Всё про Электроника (сборник) - Евгений Велтистов

– Я лечащий врач, – представился доктор.

– А я тренер, – мрачно изрек Ростик.

– Что с ними? – спросил Громов.

Оба выразительно пожали плечами. Потом доктор высказал свое предположение:

– Какой-то новый вирус. Вероятно, эговирус.

Громов направился к палате, но доктор преградил ему путь:

– Извините, профессор, это не по вашей специальности. – Он указал на объявление, где написано: «Карантин!» – К нам едет комиссия.

– Да задумайтесь, – рассердился Громов, – в этом злосчастном вирусе виноват один я! Вместо «эрго» телеграф отстучал «эго». Улавливаете разницу между этими понятиями – работой и самолюбием? Элементарная опечатка, а мальчишки вообразили незнамо что!

Стражи у двери переглянулись, но не отступили, будто их самих пригвоздило на месте слово «карантин».

– Сначала узнаем, профессор, – предложил доктор, – что скажет классическая медицина…

– Я роботопсихолог. Кстати, среди больных, если я не ошибаюсь, находится и мой пациент. Позвольте пройти!

Громов широким жестом отстранил стражей и вошел в палату. За ним скользнули Электроничка и Рэсси, как представители робототехники.

Девчонки помчались к окнам.

В палате было мирно, но не тихо. Макар Гусев, развалившись в кресле, включив на полную мощность звук, смотрел по телевизору футбольный матч. Профессор уткнулся в географический атлас. Виктор Смирнов разглядывал в лупу уснувшую муху, а Чижиков-Рыжиков по его описаниям рисовал фломастерами ее части.

Электроник и Сыроежкин покоились на постелях в самых безмятежных позах, умиротворенные, удивительно похожие друг на друга.

Незадолго до появления Громова Сергей дотянулся до соседней кровати, ткнул Элека в железный бок:

«Послушай, Эл, ты не притворяешься? Ты в самом деле болен?» – «Да», – последовал лаконичный ответ. Тогда Сыроежкин решил разделить участь товарища, окунулся в глубокий сон.

Вошедших, казалось, никто не заметил, хотя они стояли посреди комнаты.

Но Вовка Корольков на мгновение поднял голову над атласом, который он изучал, и спросил Громова:

– Послушайте, любезный, вы не помните размера острова Робинзона?

– Не помню… любезный, – вежливо ответил Громов.

Вовка склонился над картой; он явно не узнал профессора.

– Го-ол! – затрубил Макар таким истошным басом, что Громов чуть не выронил свою длинную трубку.

– Нельзя ли потише, молодой человек?

– Эй, старикан! – крикнул Гусев. – Брось ругаться, иди сюда. Фартовый гол.

– Черт знает что, – сказал сердито Громов, теряя самообладание. – Вы забываетесь, молодой человек!

Проблеск сознания мелькнул в глазах Макара и тут же исчез. Макар уставился в экран.

– Что с ними, Гель Иванович? – опросила Элечка, а Рэсси вопросительно гавкнул.

– По-моему, снижение коэффициента самооценки, – задумчиво произнес Громов. – Редчайший случай в робототехнике. Сейчас проверим, насколько злокачествен этот «эго».

Он подошел к лежащему Электронику, окликнул его:

– Ты слышишь меня?

– Слышу, – отвечал робот, не открывая глаз.

– Ты проанализировал, что с тобой произошло?

– Проанализировал.

– Ты можешь вернуться в рабочее состояние?

– Не знаю, – сказал Электроник. – Я ищу выход.

Профессор внимательно и долго смотрел на него. Только опытный роботопсихолог по мельчайшим внешним признакам мог установить, что случилось с его любимым сыном. Казалось, уплыли куда-то вдаль назойливые телевизор и сама комната с поверженными чемпионами, остались создатель и его дети.

– Вот что, – прервал наконец молчание Громов, – я тебе задам один вопрос. В тебе идет переоценка основных понятий?

– Да, – ответил Электроник. – Я не знаю, почему так происходит.

– И я пока не знаю, – сказал профессор. – Помочь себе можешь только ты сам. Слушай внимательно…

– Я слушаю.

– Если ты не самовосстановишься, не поверишь в ценности жизни, ты перестанешь быть Электроником, погибнешь как личность. Понял меня, Элек?

– Понял, – отозвался робот, вытягиваясь неестественно прямо на кровати.

– Даю тебе, – профессор взглянул на часы, – ровно пять минут. Работай, Элек!

Громов подвинул кресло к кровати, уселся возле больного. Потянулись тягостные минуты. Какая-то внутренняя перестройка шла внутри робота, но шла значительно медленнее, чем этого хотелось бы Громову. Лицо профессора было серьезным, он застыл на месте. Элечка вся напряглась и ощутила, как постепенно меняются внутри лежащие схемы, как восстанавливаются прежние контакты, но Элек не подавал никаких признаков выздоровления. Глаза Рэсси мигали зелеными вспышками, отсчитывая быстрые секунды, и Элечка в нетерпении спросила:

– Он успеет… восстановиться?

