Попутчики (СИ) - Авербух Наталья Владимировна

Врени сплюнула.

— Добренький!

— Но я не держу тебя, дочь моя, — продолжал приор. Врени уставилась на него в немом изумлении. — Если хочешь, я поговорю с её милостью, кажется, это она запретила тебе покидать город?.. Я освобождаю тебя от исполнения задания. Ты справилась лучше, чем я мог надеяться. Что ещё?.. Тебе, кажется, не заплатили? Хорошо, я заплачу тебе столько, чтобы ты ни в чём не нуждалась…

— Ты меня не купишь! — вскипела Врени.

— Не хочешь, уходи без денег, — отступил приор и цирюльница окончательно смешалась. — Ты честно и верно служила, твоя смекалка спасла наши жизни. Я надеялся, что смогу попросить тебя о помощи ещё не раз, но, раз тебе это противно…

— Не играй словами!

— Умолкаю, — в защитном жесте поднял руки приор. — Одним словом, ты свободна.

Врени растерянно отступила.

— Но старик Клеменс… он ждёт меня…

— Я ему объясню.

— Он не справится один…

— Ничего, постарается.

— Но Марила…

— Я попрошу Вира поговорить с её братом.

— Но её милость…

— Я же сказал, с ней я тоже поговорю.

— А… — растерялась Врени.

— Ты свободна, — повторил приор.

Врени сделал ещё один шаг назад. Желанная свобода была так близко… но почему-то имела противный привкус. Как будто её столкнули с этого обрыва… как те крестьяне, которые хотели проверить, умеет ли она летать… а она не умеет. Цирюльница повернулась к брату Полди.

— Я буду вспоминать тебя, — серьёзно произнёс монах.

— Только не в молитвах, — попросила Врени, улыбаясь одними губами. На душе было паршиво. — Прощай!

— До встречи, — мягко поправил брат Полди.

Этого Врени вынести уже не могла. Она отвернулась и опрометью бросилась через двор.

Нора пребывала в смятении. Она долго спала и сны её были ужасны, а, когда проснулась, ей доложили, что «снова пришёл муж волшебницы» и он «просит уделить ему время». Баронесса прикинула, что может иметь в виду под этой вежливой формулой её наставник, наскоро оделась и побежала в таблиний. Встреча с волшебником была не самой приятной. Он проверил её знания в логике и остался не удовлетворён.

— Вы никогда не постигнете магии, ваша милость, если не будете отличать «все» и «некоторые»! Как вы собираетесь править Тафелоном, если не можете сделать простейший логический вывод?!

— Но я делала…

— Да?! Вы считаете, если некоторые мыши белые и некоторые белые существа ядовиты, то некоторые мыши могут быть ядовиты?! Вы ведь так сказали!

— Но… некоторые… может быть… так безопасней…

— Нет, нет и нет! Когда мы говорим «некоторые» в двух предложениях подряд, мы вообще не можем сделать никаких выводов, понятно?!

— Да, учитель…

— Это не потому, что я учитель, а потому что логика — логика этого не позволяет! Вы слышите, ваша милость?! Логика! Запомните, если вы не будете понимать законов логики, вас однажды так же вывернет наизнанку, как того сапожника!

Разнеся её знания в пух и прах и посулив проверить при следующей встрече, Лонгин умчался куда-то в глубины дома, оставив молодую баронессу приходить в себя. Ей предстояло принять решение — или бросить занятия магией или освоить эту проклятую логику. Ещё неизвестно, что хуже.

Размышляя обо всём этом, Нора шла по крылу, в котором располагались господские покои, как вдруг дверь в её собственные открылась, оттуда высунулась взлохмаченная голова её мужа. Клос что-то прокричал вслед торопящемуся слуге.

Прежде чем баронесса успела понять, что происходит, как Клос убрался в её комнаты и захлопнул дверь. Нора помедлила и вошла туда.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, застав своего собственного мужа в своих покоях, причём успевшего раздеться до тонкой нательной сорочки.

— Хороший вопрос, — усмехнулся Клос. — Что я делаю в спальне своей жены?

— Днём, — ляпнула Нора и покраснела, чувствуя себя очень глупо.

