Карта времени - Феликс Пальма

В эту минуту один из помощников доктора приоткрыл дверь и робко заглянул внутрь, взглядом спрашивая, можно ли ему войти, но доктор сердито махнул рукой, и тот скрылся в коридоре. Инспектор сразу вспомнил, что доктор любил наградить крепким словцом «франтов», которых присылают ему в качестве помощников, желторотых юнцов, только-только закончивших университет и державших скальпель двумя пальцами, как перо, когда пишут любовные письма. Прижав руку к телу и двигая только запястьем, они делали на трупе тонкие короткие надрезы, как повара, разделывающие мясо для отбивных. «Эти надрезы пусть показывают в анатомическом театре», — часто повторял доктор Элкок, настоящий фанат длинных широких разрезов, которые требовали от того, кто их производил, недюжинной силы.

Прогнав ассистента, доктор рывком снял простыню, покрывавшую лежащее на столе тело. Он сделал это без всякого почтения, как фокусник в цирке, уставший повторять один и тот же трюк бесчисленное количество раз.

— Труп мужчины в возрасте не менее сорока и не более пятидесяти лет. — Доктор описывал тело без тени эмоций в голосе. — Длина тела один метр семьдесят сантиметров, кости тонкие, жировой слой практически отсутствует, мускулатура развита слабо. Цвет кожи бледный. Передние резцы на месте, несколько коренных зубов отсутствуют. Зубы поражены кариесом и покрыты бурым налетом.

Закончив свой доклад, доктор выжидающе посмотрел на инспектора. Тому потребовалось некоторое время, чтобы решиться перевести взгляд с потолка на тело.

— А вот и рана… — объявил наконец доктор с воодушевлением в голосе, как будто подбадривая Гарретта.

Инспектор судорожно сглотнул и робко перевел взгляд на покойника, с отвращением уставившись на огромную дыру, зияющую прямо в середине его груди.

— Рана представляет собой округлое отверстие около тридцати сантиметров в диаметре, — продолжил доктор. — Она является сквозной и позволяет смотреть через тело покойного, как через окно, в чем вы сможете убедиться, если наклонитесь над трупом.

Без особого желания Гарретт немного наклонился и действительно увидел сквозь огромное отверстие стол.

— Не могу сказать, каким орудием была нанесена такая рана, но оно не только опалило кожу по краям отверстия, но и выбило все, что находилось у него на пути: часть грудной кости, хрящи, средостение, легкие, большую часть ребер, правый желудочек сердца и участок позвоночника. Немногие из оставшихся внутри органов, как, например, фрагменты легких, вдавлены в стенки грудной клетки. Я должен провести формальное вскрытие, но и без него абсолютно очевидно, что данное отверстие является причиной смерти, — вынес заключение доктор. — Но убейте меня, я не понимаю, что за оружие могло нанести подобную рану. Такое ощущение, что через грудь этого несчастного пропустили огненную струю или тепловой луч. Но при виде жертвы мне ничего не идет в голову, кроме огненного меча архангела Михаила.

Гарретт кивнул, отчаянно борясь со рвотными позывами.

— Вы обнаружили на трупе еще что-нибудь странное? — спросил он, чтобы что-то сказать, чувствуя, как струйки холодного пота стекают у него по лбу.

— Крайняя плоть короче обычного, но никакого шрама я не заметил, — ответил доктор с важностью, словно подчеркивая, что от его опытного глаза ничего не может укрыться. — Иначе говоря, единственная загадка — это проклятая дыра, через которую мог бы запросто пролезть небольшой пудель.

Гарретт молча кивнул, подавляя отвращение, которое вызвало это легкомысленное сравнение. Кроме того, у него возникло ощущение, будто он узнал о несчастном куда больше, чем требуется для проведения расследования.

— Большое спасибо, доктор Элкок. Сообщите мне, если обнаружите что-нибудь еще или если у вас появятся новые мысли по поводу того, чем могла быть нанесена подобная рана.

Затем он поспешно попрощался и почти выбежал из мрачного здания морга. На улице Гарретту пришлось совершить усилие, чтобы, держась более-менее прямо, дойти до ближайшей подворотни и там, среди груд мусора, наконец согнуться вдвое, извергая завтрак, рвущийся наружу из его желудка. Потом он вытер рот платком, несколько раз жадно и глубоко вдохнул, медленно выпустил воздух из легких и вышел обратно на улицу, еще бледный, но чувствуя себя гораздо лучше. Инспектор вдруг невольно улыбнулся. Обгоревшая рана. Жуткое зияющее отверстие. Его нисколько не удивляло, что доктору было не по силам определить, какое страшное орудие пустил в ход убийца. Но он, Гарретт, с первой же секунды знал это.

Да, один раз он уже видел его. В 2000 году в руках отважного капитана Шеклтона.

Гарретту потребовалось почти два часа на то, чтобы убедить своего начальника выдать ему ордер на арест человека, который еще не родился. Он понимал, что задача будет не из легких, когда только приближался к дверям его кабинета. Суперинтендант Томас Арнольд был старым другом родного дяди Гарретта. В свое время он охотно согласился принять молодого человека в ряды своих детективов и всегда обращался с ним дружелюбно, но без особой сердечности, ничем не выделяя среди других. Случалось, что, когда Гарретту удавалось раскрыть какое-либо сложное дело, старый сыщик выказывал свое удовлетворение. Правда, Гарретту всегда казалось, что шеф, наблюдая, как сосредоточенно он работает, испытывал ровно то же самое, что, например, при виде хорошо действующей угольной печи.

На памяти Гарретта официальная улыбка лишь однажды сползла с лица суперинтенданта: когда, после только что совершенной экскурсии в 2000 год, возбужденный молодой человек ворвался к нему в кабинет, чтобы сообщить, что полиции следует немедленно запретить производство любых автоматов, а уже имеющиеся конфисковать и запереть на каком-нибудь складе и хорошенько охранять. Томасу Арнольду эта идея показалась совершенно бредовой. Ему оставался до пенсии только год, и меньше всего он желал усложнять себе жизнь попытками предотвратить нелепые беды, которые якобы угрожали человечеству в каком-то очень далеком будущем. Однако, признавая, что этот молокосос, племянник старого друга, наделен исключительными способностями, Арнольд скрепя сердце отправился с докладом к комиссару, попросив пригласить на совещание премьер-министра, чтобы ввести их в курс дела. Открыто Гарретта не высмеяли, но поступивший сверху приказ не оставлял места для маневров: никто не собирался запрещать производство автоматов, и граждане по-прежнему могли приобретать их для своих невинных целей, даже если сто лет спустя эти железные помощники человека вознамерятся поработить всю планету. Гарретт подозревал, что совещание трех высокопоставленных лиц, начисто лишенных воображения, наверняка проходило под взрывы хохота и колкие шуточки в его адрес. Но на сей раз дело обстояло иначе. Теперь они вынуждены будут посмотреть правде в глаза. Они не смогут умыть руки под предлогом того, что когда автоматы взбунтуются против людей, их прах будет мирно покоиться в могилах. На сей раз будущее само заглянуло к ним, оно без спросу ворвалось в их мир и совершило преступление в том отрезке времени, за который именно они несли ответственность.