Любовь — последний мост - Йоханнес Зиммель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— «Оболочку»! — переспросила Клод. — А зачем эта «оболочка» нужна?
— Филипп вам наверняка рассказывал, что такой вирус вводится в систему с помощью особой программы, своего рода «оболочки», частицы которой впоследствии обнаруживаются с помощью защитных программ — это после того, как вирусы свой приказ выполнили и сами себя разрушили или скрылись где-то в лабиринтах компьютерной системы.
— Да, Филипп упоминал об этих частицах, которые он в последний раз обнаружил в системах управления полетами в Мюнхене и в погодных радарах — благодаря поисковым программам ваших французских коллег.
— Вот видите! Это частицы той самой программы, способствующей проникновению в чужеродную систему и наведению на цель, которые помогают вирусу обойти «огненные валы» и «сторожевых псов»… Я называю эту программу «оболочкой», а эти свиньи из «Дельфи» называют ее «пылесосом», понимаете?
Клод кивнула.
— Они безусловно хотели бы создать безупречную защитную программу — пока, увы, без видимого успеха, — зато теперь они сосредоточились на чем-то принципиально ином: на создании совершенного «пылесоса». Хитрые они, собаки! Потому что этот «пылесос», если он действительно безупречный, не только «всасывает» себя самого и таким образом самоуничтожается. «Пылесос»! Какое замечательное словечко подобрали! С помощью совершенного «пылесоса» можно совершить практически нераскрываемое, совершенное, так сказать, преступление — такое, при котором ничего не докажешь. Потому что ни одной из этих частиц не обнаружишь — их нет, и все!
— Еще позавчера Филипп объяснял мне, — прошептала Клод, — что во всем мире фирмы, подобные «Дельфи», работают над совершенными защитными программами…
Они сидели в гостиной номера Филиппа в «Бо Риваже». Это было почти через час после того, как Филипп прилетел вечерним самолетом из Франкфурта. Макс, который сопровождал в Женеву Клод, снял для себя небольшой номер по соседству. Все светильники в номере были зажжены, потому что над озером висели темные дождевые тучи, и снаружи свет был серым, сумеречным.
— Да, я говорил тебе об этом, — сказал Филипп. — И очень надеялся на удачу. Я надеялся на нее все последние годы.
Клод, похоже, его не слушала, она продолжала говорить с дрожью в голосе:
— …а вместо этого они работают над этим «пылесосом», совершенным оружием уничтожения!
Филипп вскочил с места.
— До сегодняшнего дня я об этом не знал! — воскликнул он. — И никто об этом не знал и даже не догадывался. Ни Макс. Ни даже прокуратура… Кроме самого узкого круга посвященных — никто!.. Не считаешь же ты, Клод, будто я тебе лгал… Неужели ты думаешь, что у меня нет ни капли совести!..
— Все, хватит! — тихо, но серьезно проговорил Макс. — Не хватает только, чтобы вы начали орать друг на друга и обмениваться оскорблениями. Никто из тех, кто занимался этой чертовой работой, никто из «послушных песиков», которых заставляли искать вирусы, ничего об этом не знал и не ведал. А то, что Филипп обнаружил с помощью сверхчувствительных французских защитных программ отдельные частицы, доказывает только, как далеко они от нас ушли в деле создания «пылесоса».
Клод встала и подошла к Филиппу.
— Прости меня, — сказала она, — пожалуйста, прости.
— Не надо, Клод. Твое возмущение вполне объяснимо. Я ведь все время уверял тебя в противоположном. Однако, черт побери, я сам верил в то, о чем говорил тебе.
— Я тобой горжусь.
— Брось ты, не надо…
— Нет, — покачал головой Макс, — ты заслуживаешь всяческого уважения. И в то же время ты по уши в дерьме.
— Это ясно, как день, — сказал Филипп. Его левое веко подергивалось.
— А почему это он по уши в дерьме?
Тучи над озером так сгустились, что за окном стало совсем темно.
— Потому что теперь он знает, что происходит на самом деле. И потому что они — эти свиньи из «Дельфи» и иже с ними — знают, что ему это известно. Я ведь вам говорил уже, что за Филиппом велась слежка с того самого момента, как он приземлился в Женеве. А может, и еще раньше. Он и шагу не мог ступить без того, чтобы об этом не стало известно. Конечно, кому надо уже доложили, что Филипп сегодня побывал во Франкфурте в некоем санатории, и с кем он там говорил… и они, безусловно, знают, что этот пожилой человек… как его зовут?
— Томас Хоппе.
— Что этот самый Томас Хоппе рассказал ему о «пылесосе» и приступах бурного веселья у некоторых господ в кафе «Дельфи». Те, кто следят за тобой, Филипп, — профессионалы. Ты в течение трех месяцев не замечал, что за тобой постоянно ведется наблюдение. Да, это первоклассные профессионалы.
