганса Кауфмана. Брак зарегистрирован тринадцатого ноября тысяча девятьсот девяносто седьмого года. Ныне проживает в Дюссельдорфе… адрес имеется в деле. Выяснить удалось по причине сохранения Татьяной Владимировной российского гражданства, что было, очевидно, продиктовано стремлением получить наследство в виде квартиры на Чистых прудах. Благодаря чему, собственно, и получены данные сведения. Ныне указанная гражданка Петрова, по мужу Кауфман, владеет квартирой своей бабушки, семьдесят квадратных метров, полученной на правах наследства…

Тринадцатого ноября тысяча девятьсот девяносто седьмого в темном переулке я подобрала пьяного Максима. И стоило гражданке Петровой-Кауфман явиться за наследством, Максим поплыл на волне юношеских воспоминаний. Взыграли старые дрожжи, юношеские мечты, нереализованные стремления…

— Значит, они спелись месяц назад, когда Танька примчалась квартиру оформлять? — перебила я Ивана Николаевича.

Он посмотрел на меня удивленно поверх очков:

— Вы не слушали? Я ведь подчеркнул: гражданка Петрова-Кауфман вступила в права наследства три года назад, и с тех пор не посещала Российскую Федерацию… легальными путями, — добавил он после паузы. — И предположить, что благополучная бюргерша станет тайно шмыгать через границу, маловероятно. Квартиру на Чистых прудах не проверяли, но скорее всего — сдает. Еще вероятнее — каким-нибудь австрийско-немецким средней руки клеркам из иностранных фирм.

— Тогда к кому слинял мой муж Максим?

— Это вторая часть задания командования.

Иван Николаевич улыбнулся, как бы говоря, что «командование» — это я.

Теперь его прекрасные улыбки на меня не действовали. Стекловата в голове подвергалась тепловому воздействию. Не зря ведь говорят: интерес греет. Острые стеклянные иглы начали плавиться, образуя в плотной вате лабиринты, по которым с трудом, но пробирался здравый смысл.

— Лидия Евгеньевна, хотел бы вас предупредить, что удовольствия…

— Бросьте! — нетерпеливо перебила я. — Вам шпионить за деньги — можно. А для меня узнать, что подсмотрели — дурной тон?

Иван Николаевич сморщился, как болезненно кривятся люди, вдруг разочаровавшиеся в собеседнике. Он думал, я ангел, а оказалось — циничная торговка.

— Только хотел сказать, Лидия Евгеньевна, что, если моральный уровень человека, от детективных забав далекого, находится выше плинтуса, то смотреть на результаты наших трудов бывает неприятно.

Он стал выкладывать в ряд фото. Семь штук. Видеть их действительно противно, чувствуешь себя мерзавкой, которая в замочную скважину подглядывает. И в то же время — крайне любопытно. С интересом подобного рода копаются в грязном белье.

Но о всякой морали я мгновенно забыла На всех фото Максим был с женщинами. С разными. Целовался. Не страстно впившись в губы, а прикладываясь к щечке С одной — в ресторане, с другой — на улице, с третьей — у машины… На лице у него улыбочка, радостно-похотливая…

Мне вдруг не хватило воздуха, он не втекал в легкие, потому что горло стиснул спазм. Максим — бабник? Как Назар? Обманывал меня всю жизнь? Жена Назара тоже не ведает о кобелиных похождениях мужа. Да и мало ли знаю таких Назаров при слепо-глухих женах? Но никогда! Никогда представить не могла, что сама числюсь в отряде хронически обманываемых жен.

— Кто они? — просипела и закашлялась.

— За столь короткий срок выяснить невозможно, да и не требуется.

Иван Николаевич выложил на стол новые фото. Максим входит в подъезд с покупками магазинными и выходит из подъезда с портфельчиком.

У меня стали отмирать ноги и руки, мышцы налились свинцовой тяжестью…

— Ваш муж последние недели, как, осторожно допросив соседей, удалось выяснить, проживает по адресу: проспект Андропова…

Из-за недостатка кислорода и парализованных конечностей я должна была умереть или, по меньшей мере, свалиться в обморок. Но я вскочила на ноги и бешено заколотила по столу кулаками.

