Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары - Алексей Шепелёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это Альдабра, — пожал плечами Йеми. — Я бы удивился, увидев здесь дом, на котором бы не было хотя бы полудюжины защитных символов.
— А в чём дело? — в Нижниченко проснулось профессиональное любопытство.
— В этих землях издавна обитали вампиры-кровососы.
Женька хмыкнул. Наромарт очень внимательно слушал. Кагманец сделал вид, что ничего особенного не происходит.
— Эти существа особенно опасны тем, что их трудно отличить от человека.
— А я слышал, что вампиры не могут переносить света Ралиоса, — Мирон хотел сказать «Солнца», но при разговоре на морритском местные аналоги подставлялись как бы сами собой.
— Не все и не всегда. Самые сильные из них могли проводить длительное время на свету. Ну а те, кто не мог, шли на всякие хитрости, чтобы не попасть под его лучи. Вампиризмом были поражены многие знатные жупаны этих мест. Днями они отсиживались в своих непреступных замках, а по ночам… Страшно представить, что здесь творилось по ночам… Вот люди и пытались всячески защитить свои жилища.
— А почему они не бежали из этого ада? — поинтересовался Балис.
— Те, кто побогаче, так и делали. А остальные… Здесь они были вольными крестьянами, а кем бы они стали за пределами Альдабры? Скорее всего — рабами. Думаешь, участь раба лучше участи жертвы вампира? Поверь, это не так.
— Вообще-то, ты говорил о жупанах. Не думаю, что им грозило рабство.
— Ну, с ними тоже всё понятно. Их богатство — эти земли. Кто он без них? Голь перекатная. Куда он отсюда убежит? Будет трястись от страха, но замка не покинет…
— Да, выходит, что нет счастья в Альдабре ни жупану, ни крестьянину, ни купцу…
— Шутник ты Мирон: нашел место, где счастье искать.
— Но мне вот что непонятно: почему эта зараза не перекинулась на соседние земли? Скажем, в ту же Прунджу.
— Не знаю, — развел руками Йеми. — Ходят слухи, что здесь особенная земля, на которой вампиры имеют особую силу. Но так это или нет — сказать не могу.
— Это верно, — вступил в разговор Наромарт. — Я чувствую, здесь земля — особенная.
Конечно, до Баровии — мрачного владения Страда фон Заровича Альдабре было очень далеко, но грань с Нижними Планами истончилось настолько, что потоки негативной энергии буквально пронизывали всё вокруг.
Йеми одарил эльфа кислым взглядом.
— Меня это не радует.
— То, что здесь особая земля?
— И это — тоже. А ещё больше то, что ты это чувствуешь.
— Мне казалось, за время путешествия ты имел возможность неоднократно убедиться, что я — не враг тебе.
— В этом я не сомневаюсь, Наромарт. Но с тобой связаны тайны, которые ты упорно не желаешь открыть. Сегодня они не стоят между нами, но кто поручится за то, что будет завтра? Кроме того, я не знаю, волен ли ты в своих поступках. Если эта земля действительно проклята, возможно, она имеет власть…
Кагманец умолк, подбирая подходящие слова.
— То есть, ты полагаешь, что я — вампир?
— Нет, но…
— Подумай, Йеми. Может ли вампир войти в храм Иссона? А если может, то стоит ли бояться такого вампира?
— Я не говорю, что ты — вампир, — упрямо повторил кагманец.
— Тогда в чём дело?
— Ты знаешь, в чём дело.
Несколько секунд они испытующе глядели друг на друга. Сашка хотел, было, что-то сказать, но Нижниченко предостерегающим движением руки остановил мальчишку.
— Женя — мертвяк, — глухо произнес, наконец, Йеми и отвернулся. — А ты — маг, который управляет мертвяком.
— Кто мертвяк? Он? — Сашка не сдержал удивления. Это как же надо быть не в ладах с головой, чтобы назвать мертвецом того, кто ходит и разговаривает.
А Женька почувствовал облегчение. То, что местный житель что-то подозревает, было понятно давно, и его недомолвки порядком раздражали. А ещё очень хотелось посмотреть, как Наромарт выйдет из возникшей ситуации. Проповедовать всеобщее добро и счастье очень легко, когда тебя слушают благополучные люди. А вот попробуй-ка поступить по своим проповедям, когда тебя припрут к стенке. Тут-то и станет ясно, чего стоят все эти слова.
— Ты дважды ошибаешься, Йеми. Во-первых, я не управляю Женей. И доказать это просто: с Анной-Селеной происходит то же, что и с ним. Если бы я управлял ими — я бы узнал о похищении детей раньше вас. Если бы я управлял ими — я бы мог не допустить похищения. По крайней мере — похищения Анны-Селены. Если бы я управлял ими — я бы знал, где Анна-Селена сейчас. Я не знаю этого. Надеюсь, ты веришь, что я не врал вам все эти дни, когда говорил, что мне это неизвестно.
