Морское кладбище - Аслак Нуре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дорога в лагерь вела через несколько периметров безопасности – зигзагом меж бетонными блоками, бронемашинами и укреплениями из мешков с песком. Сверре занес личные вещи в маленький кондиционированный отсек палатки. В столовой поел в одиночестве, но даже это никак не повлияло на его настроение.
Затем их собрали в оперативном штабе.
– С возвращением, – сказал капитан третьего ранга, очевидно начальник оперативного отдела. – Уже нынешним вечером работа начнется всерьез.
Он изложил детали предстоящего ночного рейда. Сообща с афганской полицией они должны взять некого изготовителя бомб. Операция рискованная, ситуация с безопасностью в городе напряженная как никогда. «Морские охотники» сонно кивали; предстоящее явно было для них обычным делом, но Сверре сгорал от напряжения. Вот она, возможность показать, кто он и на что годится.
Капитан третьего ранга хлопнул в ладоши.
– Тогда собираемся. И выезжаем.
Скрип стульев, все разом встают.
Сверре шел к выходу вместе с остальными, когда услышал за спиной голос капитана третьего ранга:
– Фалк.
Сверре остановился.
– Ты не едешь, останешься здесь.
– Почему?
Капитан, невысокий крепыш в его годах, с круглым бородатым лицом, досадливо вздохнул.
– Здесь командую я. Если твой папаша посылает тебя сюда воспитывать характер, за это в ответе он сам.
Каждое слово – как удар по почкам.
– Но…
– Никаких «но». Я отвечаю за то, чтобы операция прошла наилучшим образом. Ты займешься технической профилактикой, проверишь отрядное оружие. Ясно?
Сверре потерял дар речи.
– Отлично, через три часа доложишь о выполнении.
Сверре повернулся и зашагал через расположение.
– Кстати, – крикнул капитан третьего ранга ему вдогонку. – Нам звонил некий адвокат, хотел поговорить с тобой. Рана, кажется, Ян Рана. Он может связаться с тобой по FaceTime. Сказать ему, что ты недоступен?
– Нет, – после секундного размышления сказал Сверре. – Скажи, что я охотно с ним поговорю.
* * *
В следующие недели Саша проявила себя как заботливая мать и жена. В доме царил безупречный порядок, каждый день она готовила полный обед, следила за всеми занятиями дочерей, а в один из выходных дней в солнечную погоду они с Мадсом наконец-то совершили поход из Финсе на Хардангерский ледник.
Правда, однажды вечером она все же оставила семью и в одиночестве отправилась в главный дом. Был теплый майский вечер, канун Семнадцатого мая. После случившегося Саша толком не говорила с отцом, но в этот вечер они ужинали вдвоем в каминной на втором этаже.
Когда она пришла, Улав был уже на месте. Смерть матери состарила его, спина ссутулилась, лицо побледнело.
– Александра. – Он обнял ее. – Хорошо выглядишь. Это ты попросила Андреа приготовить ужин?
Саша строго-настрого наказала Андреа приготовить ужин заранее, ей меньше всего хотелось, чтобы сестра шныряла вокруг во время разговора, который состоится у нее с отцом.
Она сходила вниз, принесла из холодильника блюдо с суши и сашими и спросила:
– Ты в последнее время слыхал что-нибудь от Сверре? Мне он сказал, что уезжает надолго и у него не будет возможности поддерживать связь.
– Нет, не слыхал, – ответил Улав. – По-моему, он злится на меня. Однако no news is good news[110]. Кстати, ты подготовилась к SAGA Arctic Challenge? Расскажешь о моей маме?
– Да, вот об этом я и хотела с тобой потолковать, – сказала Саша, смакуя рыбу.
– А я расскажу об отце и начале движения Сопротивления на побережье в сороковом, – сказал Улав.
Саша долго смотрела на него, склонив голову набок. Потом сказала:
– Об этом тебе говорить не надо.
– Это почему же? – отозвался отец, вроде как оживившись от резкости ее тона. – Мы ведь верим в свободу слова и открытость в семье?
Саша задумчиво смотрела на него.
– Я прочла бабушкину рукопись. Погоди, дай досказать. Вера была права, пароход не подорвался на мине, у меня есть видеодоказательство, снятое камерой рафаэльсеновского экзокостюма. А что до утверждения, что Большой Тур сотрудничал с немцами, то переписка действительно изъята из архива бергенской пароходной компании. Но в «Морском кладбище» бабушка рассказывает об одном разговоре, состоявшемся здесь, в Редерхёугене, весной семидесятого, когда она заканчивала рукопись. О разговоре, который проливает свет на то, почему следующие сорок пять лет были такими трудными, о разговоре с тобой.
Улав молчал.
– Само собой, ты можешь пристрелить гонца. Можешь обвинить свою покойную мать во лжи или меня в заговоре против тебя. – Тут Саша улыбнулась. – Но ты этого не сделаешь. В глубине души, папа, ты понимаешь, что времена изменились. САГА сохранит все, в чем мы преуспели, но одновременно нам необходима открытость. Поэтому мое предложение таково: ты уходишь в отставку. Пост главного администратора в группе САГА переходит ко мне, кроме того, я возглавляю правление фонда. Нет лучшего повода объявить о смене руководства, чем SAGA Arctic Challenge.
Последние солнечные лучи этого светлого вечера упали сбоку на лицо отца. Он долго молчал, потом уголки рта чуть заметно дрогнули.
– Вышвыриваешь меня, Александра?
Он улыбнулся дочери, Саша улыбнулась в ответ:
– Да, папа.
– В таком случае предупреди дома, что задержишься. Нам нужно многое обсудить.
Глава 47. Я сделал много плохого
Тюремная камера была совсем другого уровня, чем прошлый раз, но первые дни Джонни Берг был подавлен как никогда. Ночами он почти не спал, днем не мог есть. Пробовал вспомнить лицо дочери, но образ рассыпался, как горящая фотография.
Суд был чистой формальностью. Его обвинили в осквернении захоронения, в данном случае корабельного кладбища, согласно статье 14 Закона об охране памятников культуры, и – что более серьезно – во взломе и нарушении статьи 184 Уголовного кодекса, а также Закона о госбезопасности. Что ранее его подозревали как возможного добровольца ИГ, было отягчающим моментом, и суд просто не мог не взять его под стражу.
Но больше всего его мучило предательство Саши. Она могла сотрудничать с ним, флиртовать, спать с ним, прижиматься к нему. Но когда пришлось делать выбор, она выбрала семью, выбрала официальную версию. САГА – так называется официальная версия. Не со зла, нет, у нее были причины, она считает, что власть в принципе справедлива. Власть всегда относилась к ней благосклонно. Никогда не задерживала ее на таможне, не сажала под арест, подозревая в джихадизме. Она никогда не была в Норвегии чужой, пришлой.
Или, может, тут что-то недоступное его пониманию. В конторе Греве ему казалось, будто Сашей движут силы, настолько же ему незнакомые, непонятные и могучие, как убийство ради сохранения
