Лучшее за год 2006: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк - Гарднер Дозуа

— Пожалуй, — согласился Майк, хотя ответ был скорее автоматическим: мысли Мигеля унеслись далеко.

Внезапно Вильяса осенило: есть кое-кто поважнее, чем менеджеры высшего звена. Кое-кто, чья помощь остается надолго.

И это — учителя.

Мэри Розенблюм

Внешность обманчива

Мэри Розенблюм, один из наиболее известных и плодовитых авторов девяностых, впервые опубликовалась в «Asimov's Science Fiction» в 1990 году и с тех пор является постоянным и активным сотрудником этого журнала, в котором было напечатано около тридцати ее произведений. Кроме того, ее рассказы появлялись в «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Science Fiction Age», «Pulphouse», «New Legends», а также в других журналах и сборниках.

Еще в девяностые годы Розенблюм сочинила огромное количество ярких, увлекательных и волнующих историй, чем завоевала множество преданных поклонников. Огромной популярностью среди читателей «Asimov's» пользовались ее рассказы из серии «Земли» («Drylands»), но и многие другие работы оставили неизгладимое впечатление, такие как «Каменный сад» («The Stone Garden»), «Синтез» («Synthesis»), «Полет» («Flight»), «Калифорнийский мечтатель» («California Dreamer»), «Бросок к Пегасу» («Casting at Pegasus»), «Энтрада» («Entrada»), «Крыса» («Rat»), «Сад на Центавре» («Centaur Garden»), «Внешность обманчива» («Skin deep»), «Песни сирен» («Songs the Sirens Sing») — этот список можно продолжать и продолжать. Ее новелла «Газовая рыба» («Gas Fish») выиграла премию журнала «Asimov's» 1996 года и вошла в число претендентов на награду «Небьюла» в том же году. Ее первый роман «Земли» («The Drylands»), вышедший в 1993 году, встретил восторженные отклики в прессе и получил престижную премию Комптона Крука как «Лучший дебютный роман года», вслед за ним появился второй роман «Химера» («Chimera»), а затем и третий — «Каменный сад» («The Stone Garden»). Первый сборник рассказов «Синтез и другие рассказы» («Synthesis and Other Stories») был тепло встречен критиками — его назвали одним из лучших сборников 1996 года. Последними произведениями писательницы стали мистические романы, объединенные в трилогию, которые от опубликовала под псевдонимом Мэри Фримен, а в настоящее время автор работает над еще одним научно-фантастическим романом. Мэри Розенблюм — выпускница писательского семинара «Clarion West», ныне проживает в Портленде, штат Орегон.

Эта трогательная история повествует о том, что хоть внешность и бывает обманчива, но, если приглядеться к тому, что за ней скрывается, можно обнаружить несколько больше того, что ожидалось увидеть…

Когда группа журналистов вошла с улицы в ресторан, у меня и в мыслях не было, что это меня они ищут. Я даже не смотрел в их сторону и продолжал возиться в мойке. Да и на что они мне сдались? В последнее время наш ресторанчик на пятнадцать столиков стал весьма популярен: о нем писали в «Таймс», так что среди посетителей в переполненном зале всегда можно было встретить кого-нибудь из знаменитостей. Не знаю, что всех влекло сюда — то ли дорогое меню, состоящее из блюд, приготовленных Антонио исключительно из диких растений, то ли людям просто нравилось, что здесь так мало столиков. Как бы то ни было, для меня день уже был испорчен. У нас появилась новенькая — девица, которую взяли резать салаты, так вот ей приходилось забирать у меня посуду, и она изо всех сил старалась на меня не смотреть. А Персидо и остальные ребята то и дело посылали ее ко мне. Это у них что-то вроде обряда посвящения. Мне такие шуточки никогда не нравились. Уж я-то хорошо знаю, каково это любой женщине — смотреть на меня.

Так я и стоял у раковины, намывая кастрюли из-под паэльи, руки — по локоть в воде желто-оранжевого цвета, как вдруг, ни с того ни с сего, вспыхивает свет, вокруг становится необычно шумно и тесно, маленькое пространство кухни едва вмещает такое количество людей. Я поворачиваюсь к ним, жирная желтая пена капает на пол, и вижу какую-то тетку с микрофоном, с ней несколько типов с переносными видеокамерами, которые прильнули к объективам, чтобы навести резкость. Эта тетка указывает на меня микрофоном и, сияя от счастья, болтает что-то невразумительное громким дикторским голосом. Что-то о какой-то там технологии, о каком-то докторе… И как я себя чувствую?

