Пирамида. Т.2 - Леонид Леонов

Опережая спутницу, Сорокин пружинистой тигриной походкой миновал несколько очередных помещений, как бы наугад пересек округлый зал с витринами нумизматических коллекций, затем, движимый подсознательным вдохновеньем ненависти, свернул в полуприметное боковое ответвленье и через проходную галерею вырвался из лабиринта в ту наконец, центральную, башенного типа злосчастную ротонду, где его постигло приснопамятное пораженье.

По дороге Сорокин продолжил начатое еще в воздухе доследование обстоятельств, облегчивших Юлии в кратчайший срок созданье ее уникальной сокровищницы. Он обещал разрешить все ее сомнения по музейной части при условии полной и обоюдной искренности. Видимо, академическая бесстрастность сорокинских вопросов, без прежней альковной любознательности, повысила его авторитет в глазах владелицы, которая своей подчеркнутой откровенностью пыталась заранее смягчить ожидаемый приговор. Осуществлению этой наиболее громоздкой и нетерпеливой из всех прихотей Юлии предшествовал основательный поиск, в котором сказалась практическая жилка ее натуры, и потому доверчивая, целиком уложившаяся в десятиминутную прогулку ее исповедь кое-где прерывалась недомолвками, с какими излагают врачу историю интимной болезни. Характерно, что, несмотря на абсолютную, казалось бы, уединенность места от постороннего любопытства, проектировалась еще более глубинная недосягаемость особо важных сейфов посредством погружения их в оптическую незримость, как бы несуществование. Означенное мероприятие было в зачатке Юлией же и отвергнуто, так как, в случае несомненного обнаружения подобного тайника, ему тотчас было бы придано сугубо злонамеренное политическое истолкование, к тому же диктовалось оно лишь ее подсознательным намерением отбиться от изовсюду настигающей толпы, а не мотивами быстрого и ненужного ей обогащения, тем более что при желании ангел в мгновенье ока мог бы наворотить ей груды сверхвалютного барахла. И поскольку представлялось даже безнравственным растрачивать солидное чудо на мелочи ширпотреба, то единственно приемлемым становился антикварный вариант. Будущей собирательнице действительно нравились старинные вещи, если приличной сохранности. Черновик подземного хранилища был выполнен в феноменально краткий срок, зато всякого рода перепланировка кубатуры, радиально умножавшейся во все стороны методом каскадной кристаллизации, даже при полной рабочей загрузке заняла, по ее словам, чуть ли не целую неделю. Впрочем, сюда вошла меблировка помещений, производившаяся параллельно с развеской картин и, как правило, с подгонкой на месте. Надо считать крайне неосторожным признание Юлии своему прокурору, что некоторые интерьеры вместе с обстановкой создавались в один прием: «...иногда мы сутками не выходили отсюда!» Тут в особенности выявились преимущества бессметного строительства крупных объектов, вроде вселенной с безграничными излишествами посредством дешевой потусторонней рабсилы... Сразу выяснилась странная небрежность чудотворителя, к примеру, дверцы книжного шкафа открывались вовнутрь, хотя полки были втугую забиты драгоценными изданиями, кстати без единого печатного знака на страницах. Первая оплошность была тотчас и с игривым смешком устранена, зато вторая — исправлена с большим трудом, да и то всунутый туда убористый текст никак не поддавался прочтению. Наряду с подмеченными, некоторые другие, лично им обнаруженные, позволили режиссеру сделать далеко идущие выводы по теории чудотворения.

— Вы представить себе не можете, Сорокин, сколько я натерпелась горя с моим дикарем! — горестно пожаловалась Юлия.

— Ну, в таких занятиях лишь вначале бывают трудности, а как набьешь руку... В среднем сколько времени уходило у вас на штуку?.. В зависимости от размера или исторической давности?

Она недобро усмехнулась в предчувствии ловушки:

— Вы же понимаете, надеюсь, что чудо — вещь мгновенная.

Сорокин подтвердил необходимость торопиться коварным соображеньем, что, если скоротечна жизнь, еще недолговечней инструменты наших желаний.

— Простите, перебил вас на интересном месте. Вы прочли ему курс вводных лекций по искусствоведению или с вечера загружали своего подручного монографиями мастеров, которыми предполагалось заняться на утреннем сеансе?