— Нет! Нет! Не верю! Неправда! Нет! — вопила я во всю глотку, а в паузах между «Нет!» выла как раненая волчица.

Иван Николаевич испугался, подскочил ко мне:

— Успокойтесь! О, не ожидал! Какая острая реакция.

Захватил мои руки, пытался усадить. Я извернулась и стала дубасить детектива — била, не разбирая куда. Мы примерно одинакового роста, поэтому несколько раз я сильно вмазала ему по лицу. Мои удары были ощутимы, Иван Николаевич после каждого крякал.

Наконец он справился со мной: зашел со спины, прижал мои руки к туловищу и очень крепко обнял. Со стороны мы, наверное, в этот момент, смотрелись нежной парочкой — он ее прижал к себе, воркует на ухо:

— Тихо, девочка, тихо! Все хорошо. Успокаиваемся, дышим глубоко. Ну: вдох, выдох. Молодец. Еще раз: вдох, выдох.

Такая парочка вполне могла бы существовать, сойди девушка с ума, а партнер владей приемами захвата буйно помешанных.

— Тихо, тихо! — дул мне в ухо теплый голос Гаврилова. — Расслабляемся и дышим, дышим.

Сколько времени потребовалось Ивану Николаевичу, чтобы утихомирить меня, не знаю. Но в какой-то момент до меня дошла абсурдность положения.

— Отпустите! — попросила я.

— Драться не будем? — спросил меня Иван Николаевич ласково, как чик-чирикнутую.

— Не будем.

Он подвел меня к дивану и осторожно усадил. Лицо Ивана Николаевича пунцовело, то ли от волнения, то ли после моего рукоприкладства. Хорошенькое дело — избила полковника.

— Принести вам воды? Чаю, кофе? Валерьянки? — все с тем же участием спросил Иван Николаевич.

— Яду.

— Понял, несу.

Прежде чем выйти из комнаты, опасливо оглянулся, не проявляю ли признаков бешенства.

Для описания моего состояния, казалось бы, трудно найти слова. Но так уже бывало. Давно, на секунды, но бывало.

В школе мы забавлялись: обхватывают тебя за талию, сильно раскручивают, а потом резко тормозят и давят ниже ребер, на диафрагму. Падаешь, теряя на несколько секунд сознание, или пребываешь в полуобмороке. Игры эти опасные и дурацкие, потому что мозг человеческий не наковальня, по которой можно колотить без вреда. Но игры такие были. В момент полуобморока или выхода из обморока действительность искажается. Она точно отплывает от тебя, и видишь ее, слышишь звуки как бы со стороны, как воспринимал бы нашу жизнь инопланетянин, скрытый в невидимой капсуле. Возможно, это ощущения, которые переживают наркоманы. Не знаю, наркотиков, даже легких, никогда не пробовала. Но есть стойкое убеждение: губительны подобные глюки — они тебя, человека, превратят в мутно-зелененького человечка с планеты под названием шизофрения.

Поэтому до прихода Ивана Николаевича, спасая свою психику, я твердила вслух:

— Остаюсь, не уплываю, возвращаюсь, сижу, смотрю, думаю и потому существую… ни фига не существую… удержать шарики на роликах, все предали, а ты фениксом возродишься… может быть… зачем?.. кто феникса видел?.. и как ему было заново по старым граблям прыгать?.. рассуждаю на отвлеченные темы — уже прогресс… о чем, бишь?.. гожусь ли я в фениксы…

— В фениксы? — переспросил Иван Николаевич, войдя в комнату. — Отличная аналогия! Вот, выпейте.

Коричневую жидкость в пузатом хрустальном фужере я выпила залпом.

Задержала дыхание и шумно выдохнула.

— Как? — спросил Иван Николаевич.

— Ниже среднего. Коньяк не французский.

— В вашем положении еще привередничать, — попенял Гаврилов. — Помогло? Я у соседки взял. Она стол к Новому году накрывает, времени осталось-то всего ничего. Приглашаю вас, Лидия Евгеньевна, за старый год…