Солярис. Эдем. Непобедимый (сборник) - Станислав Лем

– Нет.

– Но, доктор… нельзя же так категорически…

– Могу это объяснить, – ответил врач. – Отравление в планетных условиях возможно либо через легкие при вдыхании газов, либо через пищеварительный тракт, либо через кожу. На одном из наиболее сохранившихся трупов был надет кислородный аппарат. В баллоне имелся кислород. Его хватило бы на несколько часов.

«Это правда», – подумал Роган. Он вспомнил этого человека – клочки побуревшей кожи на черепе и скулах, глазницы, из которых сыпался песок.

– Люди не могли съесть ничего ядовитого, потому что тут вообще нет ничего съедобного. То есть на суше. А никакой ловли в океане они не предпринимали. Катастрофа наступила вскоре после посадки. Они успели всего только послать разведку в руины. И это было все. Впрочем, вот и Мак Минн. Коллега, вы уже закончили?

– Да, – с порога ответил биохимик.

Все повернулись к нему. Он прошел между креслами и стал рядом с Нигреном. На нем был длинный лабораторный фартук.

– Вы проделали анализы?

– Да.

– Доктор Мак Минн исследовал тело человека, найденного в гибернаторе, – пояснил Нигрен. – Может, вы сразу скажете, что обнаружили?

– Ничего, – сказал Мак Минн.

Волосы у него были до того светлые, что их можно было принять за седые, и глаза такие же светлые. Крупные веснушки пестрели у него даже на веках. Но сейчас его длинное лошадиное лицо никому не казалось смешным.

– Никаких ядов, органических или неорганических. Все энзимные группы тканей в нормальном состоянии. Кровь в норме. В желудке – остатки переваренных сухарей и концентратов.

– Так как же он погиб? – спросил Горпах; он был по-прежнему спокоен.

– Попросту замерз, – ответил Мак Минн и лишь теперь заметил, что на нем фартук; он расстегнул пряжки и бросил фартук на пустое кресло – скользкая ткань сползла на пол.

– Каково же ваше мнение? – неотступно допытывался астрогатор.

– Нет у меня никакого мнения, – сказал Мак Минн. – Могу только сказать, что эти люди не подверглись отравлению.

– Может, какое-нибудь быстро распадающееся радиоактивное вещество? Или жесткое излучение?

– Жесткое излучение в смертельных дозах оставляет следы: гематомы, петехии, изменения в картине крови. Здесь таких изменений нет. И не существует в природе такого радиоактивного вещества, смертельная доза которого могла бы через восемь лет бесследно исчезнуть из организма. Здешний уровень радиоактивности ниже земного. Эти люди не соприкасались ни с каким видом радиации. За это я могу поручиться.

– Но ведь убило же их что-то! – повысил голос Баллмин.

Мак Минн молчал. Нигрен тихо сказал ему что-то. Биохимик кивнул и вышел, обходя ряды сидящих. Нигрен тоже сошел с возвышения и уселся на прежнее свое место.

– Дела выглядят не блестяще, – сказал астрогатор. – Во всяком случае, от биологов нам помощи ждать нечего. Кто-нибудь хочет высказаться?

– Да.

Встал Сарнер, физик-атомник.

– Объяснение гибели «Кондора» находится в нем самом, – сказал он и посмотрел на всех своими глазами дальнозоркой птицы; при черных волосах глаза у него были светлые, чуть ли не белые. – То есть оно там имеется, но мы пока не можем его заметить и расшифровать. Хаос в помещениях, нетронутые запасы, положение и размещение трупов, повреждения вещей и аппаратуры – все это что-то означает…

– Если вам больше нечего сказать… – неодобрительно бросил Гаарб.

– Терпение. Мы оказались в потемках. Приходится искать какой-то путь. Пока мы знаем очень мало. У меня такое впечатление, что нам просто не хватает мужества припомнить некоторые вещи, замеченные нами на «Кондоре». Поэтому мы так упорно возвращаемся к гипотезе отравления и вызванного им массового помешательства. Однако в своих собственных интересах – и ради тех, на «Кондоре», – мы должны изучить безоговорочно все факты. Прошу, а вернее, категорически предлагаю, чтобы каждый из нас рассказал тут же, сейчас, о том, что больше всего потрясло его на «Кондоре». О чем он никому не сказал. О чем подумал, что нужно это забыть.

Сарнер сел. Роган после недолгой внутренней борьбы рассказал о тех кусках мыла, которые заметил в туалете.

Потом встал Гралев: под грудами изодранных карт и книг всюду были засохшие экскременты.