А чувствую я себя паршиво. У меня нет зеркала, даже для бритья. Оно мне ни к чему. Когда мне хочется увидеть свое лицо, я просто смотрю на кого-нибудь. И получаю прекрасное и четкое отражение того, что получилось в результате минимума работ по восстановлению моего лица в исполнении Общественного Здравоохранения. Не красавец. Вам повезло, если вы не сталкивались со мной темной ночью. Но я привык, ведь мне уже и не вспомнить, как я выглядел до пожара в машине, впрочем… чего уж там — полагаю, это гложет меня до сих пор. Так что гляжу я в объективы камер, а сам думаю о том, что в ближайшие двадцать четыре часа мне не придется включать телевизор, чтобы случайно не наткнуться на программы новостей.

— Итак, Эрик, расскажи, о чем ты думаешь, ведь теперь у тебя снова будет нормальное лицо? Ты взволнован? Сообщил ли тебе доктор Олсон-Бернард, сколько времени это займет — хотя бы приблизительно?

Олсон-Бернард. Наконец-то слова репортерши стали до меня доходить. Это тот самый хлыщ, который работает в больнице университета. В свое время я заполнил у него обычные с виду анкеты для проведения операции по пересадке новой искусственной кожи — какой-то экспериментальной, выращенной вегетативно, или как-то похоже. Там было еще человек тридцать, из них парочка безобразных уродов вроде меня — полагаю, тогда я просто выкинул все из головы. Я и раньше обращался с подобными просьбами, но мне постоянно отказывали, уверяя, что кожный покров поврежден слишком глубоко и восстановлению не подлежит. Но мне все равно хочется.

— Доктор… — говорю я и понимаю, что голос мой звучит так, будто его тоже поджарили.

Ведущая новостей обращается к камере, расплываясь в радостной улыбке, идеальной с точки зрения европейского фенотипа, и начинает нести всякую чушь о докторе и обо мне — бедном и несчастном существе, о том, как добрый доктор собирается вернуть меня к жизни, и все в таком же духе. Я ее уже не слушаю: в ушах стоит гул, множество глаз просто зажали меня в тиски, Ринко, Волосатый, Паук — все те ребята, с которыми я работал каждый день, — пялятся на меня так, будто видят впервые, и все повара туда же, даже Домино (это он меня тискал однажды), и все официантки, мало того, посетители в зале тоже тянут шеи, стараясь разглядеть из-за всех этих спин, что происходит.

— Так что же ты чувствуешь? — Репортерша тычет в меня микрофоном, словно полицейский — жезлом.

— Я… даже и не знаю.

Она разочарована.

В конце концов Антонио не выдерживает и велит мне отправляться домой, чтобы я не мешал людям заниматься делом — готовить блюда и обслуживать посетителей. Чему я очень рад, поскольку от всех этих взглядов лицо мое затвердело, как пластик. Я объявляю Антонио, очень громко, что собираюсь проверить протечку, а сам запрыгиваю в служебный лифт, спускаюсь к заднему входу и незаметно выскальзываю в переулок — просто на тот случай, если журналисты все еще где-то рядом. Идет дождь, и свет от светофоров растекается красными, желтыми и зелеными огоньками по лужам, все вокруг прячутся от дождя — кто под зонтиком, а кто шапку натянул поглубже. Улицы забиты такси и велорикшами, и пока я Добираюсь до станции, мое пластиковое лицо размягчается от холодного дождя, пахнущего Нью-Йорком. И вот я уже на платформе — скучающий охранник скользит взглядом по сканеру и даже не оборачивается в мою сторону, а вагон в кои-то веки почти пустой.

В моей каморке на верхнем этаже в доме без лифта «оживает» компьютер — на экране монитора вспыхивает картинка «срочной почты»: свинцовые пенистые волны бьются о гавайский берег, ветер треплет в клочья пальмы. Это Дэйтарк, кто же еще. И точно — стоит мне сесть перед компьютером и войти в программу, как ее слова строкой бегут по дисплею:

> Ты во всех новостях дорогуша догадываюсь нескучная неделька предстоит.

Тут же по всему экрану вспыхивают маленькие фейерверки — это Дэйтарк смеется. Затем она обрушивает на меня видеоряд — я не успеваю убрать изображение и вижу себя, как я жмусь спиной к раковине, озираюсь вокруг, словно бездомный пес, загнанный в угол. Давненько я не видел своего лица, и сейчас, то ли из-за прожекторов на камерах, то ли из-за ракурса, оно выглядит крупнее, чем на самом деле, — плоское, лоснящееся и тошнотворно белое, как оплавившаяся свеча, вместо ушей огрызки, волос нет в помине, там, где должен присутствовать нос, — дырки, и все это скорчено в гримасе. Кусочки курицы с карри, которой Антонио кормил сегодня персонал, подступают к горлу и просятся наружу.

> Значит успешный док собирается сделать тебе новое личико.

Следует пауза, и на экране серые тучи кружатся над зеркально-спокойным озером, что означает — Дэйтарк задумалась.