Альфа и Омега (СИ) - Сейд Анна

Подойдя к двери в комнату Никки, я остановилась и прижалась к ней лбом, ощущая, что просто не могу заставить себя переступить порог. Пока я стояла здесь, пока ничего не знала, можно было продолжать верить, что ничего страшного не произошло, что мы все еще оба существуем в том мире, где надежда не была пустым звуком и усердная работа приносила плоды, а не горькое разочарование.

— Хана.

Я услышала его голос так близко, что даже вздрогнула. Словно бы он ждал меня прямо за дверью, и мне было странно думать, что я могла не услышать его шагов. Или что он стоял так с момента, как ушел Тадли.

— Что ты сделал, Йон? — тихо, без всякой агрессии или злости спросила я. Кажется, на них больше не было времени.

— Я сказал, что хочу побыть с тобой в сознании. Я хочу провести хотя бы еще один день живым полноценным альфой, а не пускающим слюни овощем, прикованным к постели. Если конец будет все равно один, зачем откладывать в долгий ящик и растягивать мучения?

Услышал, как он поворачивает ручку двери, я отстранилась, чтобы не упасть прямо на него, а потом медленно вошла в его комнату. Мне на глаза сразу попались пустые ампулы со сломанными носиками — препарата не осталось, кажется, ни в одной из них.

— Что ты… — снова начала было я, но он не дал мне закончить, вдруг порывисто и крепко обняв меня, и я ощутила в его руках и запахе прежнюю силу. Йон променял все наше время на право снова стать собой в последний раз. Должна ли я была удивляться тому, что он поступил именно так? Поэтому, не став договаривать, я спросила о другом: — Сколько у нас времени?

— Сутки. Может быть, чуть меньше, — ответил он, полной грудью вдыхая мой запах и потирая носом о моем плечо.

— А потом?

— Потом все, — коротко произнес Йон. — Я… кое-что задолжал тебе, маленькая омега. И хочу вернуть долг, пока могу.

— Ты задолжал так много, что за сутки никак не уложишься, — пробормотала я, чувствуя, как грудь словно бы сдавило стальными тисками. Дышать стало сложно, но я категорически отказывалась плакать при нем. Ведь если начну, то уже не смогу остановиться.

— Я знаю, — согласился альфа, гладя ладонями мою спину. — Ты так вкусно пахнешь, Хана. Это запах весны и обещания. Запах жизни, в которой нет места холоду и грязи.

— Весна состоит из холода и грязи, по меньшей мере, на треть, — возразила я, тоже наконец-то обнимая его. — Но об этом почему-то никто никогда не помнит.

Мы стояли в полосе бледного зимнего света, льющегося из большого окна, и я вдруг подумала о том, что Йон не доживет до следующей весны. Не увидит цветение яблонь, вишен и слив и то, каким прекрасным этот город бывает, когда окутан зеленью и пронизан солнцем. Это было изматывающе несправедливо.

— Ладно, дай мне кое-что закончить. — Отпустив меня, мой альфа отошел в дальний угол комнаты и, присев там на одно колено, без особых усилий оторвал одну из деревянных досок пола. Из образовавшейся дыры он аккуратно достал небольшой жестяной ящичек, похожий на те, в которых лет двадцать назад продавали цветные карамельки. Сдув с него пыль и кое-как отряхнув от грязи, альфа открыл его, явив моему удивленному взору довольно пухлую пачку наличных, перетянутых резинкой.

— У тебя были деньги? — не поверила своим глазам я. — Все это время?

— Мы с Никки откладывали понемногу, — отозвался тот, отставляя пустой ящичек в сторону и выпрямляясь. — На черный день, как она говорила. Я думал, что, возможно, однажды эти деньги помогут мне отыскать Сэма или подкупить кого-то из его личной охраны. Никки мечтала, что мы на них купим квартиру и будем… жить вместе подальше от этого города, но…

— Но ты бы никуда не уехал, не осуществив свою месть, — быстро поняла я, сложив руки на груди. — Видимо, не я первая, кто пытался соблазнить тебя прелестями тихой семейной жизни.

— Тебе… почти удалось, — улыбнулся Йон, поймав мой взгляд. — Если бы… всего этого не произошло, если бы все сложилось иначе, я… — Он не договорил, словно осознав, что все эти предположения едва ли теперь имеют смысл. Немного помрачнев, он содрал резинку с пачки денег и уточнил: — Сколько Ория потратила на эти лекарства?