Еще кто-то рассказал о консервной банке с отпечатками зубов – будто пытались разгрызть металл. Гаарба особенно поразили каракули в бортовом журнале и упоминание о «мушках». Он не ограничился этим:

– Допустим, что из этого тектонического разлома в «городе» вырвалась волна ядовитого газа и ветер принес ее к ракете. Если вследствие неосторожности люк остался приоткрытым…

– Приоткрыт был только наружный люк, коллега Гаарб. Об этом говорит песок в барокамере. Внутренний был закрыт.

– Его могли закрыть потом, когда уже начали ощущать отравляющее действие газа…

– Но ведь это невозможно, Гаарб. Внутренний люк не откроется, пока наружный открыт. Они открываются попеременно, это исключает всякую неосторожность или небрежность…

– Но одно не подлежит сомнению – это случилось внезапно. Массовое помешательство… Я уж не говорю о том, что случаи психоза бывают во время полета, в пустоте, а не на планетах, да еще буквально через несколько часов после посадки. А массовое помешательство, охватившее весь экипаж, могло быть только результатом отравления…

– Или того, что они впали в детство, – проговорил Сарнер.

– Как? Что вы говорите? – Гаарб, казалось, остолбенел. – Или это… шутка?

– Я в такой ситуации не стал бы шутить. Я сказал о впадании в детство потому, что никто об этом не говорил. Однако эта пачкотня в бортжурнале, эти изодранные книги, звездные атласы, эти с трудом нацарапанные буквы… ну, вы же их видели!

– Но что это значит? – спросил Нигрен. – Вы думаете, что все это – определенное заболевание?

– Нет. Такого, кажется, и не существует. Верно, доктор?

– Наверняка нет.

Снова наступило молчание. Астрогатор колебался.

– Это может толкнуть нас на неверный путь. Результаты некроптических прослушиваний всегда неопределенны. Но я уж и не знаю, может ли нам теперь что-нибудь еще больше навредить… Доктор Сакс…

Нейрофизиолог описал изображение, полученное из мозга человека в гибернаторе, и, конечно, сказал о слогах, оставшихся в его слуховой памяти. Это вызвало прямо-таки бурю вопросов; их перекрестным огнем задело и Рогана, поскольку он тоже принимал участие в эксперименте. Но все это ни к чему не привело.

– Эти черные крапинки ассоциируются с «мушками»… – сказал Гаарб. – Постойте-ка. А может, причины смерти были разные? Допустим, на экипаж напали какие-то ядовитые насекомые – в конце концов невозможно обнаружить следы мелких укусов на мумифицированной коже. А тот, кого нашли в гибернаторе, просто постарался укрыться от этих насекомых, чтобы избегнуть судьбы товарищей… и замерз.

– Но откуда у него взялась амнезия перед смертью?

– Это потеря памяти, да? А это удалось совершенно точно установить?

– Постольку, поскольку вообще можно считать точными некроптические исследования.

– Так что же вы скажете о гипотезе насчет насекомых?

– По этому вопросу пускай выскажется Лауда.

Лауда был главным палеобиологом корабля; он стоял, ожидая, пока все утихомирятся.

– Мы не случайно вообще не говорили о так называемых «мушках». Каждый, кто хоть немного ориентируется в биологии, знает, что никакие организмы не могут существовать вне определенного биотопа, то есть доминирующего комплекса, который образует среда и все существующие в ней виды живого. Так обстоит во всем исследованном космосе. Жизнь либо создает громадное разнообразие форм, либо вообще не возникает. Насекомые не могли появиться без одновременного развития наземных растений, других организмов, беспозвоночных и так далее. Я вам не буду излагать общую теорию эволюции – думаю, достаточно будет заверить вас, что это невозможно. Нет тут никаких ядовитых мух и никаких иных членистоногих – насекомых, многоножек либо паукообразных. И никаких родственных им форм.

– Но нельзя же утверждать это с такой уверенностью! – закричал Баллмин.

– Будь вы моим учеником, Баллмин, не попали бы вы на этот корабль, потому что провалились бы у меня на экзамене, – невозмутимо произнес палеобиолог, и все невольно усмехнулись. – Не знаю, как у вас насчет планетологии, а по эволюционной биологии – неудовлетворительно!

– Получается типичная распря специалистов… стоит ли время на это тратить? – шепнул кто-то за спиной у Рогана.

– Но ведь, может быть, эти насекомые не здешнего происхождения! – упорствовал Баллмин. – Может, их привезли откуда-нибудь…

– Откуда?

– С планет Новой.

Тут заговорили все вместе. Не сразу удалось водворить спокойствие.

– Коллеги! – сказал Сарнер. – Я знаю, откуда позаимствовал свою идею Баллмин. Из рассказа Гралева о лирянах.