Громов молчал.

– А как же я?

– Что ты?

– Я без него не могу. – В голосе Эли звучала тревога.

Девчонки переживали за своего капитана, почувствовали всю серьезность момента.

Профессор грустно улыбнулся:

– Все зависит только от него.

Тогда Элечка взяла лежащего за руку, громко произнесла:

– Послушай, Элек, это свинство так подводить товарищей!

– Я робот-свинтус, – прошептал Электроник.

– Он ответил! – сказала Электроничка. – Он просто свинтус.

Громов рассеянно взглянул на часы.

– Медленно, медленно, – пробормотал он, и Элечка догадалась, что наступает критический момент в выздоровлении: быть ее товарищу Электроником или каким-то иным, совсем новым роботом.

Нет, она не хотела видеть кого-то другого!

– До чего ты дошел, – сказала Элечка с отчаянием, почти дерзко. – Ты потерял человеческий облик!

Робот пытался что-то ответить и не сумел. Мигали секунды – вспышки в глазах Рэсси. Наконец Электроник произнес:

– Я почти человек, могут же быть и у меня слабости…

– Ты не человек, потому что не развиваешься, – пояснила электронная девочка. – Ты не хочешь выздоравливать…

Громов поднял голову, с интересом наблюдая за необычным поединком.

– Хорошо, я не человек, – сонно согласился больной. – У суперробота свои слабости…

Электроничка подошла к нему ближе.

– Никакой ты не супер! – отчеканила Электроничка и вдруг запнулась: – Ты… ты так старался стать человеком… Вспомни, ты им почти стал!.. А теперь… Еще немного – и ты превратишься в груду железа!

Девчонки затаили дыхание: ведь Элечка борется за жизнь товарища!

– Электроник, осталась минута, – напомнил профессор.

Робот вздохнул:

– Хорошо, я останусь железным Элеком…

Элечка оглянулась, увидела сонных мальчишек на постелях, лица подруг в окнах, пылающее лето за их спинами, и ей впервые в ее электронной жизни стало тоскливо и страшно.

– Значит… – произнесла она звонко, – значит, я, как и ты, никогда не смогу стать настоящим человеком?

Глаза Элечки помимо ее воли стали влажными, она быстрым движением протерла их, чтоб лучше видеть. Что-то необычное случилось в ней в тот миг. Электроник сразу уловил ее состояние, едва заметно шевельнулся.

– Плачь, плачь, – тихо сказал он, – это так же полезно, как и смеяться. Я помню, как я впервые засмеялся… Я даже хохотал…

– Вот и смейся! – Элечка топнула ногой. – Смейся и хохочи!

– Не могу…

Она посмотрела в глаза Рэсси и поняла, что время, отведенное профессором ее товарищу, кончается.

– Эль-эль-элечка! – вдруг очнулся от спячки Гусев. – Вот где ты! Эль-эль-элечка!..

Элечка еще секунду всматривалась в лицо Электроника. Потом повернулась к двери, крикнула:

– Все вы обманщики! Я ухожу! Прощайте!

Одним прыжком Эля миновала веранду, скользнула мимо кустов, перескочила через забор. Исчезла.

В ту же секунду последний блик отсчета времени мелькнул в глазах Рэсси. Пять минут истекли.

Электроник открыл глаза, сел, осмотрелся. Увидел Рэсси.

– За ней! – приказал робот. – Рэсси, догнать! Вернуть Элечку!..

Громов едва заметно улыбнулся: все-таки Элек сумел пересилить болезнь, доказал свою жизненность. Он уловил знаменитую фразу философа, которую Электроник произнес почти про себя: «Я мыслю – значит, я существую».

Да, кризис миновал…

Рэсси, подчиняясь приказу, молнией скользнул в окно и взмыл в вышину неба – над лагерем, над Васильками, над миром, – чтоб отыскать одинокую бегунью.

– Ребята, что же мы?.. – громко сказал Электроник, и все очнулись, словно от заколдованного сна.

– Что это? Где мы? Что случилось?

Постепенно лица становились осмысленными, память восстанавливала прошедшее. Вон тот человек, которого Макар обозвал стариканом, – их кумир Гель Иванович Громов; он, как обычно, что-то старательно набрасывает в свой блокнот. Элек на месте, он движется, говорит: вероятно, он самовосстановился. Еще минуту назад здесь, кажется, была Электроничка и кто-то мигал зелеными глазами. Куда они девались? Пожалуй, в комнате случилось что-то необъяснимое, что-то очень важное.

Мальчишки сгрудились вокруг Электроника. Девочки робко вошли в палату.