— Сорок шесть тысяч, — ответила я, отстраненно наблюдая за тем, как он отсчитывает купюры. — Йон, если у тебя были деньги, мы могли бы купить больше доз. Мы могли бы…

— Я уже сказал тебе, что меня не интересует возможность доживать свой век в виде тупого мешка с кишками, — оборвал меня он. — И уж точно я не собираюсь ставить ни тебя, ни ее в ситуацию, когда вы должны чем-то пожертвовать ради… ради чего, Хана? Эта дорогущая дрянь все равно бы меня не вылечила!

— Ради надежды, — едва слышно произнесла я, не веря, что он сам этого не понимает. — Надежда очень много значит, Йон. Я так хотела… надеяться.

— Это не надежда, маленькая омега, — покачал головой он. — Это мучение, растянутое во времени. Вам было бы спокойнее от мысли, что вы делаете хоть что-то, но на самом деле вы бы просто пытались отсрочить неизбежное. Я умираю, Хана. Просто признай это и давай двигаться дальше.

От его твердого, совершенно непоколебимого взгляда мне хотелось кричать, но я не проронила ни звука. Коротко дернула головой, вроде как кивнув ему в ответ, и обхватила себя за плечи.

— Я просто… хотела побыть с тобой… еще немного, Йон. Прежде чем все это закончится и я… так никогда и не пойму, зачем оно было нужно в моей жизни. — Давление в груди стало невыносимым, и я укусила себя за нижнюю губу, чтобы сдержаться.

— Зверь их всех дери, Хана… — выдохнул он и так крепко стиснул зубы, что на щеках вздулись желваки. — Идем. Пойдем со мной.

Оставив отсчитанную сумму денег на вновь принявшем вертикальное положение столике и сунув изрядно похудевшую пачку себе в задний карман джинсов, альфа взял меня за локоть и потянул за собой. Я покорно последовала за ним, даже не сразу поняв, что он ведет меня не к двери, а к окну.

— Погоди, что… — Я встрепенулась, когда мне в лицо ударил холодный кусачий ветер, несущий в себе рой колких снежинок.

— Если пойдем по лестнице, обязательно наткнемся на кого-нибудь, а мне в целом хватило одного сеанса оправданий, — невозмутимо отозвался альфа. — К тому же нам не впервой. Вот, надевай. У вас почти один размер.

Он протянул мне осенние ботинки и пальто нежно-голубого цвета, которые, судя по всему, раньше принадлежали Никки. Видимо, молодая женщина не смогла все забрать с собой и взяла только самое необходимое.

— А ты? — спросила я, покорно влезая в вещи с чужого плеча и отмечая, что, на мой вкус, они даже почти не пахли своей предыдущей владелицей, словно были совсем новые или почти не ношенные.

— Думаю, воспаление легких уже не успеет меня прикончить, — расплылся в своей фирменной мальчишеской улыбке тот, но, увидев, как у меня снова задрожали губы, поспешно добавил: — На улице сразу поймаем такси, я не замерзну в толстовке, не переживай. Давай-ка лучше садись.

Повернувшись ко мне спиной, альфа опустился на одно колено, и я, ощущая нечто сродни дежавю, обняла его руками и ногами, позволяя ему после поднять себя в воздух. Мне хотелось запомнить каждую секунду, каждый его вдох, каждое слово и каждую интонацию. Я собирала его в себя жадно, большими глотками, переполняясь и разбухая внутри, словно семечко, что вот-вот готово пробиться ростком. Я хотела, не смолкая, говорить ему о том, как сильно его люблю, но это слово таяло у меня на языке, словно льдинка, и никак не желало звучать.

Прыгать с третьего этажа было совсем не так страшно, как с шестнадцатого — пусть даже на мгновение я поймала себя на мысли, что с Йоном не испугалась бы уже никакой высоты. Лишь бы он был рядом и в своей типичной бескомпромиссной манере подталкивал меня к краю, не давая передумать. В этот раз при приземлении я не сорвалась с его спины, и он, довольно улыбнувшись, выпрямился, позволив мне пару секунд повисеть сзади него, как светло-голубой плащ с рыжим меховым воротником.

— Куда мы едем? — спросила я, когда чуть позже альфа поймал такси и назвал незнакомый мне адрес.