Сила меча - Дмитрий Тедеев

Приобретал он их страшной ценой, ценой нечеловеческого напряжения сил, удесятерённых ощущением тоски, непоправимого горя, страха надвигающейся смерти или чего-нибудь ещё в том же духе.

Не дай Бог никому приобрести даже самые сказочные способности такой ценой.

Всё это далось Максимке очень дорого. Он уже вовсе не тот наивный и добрый мальчик, каким я знал его пять лет. Попав в эту свою Фатамию, он быстро научился и даже привык убивать. И при малейшей, даже мнимой опасности его действия теперь опережают мысль.

В Фатамии без этого он бы ни за что не выжил. Но как он будет жить с этим в Киеве? Кого ещё он замочит, когда в следующий раз потеряет над собой контроль? Хорошего-то человека – вряд ли, скорее – такого же, как сегодня урода. Но от проблем это его никак не избавит…

Один Бог знает, чего стоило Максимке скрутить, задавить в психушке свои боевые рефлексы. Но он задавил. Сумел заставить себя покорно сносить все больничные издевательства, постоянно прикидываться совершенно лишённым воли безответным дурачком. Так, что его перевели наконец в общее отделение и уже готовили к выписке.

Именно ради этого он и вершил насилие над своим самолюбием и инстинктами. Ради того, чтобы оказаться дома с матерью и сестрёнкой.

Но его боевые рефлексы, хоть и были задавлены, но вовсе не умерли. Они находились в состоянии сжатой до предела мощной пружины, готовой в любой момент распрямиться, сокрушительно выстрелить.

И эта “пружина”, дремавшая на боевом взводе, дождалась своего часа. И сработала. На полную катушку. Как только Максимка, озабоченный тем, как бы меня не прикончили злые дяди в этой его Фатамии, выпустил её из-под контроля.

Я потом долго думал, а не лучше ли и не проще ли было вместо того, чтобы прятать следы, выдернуть вместо этого Макса обратно в Фатамию? Ведь сумел же я его перетащить в Киев! Но потом понял, что это было бы невозможно сделать. Не знаю, откуда взялось это понимание, это знание, в котором тем не менее я был абсолютно уверен, знание, что в Фатамию Макса перетащить мне не удастся ни за что. Оттуда – смог, хоть и не без труда, а туда – нет. Нет, и всё. Поэтому лучше это было бы или хуже, совершенно неважно.

Сам я, как оказалось, могу шастать туда-сюда между двумя мирами, а вот для Макса, фактически, как мне кажется, создателя этого второго мира, такой возможности просто не существует.

Почему же всё-таки не существует?

Я решил, что над этим стоит подумать на досуге. Может, это поможет мне более эффективно действовать в этом мире, кажущемся на первый взгляд таким чудовищно абсурдным.

Но сейчас – не время для такого обдумывания. Сейчас я молча, дурак дураком, стою под перекрёстными взглядами высших религиозных деятелей. Тоже совершенно онемевших от произошедших на их глазах “чуда Вознесения” и “чуда Пришествия”. И пауза уже очень даже затянулась, собравшееся общество явно сгорает от нетерпения услышать от меня хоть что-нибудь.

Ладно, сейчас услышите, ребята. Хоть и противно мне говорить с упырями, которые давно бы уже должны были утонуть, захлебнуться в пролитой ими крови.

Если бы на свете действительно была хоть какая-нибудь высшая справедливость,

Но я буду говорить с ними. В этом мире, где религия играет такую роль, я просто не имею права не попытаться использовать влияние церковников, заставить их действовать на пользу моим планам. Если мне это не удастся, церковь всё равно будет действовать, но уже совсем не так, и тогда о прекращении кровопролития можно будет только мечтать.

Голосом, какому позавидовали бы актёры, играющие главные роли в трагедиях Шекспира, я коротко поведал о последних новостях в “Небесном Мире”, куда мне пришлось ненадолго отлучиться по делам Святого Максима. А затем стал вещать “божественную” мудрость. Не от своего имени, конечно, от имени всё того же Сына Бога…

Даже по каналу связи я почувствовал, как Максимка зарделся от нестерпимого стыда, когда я начал превозносить его как мудрого и непогрешимого небожителя. Перед которым всем присутствующим здесь уродам сейчас будет дана возможность исповедаться.

А посредником, принимающим исповедь, буду, естественно, я. Потому как именно меня избрал Сын Бога своим орудием, глашатаем и вершителем своей Святой Воли в этом ничтожном мире.

И исповедь эта вовсе не будет тайной, как привыкли утонувшие в грехах и ереси церковники. Зачем человеку скрывать что-то, если он действительно хочет исповедаться и покаяться в своих грехах? Желание что-то от кого-то скрыть может быть лишь у окончательно погубивших свою бессмертную душу нераскаявшихся грешников…

Так что исповедь будет публичной. Я буду задавать вопросы, а вы, грешники, будете на них отвечать. Отвечать не мне, Посланнику Святого Максима, а самому Святому Максиму. И если кто-нибудь из вас осмелится солгать самому Сыну Бога, его тут же поразит Божественный Гром.

С этими словами я достал из кармана просторной куртки один из отнятых у ментов пистолетов. И попросил по каналу связи Макса сосредоточиться и сообщать мне о малейшей замеченной им неискренности.

Макс послушно приготовился. В это время больница уже стояла на ушах, под завязку была наполнена ментами, но больных пока не трогали, разогнали по палатам и заперли. Допросы и прочее - начнутся позже.

Так что пока Максима вполне можно использовать. Как чуткий и безошибочный детектор лжи. Заставить с его помощью говорить правду людей, которые уже давно разучились быть искренними.

Жестоко это, конечно. По отношению к Максу прежде всего. Но нужно. В том числе, может быть, и самому пацану. Клин надо клином выбивать. Чтобы отвлечь его от безрадостных мыслей о собственных проблемах, просто необходимо, может быть, по уши загрузить проблемами чужими.

Я постарался, как мог, психологически подготовить мальчишку к тому, что сейчас будет происходить, практически – на его глазах. Убедить его, что пожалеть этих старых упырей означало бы предать, обречь на чудовищную смерть множество совершенно невинных людей, в том числе и детей. Что перед нами сидят вовсе не беспомощные очень старые люди, а могущественные палачи, на совести которых океан пролитой крови и слёз.

Последнее Максим с его способностью читать чужие мысли, видел, кстати, гораздо лучше меня.

Он уже давно не был ребёнком, который мог расплакаться от того, что случайно слегка задел на тренировке по носу своего друга. Но всё равно предстоящее зрелище неминуемо будет очень сильным потрясением для него. Хотя только что, буквально двадцать минут назад он видел кое-что ничуть не лучше. Но всё-таки то были здоровенные довольно молодые садисты, а здесь были, хоть и такие же, если не большие, садисты, но – старики. Немощные, слабые старики, которым даже без этой “исповеди” и так не долго бы оставалось жить.

Но Макс всё-таки сумел собраться, раздавить в себе глупую и неуместную жалость. Тем более, что я ему “помог”. Я рассказал ему, что его друг и верный слуга Леардо ослеплён Чёрными Колдунами. А сидящие здесь старцы – ничем не лучше этих “колдунов”. А скорее всего – гораздо хуже. Наверняка моя догадка о том, что Чёрные Колдуны действуют фактически по строгим инструкциям Святой Церкви, всё-таки верна. А если это так, то эти старцы – настоящие палачи его друга. И выяснить это до конца можно только путём задуманной мной изуверской “исповеди”.

Жестоко это было с моей стороны. Но делать было нечего. Всё равно – когда-то пришлось бы Максу про Лео сказать. А сейчас – самое время. Ярость, захлестнувшая сейчас Максимку, должна помочь ему справиться с жалостью к старичью, которое я сейчас начну расстреливать. Расстреливать по его наводкам.

“Исповедь” началась. Первые вопросы, первые попытки солгать “Сыну Бога”, первые безжалостные выстрелы.

Убивал я не всех, некоторых просто ранил, даже не очень тяжело. Мне не нужны были их мерзкие жизни, мне от них нужна была правда. И хоть какое-нибудь раскаяние. Хотя бы и под страхом “Божественной” кары. В возможность которой они, кажется, поверили. Всерьёз поверили!

В этом мире, совершенно не знакомом с огнестрельным оружием, выстрелы из заурядного “Макарова” были восприняты действительно как проявление Божественного гнева. Были восприняты как чудо, чудо, гораздо большее даже моего исчезновения и последующего появления.

Старики попадали передо мной на колени. И стали наперебой каяться. Говорить правду о себе. Такую правду, что даже у меня мороз пошёл по коже. Даже не представляю, что испытал от их покаяния Максим…

Моя догадка о том, что община Чёрных Колдунов фактически давно уже превратилась в тайный “филиал” Святой Церкви, в покорную воле церкви “штурмовую бригаду” огромной силы, полностью подтвердилась. Этих штурмовиков Его Великая Святомудрость со товарищи очень долго и терпеливо держали про запас, на самый экстренный случай.