Вам — задание - Николай Чергинец

— Давай — на правый фланг! Скажи снайперам, пусть усилят огонь по подносчикам снарядов. Надо во что бы то ни стало заткнуть орудиям глотку!

Связной бросился к лесу, исчез в зарослях. Комбриг посмотрел вперед и тут же чуть не вскрикнул от радости. Наконец-то отличились пушкари. Их выстрел был точным: танк, который выскочил на открытую местность, загорелся.

Глазков тут же перевел бинокль правее, где укрывался последний танк. «Как там Белоус? — подумал он. — Жив ли?» Теперь вся надежда была только на него. А танк посылал снаряд за снарядом, методично разбивал дзот, что находился на левом фланге партизанской обороны. Пулеметы, установленные в дзоте, уже молчали, и Глазков направил туда связного, чтобы тот отдал приказ бойцам на время покинуть укрепление, ждать новой вражеской атаки, а пока укрываться в траншее. В бинокль комбриг увидел, что фашисты сосредоточили большие силы как раз напротив дзота. Их замысел был ясен: под прикрытием танкового орудия и пушек попытаться смять партизанскую оборону...

Пот ручьем стекал по лицу, застилал глаза. Белоус упорно продвигался вперед. Наконец весь левый бок фашистского танка попал в поле зрения. Надо было бить наверняка, и Белоус решил еще приблизиться к цели. До залегших немцев оставалось метров сорок — пятьдесят. Они, видимо, успели заметить ползущего партизана, открыли огонь. Белоус замер на минуту, плотнее прижался к земле, а затем пополз дальше. Когда до танка оставалось не более двадцати метров, он задержался, начал тщательно прицеливаться и в этот момент почувствовал сверлящую, будто от прокола огромной иглы, боль в правом боку. Танк медленно поплыл перед глазами. «Неужели ранен? Неужели насмерть?» Мысль о том, что задание не будет выполнено, на какой-то момент вновь возвратила ему ощущение реальности. Огромнейшим усилием воли он все же заставил себя припасть к прицелу. Мушка противотанкового ружья совместилась с крестом, нарисованным на боку машины. Белоус нажал на спуск. Он уже не почувствовал резкой отдачи в плечо от выстрела, не смог увидеть, как из танка вырвалась тонкая струйка дыма, все больше расплываясь в густое черное облачко. Потом танк ярко вспыхнул. Внутри танка взорвались снаряды. А Белоус лежал на разогретой июньской земле. Его холодеющие руки все еще продолжали сжимать оружие...

И Славин, и его товарищи, должно быть, попали в самое пекло. От сильного перегрева вдруг совсем некстати заклинил «максим». Владимир схватился за ручной пулемет. Экономя патроны, короткими очередями он бил по вновь поднявшимся фашистским автоматчикам. Беспрерывно строчил другой ручной пулемет, установленный в дзоте.

Партизаны, засевшие в окопе, тоже держались стойко. Они не дрогнули даже тогда, когда враг приблизился. Выручили ручные гранаты.

В это время Крайнюк с группой партизан зашел гитлеровцам во фланг и своим огнем сковал их действия. Немцы, в который раз, повернули обратно.

Славин весело воскликнул:

— Опять дают нам отдых. Драпают! Готовьте боеприпасы, — и сам начал набивать патронами диск ручного пулемета...

Глазков видел, как захлебнулась очередная вражеская атака. Противник нес большие потери. Однако все меньше оставалось в боевом строю и партизан. Слишком большой урон нанесла неприятельская артиллерия. Вот и сейчас пушки с новой силой возобновили обстрел партизанских позиций.

Комбрига мучил вопрос: где находится начальник штаба со своими бойцами. Расчетное время уже кончилось, а фашистские орудия продолжали действовать все так же методично, как и в начале боя, сокрушая партизанские укрепления, сея смерть и увечья.

Однако Глазков волновался напрасно. Бойцы взвода уже подобрались к огневым позициям. С криком «ура!» они обрушились на врага. Вся орудийная прислуга полегла, скошенная партизанскими пулями.

Захваченные орудия тут же были направлены в сторону противника. Глазков быстро оценил обстановку, поднял бригаду в атаку, чтобы не дать фашистам возможность отбить свою артиллерию обратно. Но в этот момент над зеленым полем взметнулось несколько белых лоскутов. Немцы как по команде, держа руки вверх, медленно шли в сторону атакующих партизан. Те поначалу даже не поняли, в чем дело, решили, что фашисты опять идут в атаку. Кое-где громыхнули выстрелы. Глазков приказал не стрелять, а сам внимательно продолжал смотреть в бинокль. «Что это? Хитрость врага или он действительно намерен сдаться?»

— Переводчика ко мне! — крикнул Глазков.

Подбежал отрядный переводчик. До войны он преподавал в школе немецкий язык, неплохо владел им. Глазков в этот момент направился к дзоту Славина. Владимир вышел навстречу.

— Бери автомат, пойдешь со мной! — распорядился Глазков.

Славин взял автомат ППШ и, отряхиваясь, пошел за командиром.

Немцы, подняв руки, стояли по всему полю. Казалось, что их очень много. Глазков, не оборачиваясь, бросил Славину:

— Смотри, Володя! Сколько их еще осталось! — помолчал, улыбнувшись, добавил: — Видишь, как времена меняются! Раньше кричали, дескать, не брать партизан в плен, а теперь сами партизанам сдаются.

С немецкой стороны навстречу Глазкову, Славину и Левковичу двинулись три офицера. Они были без оружия, один держал в руке прутик, к верхнему концу которого был привязан белый носовой платок. Когда немного сблизились, Глазков тихо заметил:

— Да, не те немцы пошли. Не те. Смотрите, где их аккуратность, подтянутость, высокомерие?

И действительно вид грязных, с помятыми лицами офицеров был слишком далек от уже установившегося представления о холеных, надменных представителях «высшей расы».

Встретились. Немцы взяли под козырек. Один из них, с трудом подбирая слова, начал говорить на ломаном русском языке. Но Глазков перебил его, обращаясь к переводчику:

— Скажи ему, что за три года воины он так и не узнал ни русского языка, ни русского человека. Поэтому разговор лучше поведем на их языке.

Офицеры, услышав родную речь, еще больше съежились. Старший из них, выдавив на лице что-то вроде улыбки, сказал:

— Понимаем, что наше положение безнадежно. Прорвать оборону мы не смогли. А развернуться и уйти обратно нет никакого смысла. Ваша армия идет, как говорится, по нашим следам. Да и вы не дадите отступать. Поэтому я как старший собрал всех офицеров, предложил вступить с вами в переговоры о почетной сдаче в плен. Все согласились, и мы объявили о своем решении солдатам. Они, как видите, тоже не возражают.

— Что вы понимаете под словами «почетный плен»? — спросил Глазков.

— Обращение с нами как с военнопленными. Нормальные условия для существования, в том числе питание, а также возможность офицерам оставить при себе личное холодное оружие.