Теневая Линия. Ловцы звёзд. Звёздный Рубеж - Глен Кук

Жизнь была проще, когда он служил резидентом в консульстве. Тогда и друг, и враг знали, кто он, и был сложный комплекс ритуалов, по которым велась игра. Редко кто тогда Делал больше, чем следить за тем, с кем он встречается или кто еще за ним следит. На Сент-Августине он носил мундир.

Для охотников за скальпами правила были другие. И друзья, и враги Бэкхарта играли по правилам войны. Кровавым правилам.

И по причинам, которых Нивен не понимал, команда Бэкхарта вела войну против сангарийцев не на жизнь, а на смерть.

Нивен прошел все посвящения. Он выдержал бессчетные часы тренировок и гипноподготовки. У него даже было преимущество бурных детства и юности на Старой Земле. Но как-то вышло, что годы в Академии заразили его гуманизмом, от которого иногда работа причиняла боль.

«И склонность к долгой рефлексии здесь не поможет», — подумал он про себя с мрачной иронией.

Кампанию против сангарийцев можно оправдать. Звездная пыль разрушала бессчетно мозгов и — жизней. Пиратские рейды сангарийцев обходились в миллиарды стелларов и сотни погибших. Через подставных лиц сангарийские Семьи захватывали контроль над легальными предприятиями и обращали их к преступной деятельности.

Гуманоидные пришельцы стали смертоносным вирусом в теле человеческой цивилизации.

Но сама аморальность контрмер флота внушала Нивену мрачные сомнения. «Где же справедливость, — хотел он знать, — если мы более варвары, чем наши враги?»

Маус любил ему повторять, что он слишком верит мыслям вместо того, чтобы верить чувствам. А вопрос здесь чисто эмоциональный.

Утро принесло безразличие. Депрессию. Он просто предоставил всю ответственность Маусу.

— Какая на сегодня программа? — Нивен знал, что сегодня его партнер решил изменить привычный порядок. Маус заказал в номер настоящий кофе, и сейчас Нивен держал в руках чашку. — Как ты этот расход пропустишь мимо контролеров?

— Мои счета идут прямо к Старику, а он шлепает на них штамп «ОПЛАТИТЬ».

— Классно небось быть у Старика любимчиком.

— Бывают положительные моменты. Но куда чаще — отрицательные. Я хочу, чтобы ты сегодня снова пошел в Медицинский Центр. По своим обычным делам. Только попробуй, если сможешь, отследить их межпланетную торговлю лекарствами. Должны быть какие-то записи по движению товаров, пусть даже они нам дадут лишь часть картины. Я считаю, что большинство их исходит из лабораторий Центра, так что какой-то след в бумагах должен остаться. Если найдем источник, может быть, обнаружим и концы трубы.

— А ты?

— А я хочу потратить немножко денег Старика. На укрытия. На обратные билеты. Сам знаешь — страховка. Новый резидент должен очень скоро появиться. И когда он включит продувку, мы должны быть готовы.

— Ты к ним подбираешься?

В душе Нивена боролись два чувства. Он хотел выбраться из Города Ангелов и отделаться от задания, но не сейчас. Нужно узнать Марию.

— Нет. Я же сказал, просто страхуюсь. Есть у меня такое чувство, что, как только появится кто-то, кто скажет им, что делать, тут же все затянется очень туго.

— Что ты имеешь в виду — туго затянется? А сейчас разве не туго? На мне все время висят репейники. Некоторые так близко, что чуть ко мне в ботинки не влезали.

— Для этого они используют местных. Только я думаю, что это часть их камуфляжа. Чтобы мы решили, что за таким важным местом надзирает всего лишь батальон быков. Если бы никто не наткнулся на с’Плез, так бы могло продолжаться вечно.

— Я тоже здесь что-то чую, Маус. И чувство это нехорошее. Что, если мы окажемся в тисках между ними и Стардастером?

Маус приложил к губам палец:

— Давай не будем переходить к легенде третьего уровня, — шепнул он одними губами. И усмехнулся: — Идешь на самоубийство? Послушай, если влипаешь в неприятности, подготовь позиции для отхода. Если я сам с ними не справлюсь, закину тебе записку. Иначе поймаю тебя здесь сегодня вечером. В любом случае это должен быть наш последний вечер здесь.

Нивен спустился в вестибюль, полностью убежденный, что Маус говорит далеко не все, что знает. Но это дело обычное. Маус — любимчик Бэкхарта. Обычный любимчик, которым Бэкхарт пожертвует, не задумываясь.

Он оглянулся на голограмму. На сей раз она изображала одну из знаменитых электрических бурь разлома Гининга на Камелоте. Сквозь дождь и молнии на Нивена летела стая воздушных китов.

Для Бэкхарта работа Бюро была игрой. Сильно усложненным видом шахмат, которые Маус любил до самозабвения, и Доской была вся вселенная. За минимальное преимущество он был готов пожертвовать самыми любимыми фигурами. В течение жизни целого поколения он преследовал расу сангарийцев. И медленно и неумолимо, как ледник, выигрывал.

Но цены его маленьких побед ужасали.

Чтобы добиться доступа к коммерческим архивам Медицинского Центра, пришлось подольститься к старой грымзе. Нивен так и не понял, что заставило ее сдаться, но где-то среди разговора он сказал то, что было нужно. Маска смерти убралась и сменилась имитацией улыбающегося лица, а потом она из кожи вон лезла, объясняя ему систему хранения.

Информация здесь нашлась. Эльдорадо, прикрытое лишь тонким слоем почвы. Больше, чем Маус мог даже мечтать. Здесь был центр обработки данных, откуда управляли всеми операциями. И охранялся он только блокировкой данных.

Администраторами сангарийцы были из рук вон плохими. В межзвездное сообщество они ворвались хищниками и никогда так и не приспособились к требованиям современной коммерции. Ориентированные на действие, они не обращали внимания на скучные детали, особенно на тех планетах, которые считали надежно лежащими у себя в кармане.

Например, на то, чтобы не дать доступа к своим данным никому, кроме тех, кому это абсолютно необходимо.

Когда-то было время, когда необходимость защиты вообще не приходила им на ум, как не приходит на ум существование некоторых оттенков дальтонику, прожившему всю жизнь в обществе таких же дальтоников. Но они учились. Бэкхарт вырабатывал у них условный рефлекс по Павлову. Эта их слабость была излюбленной мишенью его атак.

Один секрет хранили сангарийцы. Он не был нигде записан, и защищали они его ценой собственной жизни. Необходимость его защиты была единственным, что могло объединить все Семьи, даже те, среди которых была вендетта. Любая вражда откладывалась, если нужно было сохранить тайну расположения своей Метрополии.

На Борровее сангарийские дети убили своих младших братьев и сестер, а потом совершили самоубийство, чтобы не предстать перед допросом людей, и все лишь из страха, что они могут знать что-то, что человеческие скоты сочтут для себя полезным.