Кантор идет по следу - Рудольф Самош

Турок кивнул головой и улыбнулся:

— А через восемь лет и у меня заберешь?

— Ну что ты! Ты же мне друг.

— Так, так… А что у тебя с последней женой?

Лицо Семеша как-то перекосилось, морщины стали глубже.

— Ерунда все это… — Он небрежно махнул рукой. — Все, все несерьезно…

Турок беззвучно рассмеялся, вспомнив, какой вид был у Семеша четыре месяца назад. Главный редактор послал тогда Семеша на дунайскую плотину написать репортаж. Однако прошло четверо суток, а от репортера не было ни слуху ни духу. На пятый день, утром, Семеш появился в редакции, но в каком, виде: осунувшийся, с темными кругами под воспаленными глазами.

— Ты где пропадал? — набросился на него заведующий отделом.

Семеш жалким взглядом обвел коллег по работе.

— Почему вы сердитесь? — устало спросил он.

— А где твой репортаж?

— Репортаж? — И как-то по-смешному всплеснул руками.

— Я вычту у тебя из зарплаты за эти дни!

— Да?! — взорвался вдруг незадачливый репортер. — Удерживать — это вы умеете, а вот защищать своих сотрудников — нет!

Коллеги с некоторым сочувствием посмотрели на Семеша, недоумевая, что с ним могло случиться и почему его нужно было защищать.

— Ну что вы на меня уставились? Да, со мной произошел несчастный случай. И газета должна оплатить мне убытки, понесенные мною во время официальной командировки на дунайскую плотину.

— А что ты там сделал?

На этот вопрос Семеш ответить затруднялся, так как вместо того чтобы выполнять задание редакции, он встретился с одной местной воспитательницей детского сада в неплохо провел с ней время. Это была молодая пухленькая женщина, а к таким Семеш питал особую слабость. И он предпочел провести время в пуховой постели.

Проснувшись на следующее утро, Семеш нашел на столике бутылку замечательного рислинга, который изготовляли родители дамочки из винограда, выращенного на собственном участке. Семеш об этом ничего не знал, да и знать не хотел, как не знал и того, кому принадлежит этот большой дом, где он нашел столь приятное прибежище. Может, домом владеет не сама молодушка, а кто-то другой, с кем она состоит в сомнительной связи?…

Первым в спальню ворвался мужчина лет тридцати.

— Боже милосердный! — испуганно воскликнула молодка при виде мужчины. — Мой брательник! — И спряталась с головой под одеяло.

— Ах ты грязная свинья! Ах ты развратник! — угрожающе загремел мужчина.

— Прошу прощения, господин! Или товарищ… Не знаю, как вас называть… — жалко пролепетал Семеш, пытаясь сообразить, где это он, собственно, находится. — Здесь произошло какое-то недоразумение…

— Недоразумение?! — Мужчина приблизился к кровати. — Ты обесчестил мою сестру!

Семеш бросил взгляд на возвышение, прикрытое одеялом. Там действительно кто-то лежал.

— Только прошу без обмана! — Семеш сел на кровати, сделав рукой предупреждающий жест.

— Что такое?! — закричал мужчина. — Ты что думаешь, ублюдок ты этакий? Да знаешь ли ты, из какой семьи моя сестренка?

Семеш пытался было протестовать, но, увидев в дверях еще какого-то мужчину с усами, более внушительной комплекции и старше возрастом, предусмотрительно умолк, оценивая ситуацию.

— Шара! Иди-ка сюда! — позвал грозным голосом усатый.

— Слышу, отец, — ответила Шара, высовывая голову из-под одеяла.

«Теперь я по крайней мере знаю ее имя», — подумал про себя Семеш.

— Ну, сынок, — продолжал греметь усатый. — Ты, наверное, понял, что тебе теперь нужно делать, а?

— Пусть только осмелится! — заорал мужчина помоложе.

— Как же… как же… отец, — жалобно лепетал Семеш, спуская на пол босые ноги. Отвесив церемонный поклон, он патетически продолжал: — Гм… Уважаемый брат, разрешите…

— Разрешаю, — проревел усатый отец и, подмигнув безусому мужчине, бросил: — Лаци, принеси-ка палинки. По этому поводу нужно выпить.

Молодой мужчина, которого усатый назвал Лаци, спокойно опустил кулак, занесенный над головой Семеша, и мигом исчез из спальни. Через несколько минут он вернулся с бутылкой палинки в руках.

После четвертой стопки Семеш попал в объятия усатого отца. Казалось, непосредственная опасность миновала. В конце концов, ничего страшного не произошло: подумаешь, попросил руку этой дамочки. Важно уловить момент и удрать подобру-поздорову.

Как только бутылка палинки была опустошена, Семеш попросил руку Шары у ее матери, надеясь тем самым окончательно усыпить бдительность усатого отца семейства. Однако родители Шары ни на шаг не отходили от него и вскоре предложили пройти в другую комнату.

«Ну что ж, удеру вечером», — решил про себя Семеш, хотя внутренне уже почувствовал, что удрать ему, видимо, не удастся. После обеда, когда старик решительным тоном заявил, что пора идти в загс, всякие надежды удрать у Семеша окончательно рухнули.

Все направились в здание местного совета, где помещался загс. Туда же прибыли свидетели и неизвестно откуда взявшиеся гости.

— И когда только они успели все это обделать? — изумлялся потом Семеш.

Позже, когда коллеги напоминали репортеру об этом скоротечном браке, Семеш выходил из себя и кричал:

— Возмутительно! Что за нравы бытуют в этой стране, где по пьянке вешают на шею женщину, которую и сами-то толком не знают?… Разве это не возмутительно?! И подобные вещи происходят в нашем обществе!

Это был уже далеко не первый брак Семеша. Он сам окрестил его производственным увечьем.

В конце третьего месяца молодая жена сообщила супругу о том, что она в положении, да еще на седьмом месяце. В припадке бешенства Семеш написал официальное заявление с требованием погасить все судебные издержки по бракоразводному процессу за счет редакции.

— А почему, собственно, тебя так волнует, что ребенок не твой? Фамилию-то он будет носить твою? Такие случаи упоминались еще в римском праве! — высказал свое просвещенное мнение Турок.

— Меня беспокоит не то, чью фамилию будет носить ребенок! У меня уже двое таких детишек. Их появление на свет до сих пор остается для меня загадкой! А вот сам способ…

— Тебя пугают алименты?

— Ерунда! Матери моих детей изъявили желание воспитывать малышей самостоятельно.

— Тогда о каком же способе ты говоришь?

— О способе запугивания, к которому прибегают мои сватья. Да еще так грубо запугивают! Такие способы противоречат нашей конституции, которая рассматривает их как покушение на личную свободу. Возмутительно, да и только!

Выслушав эту тираду, Турок сунул в руку Семеша сотенную бумажку и спросил: