Вокруг света за 280$ - Валерий Шанин

На борьбу с кроликами из Англии привезли и лис. Но они нашли здесь более легкую добычу. Многие животные сбежали или были брошены на произвол судьбы. Кроме диких верблюдов, по австралийским просторам бродит около 5 миллионов диких ослов, около миллиона диких лошадей. Есть там одичавшие буйволы, коровы, козы, овцы, свиньи, собаки и кошки. Причем именно кошки считаются самыми опасными хищниками, наносящими непоправимый урон мелким австралийским животным.

Сейчас в Австралии так много завезенных с других континентов животных, что большие красные кенгуру, когда-то бывшие здесь крупнейшими животными, сейчас всего лишь тринадцатые по величине. А ведь были планы привезти сюда из Африки обезьян, жирафов, антилоп и бегемотов… К счастью, они так и не были претворены в жизнь!

Вечером Грег и его жена Анджела устроили праздничный ужин с жареным кабаном. Потом мы стали по телевизору смотреть (и комментировать!) документальный фильм про сибирских мамонтов.

В кадре появился вертолет «Ми-8», и Пол (муж сестры Анджелы) тут же сказал:

— Когда я вижу силуэт советского вертолета, у меня сразу появляется в крови адреналин. У нас на стрельбах макеты вашей техники использовали в качестве учебных целей. Умом я, конечно, понимаю, что сейчас мы уже не враги, но за годы тренировок выработались устойчивые рефлексы, и тело реагирует автоматически. Помню, в прошлом году я был в Польше, и стоило мне увидеть на аэродроме «МиГ», а рядом с ним еще и солдат в форме Варшавского договора, мне долго пришлось себя успокаивать: «Ничего, Пол, они теперь не враги, не нужно волноваться».

Комментировались также погода — «И в Москве так же холодно? Нет?» (в фильме показывали снежную пургу), экипировка экспедиции: «А это караван?» (про юрту на полозьях), поведение участников: «Поздно укреплять палатку, если ураганный ветер уже начался», «Хорошую он нашел себе работу!» (это относилось к ученому, который кисточкой смахивал слой пыли с костей мамонта).

После ужина мы отправились на охоту. Грег выдал нам одну мелкокалиберную винтовку и пару коробок с патронами.

— Только смотрите овец мне не перестреляйте. У них глаза светятся зеленым светом, у кроликов — красным, а у лис, если вы их встретите, — желтым!

В свете фар открывалась сюрреалистическая картина: поля, днем выглядевшие такими пустынными, кишмя кишели кроликами. Мы настреляли их не меньше сотни. Под горячую руку попала и пара кенгуру. Их здесь тоже считают вредными животными. А вот лису видели только однажды, да и то слишком далеко.

Охотились мы до середины ночи, поэтому на следующий день встали поздно и выехали в дорогу только после обеда. Но к вечеру были уже в Сиднее. Я позвонил Денису, с которым познакомился в кентлинских бараках, узнать, можно ли у него остановиться на пару дней.

Денис встретил меня на станции Кемблтаун на новеньком джипе и наголо бритый. Но огорошил он меня не только тем, что радикально поменял имидж.

— В сентябре я возвращаюсь в Россию. Завтра иду покупать билет. Мне многие говорят, что я делаю неправильный шаг. Подождал бы еще два-три года и получил бы австралийский паспорт. Но я уже понял, что в Австралии прожить не смогу. С голоду, конечно, не умру. Я и сейчас хорошо зарабатываю. Машину вон новую купил.

— Зачем же она тебе, если ты собрался уезжать?

— Да я вначале купил, а потом собрался ехать. Сейчас, наоборот, все вещи распродаю. А машина мне пока нужна, чтобы на работу ездить. Я сейчас работаю практически без выходных. Хочу, чтобы у меня в Москве на первое время, пока сориентируюсь, были деньги.

Когда кентлинские бараки разрушали, жильцы соединялись группами, чтобы вместе снимать жилье. Денис поселился в одной квартире с Сашей, Николаем и Джорджем. С Сашей я вместе работал на грибной ферме, с Николаем — на погрузке мебели, а с Джорджем знаком был только мельком. Он приехал в Австралию семь лет назад по независимой иммиграции.

— В детстве я хотел быть летчиком. После школы даже поступал в Армавирское училище, но меня забраковали по здоровью — в одной ноздре нашли гайморит (простудился, купаясь в Кубани). После окончания Краснодарского института физкультуры работал тренером по плаванию.

— А в Австралии?

— Здесь мне помогли устроиться в транспортную компанию «ТНТ». Так в ней и работаю, в отделе международной почты. За семь лет мне ни на доллар не увеличили зарплату, а уж о повышении по службе даже говорить не приходится. Только из-за денег и работаю.

— А в Кентлин как попал?

— Бог привел. У меня был сосед из «Свидетелей Иеговы». Он и меня попытался втянуть в эту секту. Я тогда усиленно учил английский и пользовался любой возможностью попрактиковаться в языке. В коммуне «свидетелей», недалеко от Кембелтауна, все построено на американские деньги и по высшему американскому стандарту. Но как только мне сказали, что когда-нибудь и я смогу там жить, это меня напугало. В русскую православную церковь я пришел покаяться. Составил список всех своих грехов за всю жизнь. После покаяния стоял минут десять, не в силах двигаться, слезы текли ручьем. Как сейчас помню, подошла ко мне какая-то старушка и спрашивает: «Убил, что ли, кого-нибудь? Или денег нет?» А я стоял и ничего ответить не мог. Потом у меня как раз начался отпуск, и я целыми днями сидел и до боли в глазах вчитывался в Библию. Через русскую православную церковь я и попал в кентлинские бараки.

В новозеландском консульстве я объяснил ситуацию так:

— Я собирался уехать в Новую Зеландию, но мне долго не возвращали из консульства паспорт, поэтому пришлось менять все свои планы, — и попросил продлить на две недели срок въезда по уже полученной визе.

Но это оказалось невозможно. Нужно подавать на новую визу. Причем все, как и в первый раз, — бронировать билеты туда и обратно, доказывать свою платежеспособность… Единственное отличие — во второй раз решение должны принять быстрее.

Ждать, чем закончится рассмотрение моего заявления на визу, я не стал. Оставил в консульстве конверт с адресом своих мельбурнских знакомых — будет повод еще раз заехать к ним в гости.

Из Кемпбелтауна я уехал с Джозефом Гусейном, попавшим в Австралию 17 лет назад из Южной Африки.

— Мой дед и отец были фермерами. У нас работали черные африканцы. Но мы относились к ним так же, как и к белым. И даже лучше. Однажды к нам приезжал родственник из Голландии. Целый день он наблюдал за работой садовника, а потом пожаловался моему отцу: «Он же вообще ничего не делал, слонялся из угла в угол. Выдернет какую-нибудь травинку и опять бездельничает». А мы уже привыкли к тому, что африканцы не могут работать так же упорно, как белые или, например, китайцы. Один предприниматель из Малайзии открыл у нас фабрику, нанял рабочих. Они должны были к марту подготовить к отправке первую партию товара. В конце февраля он приехал посмотреть, как идут дела, а там — полный застой. «Как же так? — удивился он. — Скоро же отправлять». А менеджер объясняет: «Ну, что я могу сделать? На то, что мы обычно делаем за три часа, африканцам нужно восемь. Время для них ничего не значит. Они вообще никуда не спешат». Надо ли говорить, что фабрику пришлось закрыть. Это оказалось легче, чем переделать менталитет работников.