Варяжский сокол - Сергей Шведов

– Если ты будешь столько пить, то очень скоро догонишь Хануку.

Карочей от таких слов Ицхака едва не поперхнулся. Брата кагана Хануку он терпеть не мог. Да этого забубенного пьяницу средь ближников Обадии никто всерьез не принимал, и уж тем более никто его не рассматривал как законного наследника кагана. Слава Яхве, у Обадии выросли крепкие сыновья, Езекия и Манасия, которые станут ему очень скоро надежной опорой.

– Ханука спелся с рабби Иегудой, и вместе они могут попортить кагану много крови.

– Вот ведь старый интриган! – не удержался от восклицания Карочей.

– Дело не в Хануке, – поморщился Ицхак, – и даже не в Иегуде. Купцы недовольны каганом. Караваны пропадают один за другим, речные пути для нас почти недоступны. А князь Сагал, пользуясь случаем, ущемляет права рахдонитов в Матархе.

– Это еще цветочки, – усмехнулся Карочей, – а ягодки будут тогда, когда русы оседлают всю Тамань.

– Варлаву можно верить?

– Я бы поставил вопрос иначе – можно ли доверять Людовику Благочестивому? Письмо действительно написано его рукой?

– В этом можешь не сомневаться, я знаю его почерк. Кроме того, я получил письмо от имперских рахдонитов, которые склоняют нас к союзу с франками и ромеями.

– Тогда в чем дело? – пожал плечами Карочей. – Сидя в Итиле, побед не одержишь. Каган Обадия, не в обиду ему будет сказано, слишком уж осторожен. Тем же ромеям русы в Матархе как кость в горле, кроме того, они мечтают посчитаться с ними за сожженный флот и разграбленную Амастриду.

– Откуда ты знаешь?

– Я разговаривал с купцом Калидосом, который представляет Византию в Киеве. Кроме того, ромеи хотят оставить за собой Херсонесскую фему, не вступая в затяжной спор с каганатом. Надо решаться, Ицхак. Другого такого случая посчитаться с русами может и не представиться. А осаждать их крепости, доверху набитые ротариями, просто глупо. Достаточно нам урока, полученного под Варуной.

Про Варуну Карочею не следовало бы, пожалуй, заикаться. И Ицхак, и особенно каган Обадия очень болезненно переживали это давнее поражение. Пожалуй, именно это воспоминание и мешает им приступить к решительным действиям, а вовсе не нехватка сил, на которую они так любят ссылаться. В конце концов, каганат уже сейчас способен выставить стотысячное конное войско против двадцати тысяч русаланов. Преимущество пятикратное.

– Ты забываешь, что эти крепости поставлены с согласия кагана Тургана, а каган Обадия подтвердил заключенный с атаманами договор.

– Нет договоров, которые нельзя было бы разорвать, Ицхак, – недовольно поморщился Карочей. – Калидос от имени своего императора предлагает нам помощь в строительстве крепости на левом берегу Дона. Ромеи, как ты знаешь, умеют строить. Эта крепость заставит славян и скифов, живущих в Русалании, считаться с нами. Загвоздка только в ротариях. Но и эту трудность ромеи помогут нам разрешить.

– А князю Сагалу можно верить?

– Верить нельзя никому, Ицхак. И ты это знаешь не хуже меня. Но если этого требует польза каганата, я готов договориться даже с чертом.

– Как ты собираешься тайно перебросить к Матархе стотысячную рать? Стоит нам только двинуться с места, как об этом узнают в Русалании.

– А мы пошлем в Тмутаракань всего лишь двадцать тысяч хазар, во главе с тем же беком Ханукой. И уж конечно, русы такой рати не испугаются. Но там, где пройдут двадцать тысяч хазар, там могут проскользнуть и еще двадцать тысяч отборных кагановых гвардейцев. Вот они-то и станут для русов полной неожиданностью. Так же как и десять тысяч ромеев, переброшенных в Матарху морем. Скажу тебе по секрету, Ицхак, половина их уже там. Пока их переодели и разместили по дальним крепостям как наемников.

– Зачем же тогда князь Сагал присылал своего человека в Киев за поддержкой?

– Пускал пыль в глаза русам. Пусть думают, что повелитель Матархи, как утопающий, хватается за соломинку.

Шум в саду заставил Карочея умолкнуть и вопросительно глянуть на Ицхака. Жучин перегнулся через перила террасы и усмехнулся:

– Манасия с молодыми беками.

Младший сын кагана поднялся на террасу первым, неся на плечах смеющегося Богумила. Оба сопровождающих Манасию бека тоже захлебывались от смеха. Чему так радовались эти молодые люди, Карочей так и не понял, но, в конце концов, почему бы не посмеяться, когда за спиной у тебя неполных двадцать лет, а впереди – целая жизнь, полная приключений и наслаждений.

– Когда же поход, дядя Ицхак? – вопросительно глянул на улыбающегося Жучина Манасия и опустил на пол счастливого Богумила.

– Скоро, – улыбка сошла с лица каган-бека.

Богумил стрелой умчался прочь с террасы, а молодые беки, подчиняясь жесту хозяина, присели к столу.

– Рабби Иегуда сказал мне, что поход в Матарху – дело решенное, – сказал Манасия, кусая крепкими белыми зубами яблоко, каким-то чудом сохранившееся от прошлогоднего урожая до этой весенней поры.

Манасия вырос красивым, но совершенно не похожим на своего отца Обадию. Зато на Ицхака он походил разительно. Ничего удивительного в этом не было, поскольку Жучин приходился родным братом его бабушке. Вот только Карочей сильно сомневался, что у каган-бека были когда-то такие лучистые и наивные глаза. Ицхак к Манасии благоволил. Впрочем, этот простодушный и веселый парень пользовался всеобщей симпатией. В отличие от своего брата Езекии. Езекия уступал брату в росте и стати, зато превосходил его умом и силой характера. Настоящий сын своего отца.

– А что еще сказал тебе рабби Иегуда?

– То, что поход возглавит бек Ханука, – засмеялся Манасия. – Во всяком случае, рабби на это очень надеется. А от тебя, дядя, я жду твердого слова. Сколько же можно отделываться обещаниями?

– Состоится поход или нет, знает только один человек – твой отец, – строго сказал Жучин. – Он же решит, кто из его беков будет в нем участвовать.

– Но ты же можешь замолвить за нас слово, – обиженно надул губы Манасия. – За меня, за бека Кречислава и бека Аслана.

– Я замолвлю, – неожиданно сказал Карочей. – В ваши годы я уже дрался с арабами за Дарьялским перевалом.

– А я что говорю! – восхищенно прицокнул языком Манасия и поднял наполненный до краев серебряный кубок. – За будущую победу, уважаемые беки.

Впрочем, отпил Манасия совсем немного и тут же закашлялся. Судя по всему, молоко было для него более привычным напитком, чем вино. Об этом ему и сказал не без ехидства Ицхак.

– Если бы доблесть измерялась кубками выпитого вина, то самым великим воином в Хазарии был бы мой дядя бек Ханука, – мгновенно нашелся с ответом Манасия, чем вызвал новый приступ веселья за столом. В этот раз смех молодых беков поддержали и Жучин с Карочеем.