Нет, наиболее плодотворными почему-то оказывались ночные часы. Кроме того, по неусидчивости или дикости, вряд ли он за все время их дружбы прочел хоть одну печатную строку. Юлии поневоле пришлось творческое руководство возложить на себя, пользуясь Дымковым лишь как послушным орудием своей воли. Хорошо еще, что заблаговременно посредством каталогов европейских галерей, также через знакомого замдиректора реставрационной мастерской она неплохо освоилась с приметами классических школ и почерком виднейших их представителей, но в особенности с технологическими секретами, какими чаще всего пользуется экспертиза при распознании сенсационных находок. Таким образом, создание намеченного шедевра обычно происходило у них в два приема и начиналось с подготовки тыльной поверхности — со следами древоточцев на паркетированной доске, выцветшими инвентарными номерами, а порой — с вензелями царственных владельцев... О, сколько же мучительных сомнений, философских терзаний вынесла она в тот период, вознагражденная, впрочем, рядом занятных и, в притворно-льстивой оценке Сорокина, далеко не дамских открытий! Так, насколько удалось ему понять из ее очаровательного лепетанья: подделки в литературном жанре, покоящемся исключительно на опорах отвлеченной мысли, даются несравненно труднее живописного, где достоверность, помимо сюжетности и авторского почерка, достигается химией красок и ветхостью доски или холста. Не отсюда ли, как попытка преодолеть сверхчеловеческие препятствия с помощью чуда, и родилась сумасбродная идея загробной переписки гениев?.. В качестве поэтапных вех на пути к совершенству, как доказательство ее исканий, в запасниках у Юлии хранится немало еще не развешанных полотен, также дублетов, забракованных ею за неточность колорита или просто почему-то разонравившихся. При желании гость мог бы захватить с собою парочку на память: в случае крупного размера дар обеспечивался доставкой по местожительству. Вслед за тем Юлия перехватила пристальный взор Сорокина и воздержалась от повторного предложения. Начиная с той минуты, окружающее великолепие, плод стольких исканий и надежд, стало безнадежно тускнеть в ее собственных глазах.

Наверно, вот так же инквизитор обходил своих узников, заутро отправляемых на костер. С видом непреклонного стариковства и опять, чуть впереди хозяйки, уже подавленной его зловещим молчаньем, Сорокин шествовал мимо полуузнаваемых полотен, и весьма плотное население их — возносящиеся мадонны, томные юноши с пучками стрел в груди, заплаканные блудницы, дремучие аскеты с черепами и Библиями на коленях, даже окровавленная Олофернова голова в руке полуголой красотки... словом, все они там не без испуга косились на сурового судию, обрекавшего их на лишение художественной святости с последующим шельмованием за самозванство.

— Он никак не_ мог понять, что от него требуется... — торопилась Юлия свалить на подмастерье свои промахи, — всякий раз ему непременно требовался образчик, но все равно не обходилось без переделок... Хорошо еще, что вещи становились такие плывучие под его взглядом. Но тут я снова вспомнила о вас!.. Обнаружилось вдруг, что в коллекции недостает лишь хорошего Вермеера. Совпало — кузен из Брюсселя прислал мне ко дню рожденья любительское издание о нем с отличными цветными вкладками. Так как у художников, я читала, случается иногда раздвоение темы, то я и придумала свести два известных сюжета, чтобы недостатки одного перекрывались достоинствами другого, и получилось как бы нечто отвергнутое автором.

— Ну и как же?.. Справился он с заданьем, ваш неимоверный Дымков?

— Он лишь мельком взглянул на оба оттиска, даже не вникнув в смысл изображенного... Потом спросил безоблачно, сколько мне потребуется таких картинок? Оказалось, он мог бы их воспроизвести в любом тираже, так что хватило бы для награждения передовиков целой области, скажем, за успехи в животноводстве. Короче, в каждой избе-читальне по Вермееру с дальнейшим доведением до хаты. Я даже растерялась слегка...

— Но отчего же?.. Не вижу здесь нарушений логики, — иронически вякнул режиссер Сорокин. — Раз мы идем ко всемерному изобилию, то почему высочайшие достиженья человеческого духа должны радовать лишь столичных жителей, как раньше тешили самолюбие собственников? Надо, чтобы трудящимся вообще не приходилось тратить рабочее время на паломничество в иногородние музеи к сокровищам культуры, которые призваны повседневно оказывать на них воспитательное действие... вы не согласны? Это и будет расцвет социального благоденствия, когда они станут в цене кухонного стола, а со временем и общедоступнее капусты, что, как вы знаете, довольно успешно и осуществляется у нас... правда, в экспериментальном пока порядке. Так что же именно расстроило вас тогда?