— Тогда у меня, чего доброго, будет на совести жизнь этого самого Хоппе!
— Это не обязательно, друг мой. Об истории с песиком и о «пылесосе» Хоппе было известно уже довольно давно.
— Да, но теперь он рассказал об этом Филиппу! — воскликнула Клод. — Это не может не обеспокоить профессионалов, верно?
— Конечно.
— Выходит, он все-таки в опасности!
— Он с самого начала был в опасности, — Макс повернулся лицом к своему другу. — До сих пор ты был послушным песиком, Филипп. Всегда послушно искал вирусы и их частицы — и находил их! Это доказывало им, что их «пылесосы» еще не совсем совершенны. Не забывай о заказчиках «Дельфи»! Эти господа вознамерились владычествовать над половиной мира, да что там — над всем миром! Эти Всемирные Игроки хотят посеять повсюду страх и ужас, хотят, чтобы людей парализовала паника, чтобы люди стали беспомощными перед ними — владетелями совершенного «пылесоса», который уничтожает все частицы, все до единой! Чтобы никто ничего этим господам доказать не мог. И именно поэтому они до поры до времени нуждаются в тебе — ты самый талантливый вирусолог в мире!
— А с другой стороны, — проговорила Клод, руки ее дрожали, — они могут опасаться, что Филипп обратится в органы полиции, где выложит все, что ему известно, что известно теперь вам, Макс, и мне тоже.
— Того, что нам известно, они нисколько не опасаются, — возразил Макс. — Они боятся только неопровержимых доказательств. Какой-то старик передал, мол, Филиппу то, что рассказала ему его сестра — будто Ратоф и несколько крупных боссов из «Дельфи» громко хохотали, повторяя шутку о послушном песике и о «пылесосе» — это что, доказательства? Доказательства чего? Если Филипп обратится в органы юстиции — чего я ему в настоящий момент решительно не советую, — эти, из «Дельфи», вас на смех поднимут. Ну, предположим, кто-то глупо пошутил. Подумаешь, важность какая! Ты и есть нечто вроде пылесоса, Филипп! Ты ищешь частицы и «всасываешь» их. А то, что они говорили о «пылесосе» в переносном смысле, они тебе первым делом скажут, не сомневайся, нет, нет, дружище, так легко мы им тебя не отдадим!
— А если они своего добились или добьются, и совершенный «пылесос» уже создан, и Филипп действительно никаких частиц больше не найдет, какая его тогда ждет судьба? — спросила Клод.
В этот момент зазвонил телефон.
Филипп попросил Клод снять трубку. Дрожащим голосом она проговорила:
— Слушаю…
Тучи над озером стали совсем черными. На улицах города зажглись все фонари.
— Кто?.. — переспросила Клод. — Кто?.. — и опустилась в кресло. — Да, да, конечно… Пожалуйста, пусть он поднимется к нам в номер.
Она не успела сразу положить трубку, которая дважды выскальзывала у нее из руки.
— Что такое? Что с тобой, Клод? Кто к нам идет?
— Серж, — сказала она.
22
В этот момент раздался стук.
— Войдите! — воскликнул Филипп. Клод, поднявшись с места, стоит, не шелохнувшись, между двумя мужчинами.
Дверь открывается, и в номер входит Серж Молерон. Он в помятом черном костюме, черной рубашке и покрытых пылью черных туфлях. Вид у него жалкий. Лицо нездорового желто-серого цвета, щеки запали, в зеленых глазах неописуемая усталость, густые волосы свалялись. Нижняя губа подрагивает.
Он смотрит на них троих и не произносит ни слова. Они тоже смотрят на него и ни о чем не спрашивают.
Первой не выдержала Клод.
— Серж!
Она бросается к нему и обнимает его так бурно, что он чуть не падает. Она крепко прижимается к нему, нагибает его голову, и покрывает поцелуями его губы, щеки, лоб и глаза. Она с такой силой вцепилась в его пиджак и рубашку, что верхние пуговицы рубашки отлетели.
— Мотек! — восклицает она и начинает громко всхлипывать. — О, Мотек, Мотек! — она держит его голову в своих ладонях и продолжает целовать его, целует и плачет, плачет и смеется, и целует, целует его. — Мотек! Ты снова с нами! Ты снова с нами!
Филипп, подойдя к ним, думает о том, что это для Клод момент полного счастья и безграничного отчаяния. Она счастлива, потому что Серж вернулся, и насмерть перепугана тем, что услышала от них с Максом. Два чувства словно слились в состоянии счастливого отчаяния.