Вообще-то в том, что Клос ночует в её комнате, была заслуга Веймы и её… странного чувства юмора. Мужу баронессы выделили третью хорошую кровать (первые две достались Норе и Вейме с Виром), но вот просторной комнаты не нашлось, и в покоях рыцаря Клоса, кроме кровати, едва помещался сундук с его одеждой. Доспехи и оружие разместили в общей оружейной на первом этаже. Клос, не привыкший к такому обращению, жаловаться не стал, селиться в доме отца посчитал унизительным, но целыми днями то пропадал неизвестно где, то слонялся без дела по дому, а сюда приходил только спать.

— Меня поймал за рукав Вир, — пояснил рыцарь и показал жене порванную рубашку. — Сказал, что не мешало бы потренироваться перед поединком с графом цур Дитлином. Я еле вырвался переодеться.

Клос коротко хохотнул.

— У Вира и силища! Я думал, он мне руку оторвёт!

— Он может, — согласилась Нора. Она вдруг подумала, что впервые оказалась наедине с собственным мужем. Вернее, впервые оказалась рядом с ним при свете дня. Обычно всегда вокруг толпились люди. Слуги, кнехты, Вейма… А сейчас они все были где-то далеко. Здесь оставались только они двое. Муж и жена. Это было… странно.

Дверь отворилась, вошёл слуга, который с поклоном принёс одежду своего господина — попроще, покрепче, чем то, в чём Клос расхаживал с утра.

— Пшёл вон! — рявкнул на него рыцарь, отбирая одежду.

Нора подняла брови. Прошлой ночью Липп говорил ей, что в Хларии знатные люди вовсе не одеваются сами — для каждой вещи есть свой слуга и все стоят, почтительно ожидая, чтобы подать, повязать, закрепить, зашнуровать именно свой предмет туалета. А господин или госпожа стоит как истукан и терпит всё, что с ним делают слуги. Липп тогда много болтал, пытаясь развлечь или рассмешить замученную страшными картинами магического боя баронессу. Но этот рассказ и правда её позабавил. А в Тафелоне бывало по-всякому, но уж шнуровку на себе никто из знати не затягивал.

— Не люблю, — пояснил Клос, раскладывая на их кровати принесённые штаны и рубашки. — Возятся, возятся… Теребят, как будто я кукла или что похуже. В походе, небось, не до того.

Нора покраснела ещё больше. Тонкая сорочка не скрывала статного тела её мужа, его крепких мускулов — баронесса прекрасно помнила, какой силой они дышат и как она себя чувствовала в его объятьях. А он её даже не стеснялся.

Внезапно её осенила новая мысль.

— Поединком с графом цур Дитлином?

— Ну да, — нетерпеливо ответил Клос, натягивая тёмно-синие шоссы[37]. — Я же вызвал этого старого дурака на совете.

Нора ещё какое-то время соображала, продолжая пожирать глазами собственного мужа. Потом подумала, что ему наверняка не впервой вот так одеваться перед женщиной и можно себе представить, что это были за женщины! Она отвернулась.

— Граф цур Дитлин — опытный воин, — колко произнесла баронесса.

— Ну да, — отозвался Клос, ныряя в ярко-красную рубашку. В Тафелон ещё не пришла из Хларии нелепая мода носить правую сторону одного цвета, а левую другого. — Это всем известно. В войне с нагбарцами он себя показал не хуже твоего батюшки, э?

Нора повернулась и посмотрела на мужа. Ему очень шёл наряд, и цвет и весь он был… он был…

— Он может тебя убить! — вырвалось у Норы.

Клос, который как раз застёгивал на талии новенький кожаный пояс, внимательно посмотрел на жену.

— Может, — согласился он, затягивая шнуровку за запястье. — Для этого я и нужен.

— Для чего?!

— Чтобы рисковать жизнью во имя прекрасной дамы, — легкомысленно рассмеялся Клос.

— Но ты же не любишь меня!

Руки рыцаря, возящиеся с пряжкой, остановились. Клос смерил Нору ещё более внимательным взглядом. Потом отвернулся, открыл дверь и что-то рявкнул в коридор.

— Когда нас обвенчали, о любви речи не было… жена моя, — бросил он баронессе всё тем же легкомысленным тоном.

Нора смутилась. Было страшно нелепо быть женой совершенно чужого человека, родить от него трёх сыновей и остаться с ним едва знакомой! Губы рыцаря тронула улыбка, значения которой баронесса не смогла разгадать. Он протянул руку и коснулся её плеча.