— Верю, — кагманец снова смотрел на эльфа. — Но я и не хотел сказать, что он подчиняется тебе, словно механическая кукла. Ты контролируешь его поступки, удерживая от… ты понимаешь от чего…
— И ты снова не прав, — мягко продолжил чёрный эльф. — Повторяю тебе, я никак не могу влиять ни на Женю, ни Анну-Селену иначе, чем убеждением. В противном случае, за невольничьим караваном давно бы тянулся кровавый след.
Йеми молчал: опровергнуть слова Наромарта было нечем.
— А теперь — главное. Ты видел мою кровь, Йеми, ты видел мои раны. Я — живой, верно?
— И что?
— Совсем недавно я был таким, каковы сейчас Женя и Анна-Селена. Но теперь я — снова живой. Ты называешь их мертвяками… Но всегда ли ты можешь отличить жизнь от смерти? Уверен ли ты, что никогда не допустишь ошибки?
— Знаешь, Наромарт, я вижу, что ты учён и мудр. Но есть вещи, в которых никакое высокоумие не может затмить простых истин. Зло можно прикрыть пеленой красивых и мудрых слов, но от этого оно не станет добром.
— Как же ты отличаешь добро от зла, Йеми?
— Сердцем.
— Только сердцем? Разве никогда не случалось, чтобы твоё сердце не знало, что перед тобой: добро или зло? И разве не приходил ему на помощь разум?
— К чему эти глупые вопросы? Разумеется, бывало и такое. Когда сталкиваешься с тем, о чём ранее никогда не слышал…
— Разве сейчас ты не столкнулся с подобным? Твоё сердце в смятении, Йеми, так призови же ему на помощь мудрость. Если бы во мне или Жене было явное зло, то разве допустил бы Огустин, чтобы ты отправился в это путешествие, помогать нам?
— Я не знаю, что сказал бы Огустин…
— Ты знаешь, что он не сказал. Он не предостерег тебя от нас с Женей, а значит, не считал, что от нас исходит зло и явная опасность. Он принял меня, как священника близкой ему веры. Неужели тебе этого мало?
Йеми молчал.
— Увы, если ты не доверяешь Огустину, то, наверное, я не смогу тебя убедить.
— Огустину я доверяю.
— Тогда не сомневайся и в нас. Разве не в этом вера — в принятии того, чему нет очевидных доказательств?
Кагманец устало вздохнул.
— Хорошо, я понял.
— Так, а теперь, пожалуйста, разъясните для тех, кто пока ничего не понял, — попросил Балис. — Полагаю, я не один тут такой непонятливый.
— Я тоже ничего не понял, — признался благородный сет, — но никакие объяснения мне не нужны. Я не вижу, чтобы вы злоумышляли против Императора, а в остальном полагаюсь на проницательность наставника Огустина. То, что он признал достойным, не может быть дурным. Я давно понял, что вы не говорите мне всей правды, но считаю, что не вправе требовать вашего доверия. До тех пор, пока ваша цель достойна и благословлена Иссоном, а что может быть достойней, чем вырвать из лап мерзавцев похищенных детей, я готов оказать вам содействие, которое обещал ранее, если есть на то ваше согласие.
— Мы ценим твою помощь и твоё благородство, уважаемый Олус, — с лёгким поклоном ответил тёмный эльф. — Мы рассчитываем на неё и в дальнейшем. Что же до нашей откровенности, поверь, существуют тайны, которые лучше хранить в себе, нежели открывать даже самым близким друзьям. Лучше для всех.
Олус Колина понимающе кивнул: у него самого были такие тайны, которыми он не хотел бы ни с кем поделиться.
— Замечательно, — произнёс Балис. — Я очень уважаю Огустина, очень ему благодарен, но, уж извините, считаю, что любой может ошибаться. Я вполне доверяю Наромарту, но всё-таки хочу понять: получается, что Женя — мёртвый?
Показалось, что во взгляде эльфа промелькнула хитрая усмешка.
— Тебе не кажется, что я тоже мог задать подобный вопрос, ещё на Дороге? И не по отношению Жени.
— Я бы честно ответил…
— Что ответил? Честно бы ответил: "Не знаю". Ты удовлетворишься, получив такой ответ от меня сейчас?
— Пожалуй, нет, — сокрушенно признался Гаяускас. Умел Наромарт простые и очевидные вещи сделать вдруг сложными и непонятными, этого у него не отнимешь.
— Но я могу сказать больше. Мирон, ты, Саша, Серёжа — живые, в этом у меня нет ни малейших сомнений. Что же касается Жени, то он — не живой, но и не мертвый.
— Так не бывает, — убежденно заявил Сашка.
— Разве? Что есть жизнь?
— Ну… — вопрос явно оказался для казачонка слишком сложный.