Фаранг (Дилогия) - Андрей Валерьев

'Полицай… полицай…'

Егоров скосил глаза. Катя, с посеревшим лицом, стояла рядом ни жива ни мертва.

'Прости, так надо…'

— Дети. В безопасности!

Кроме трёх десятков детей, всех остальных поделили по состоянию здоровья. В одну группу бирманцы определили тех, кто был способен на тяжёлый физический труд. Не важно — мужчина это или женщина. Эти люди должны были отправиться к затонувшему самолёту и с помощью солдат достать со дна моря железную машину.

Третья и самая многочисленная группа долечивающихся людей остаётся в посёлке и 'через не могу' занимается добычей пропитания.

Всё.

Витька пролаял речь, резко, на пятках, развернулся и потащил безвольную Катю и упиравшегося Антона под свой навес.

— Тссс… тихо. Молчи и слушай.

Витя шептал на ухо Катюше, одним глазом зорко следя за тем, чтобы зарёванный мальчишка не сбежал вслед за отцом, которого угнали к морю.

— Я сделаю всё, чтобы с тобой и с ним ничего не случилось…

— Не такой ценой!

— Тссс! Молчи! Просто верь мне. Я знаю, что делаю и знаю, что нужно сделать… Ты. Меня. Поняла?

Витька иронично повторил слова полковника, улыбнулся краешком рта и подмигнул. Зелёные глазищи недоверчиво распахнулись, а на щёки вернулся румянец.

— Ты…

— Мгм…

— А…

— Тсссс… веди себя… ээээ… естественно, милая. Можешь мне скандал устроить, чтобы все видели или…

Бац!

От звонкой пощёчины в голове зазвенело.

— Егоров! — В зелёных глазах плескался гнев и невероятное облегчение. — Да как же ты мог?! Ссссскотина!

Глава 9

— Докладывай.

— Да, господин. Я приставил к нему двух лучших своих людей.

— Он не должен знать, что за ним следят. Ты понял?

— Да, господин. — Старший десятник низко поклонился и, помявшись, неуверенно добавил. — Осмелюсь спросить, Великий, почему мы просто…

— Хм.

Аун самодовольно улыбнулся. Конечно, любого другого за столь наглый вопрос он бы просто приказал запороть плетьми, но, во-первых, со старшиной он служил уже тридцать лет, а во-вторых…

'Великий…'

Так могли именоваться лишь особы королевской крови.

— Я отвечу на твой вопрос. В первый и в последний раз.

— Да, Великий.

Казалось, спина старшего десятника сейчас затрещит.

— Я не хочу рисковать. При себе он медальон не держит. Женщина, с которой он живёт — не его жена. Мальчик — не его сын. Твой осведомитель докладывал, что отношения у них не ладятся и надавить на него через них, у нас не получится. Друзей у него здесь не осталось. Уже два месяца он ни с кем не общается.

Старшина поднял голову и красноречиво показал глазами на нож.

Аун поморщился.

— А если он не скажет? Такое случается. Редко, но случается.

Полковник задумался, но затем отрицательно покачал головой.

— Нет. Рисковать не будем. Срок подходит. Насколько я разбираюсь в людях, он обязательно попробует сбежать. Подождём.

В то, что полковник ему полностью доверяет, Егоров не верил совсем. Громадная практика игры в покер и бессчётное количество часов, проведённое на переговорах с клиентами, позволили Виктору сыграть свою роль верного, но гордого вассала почти идеально, хотя интуиция у него выла тревожной сиреной — бирманец не купился.

За всё время, прошедшее после памятного разговора с полковником и публичного предательства, он так и не смог засечь за собой слежку. Земляне комфортную палатку с шезлонгами и раскладным столиком обходили по широкой дуге, а бирманцы на Витьку вообще внимания не обращали. В принципе, это Витю устраивало, позволяя ему проводить с Катей больше времени наедине, но… но, но, но…

'Играть' в любовь было очень опасно. Для всех в округе Катя была жертвой "мерзавца" Витьки, которую он принуждал угрозами и побоями жить вместе с ним. Для этого пришлось устроить несколько показательных скандалов и даже драк.

При воспоминании о том, как по настоянию Катюши, пришлось поставить ей синяк под глазом, у Вити холодело в животе. В остальном дела шли неплохо — Егоров жил комфортной и ненапряжной жизнью курортника, столуясь у самого господина полковника. Все его обязанности нынче сводились к долгим и очень обстоятельным рассказам о том мире, откуда он пришёл и изучению манмарского языка под руководством дядюшки Билли.

С Катей и Антоном получилось всё наоборот. Мальчишка вообще перестал с ним разговаривать, недобро посверкивая глазёнками и изредка огрызаясь матом.

'У… волчонок растёт'

А Катя всё время, кроме ночей, проводила среди остатков поселенцев, работая наравне со всеми. Их с каждым днём, здесь, на Новой земле, оставалось всё меньше и меньше. Люди постепенно выздоравливали и, вместе с провиантом, отправлялись на Малую землю, где в самом разгаре было строительство гигантского ворота.

Да и ночью, когда любопытных глаз не было видно, приходилось себя контролировать, чтобы не выдать того безумства, что овладевало ими.

— Тише, тише, любимая…

— Витенька, я так больше не могу, — смуглое, почти невидимое в темноте палатки тело Кати била крупная дрожь, — пусть всё скорее закончится…

— Обещаю, скоро мы уйдём, — Виктор целовал мокрое от слёз лицо любимой и едва слышно шептал ей на ушко, — запомни, милая, никому, слышишь — никому не верь! И никому ничего не говори и не намекай. Даже Антону.

Витя провёл ладонью по горячему телу Катеньки, чувствуя, как она расслабляется и успокаивается.

— Завтра, — выдох был еле слышен, — ты пойдёшь с рыбаками на берег. Возьмёшь с собой Антона. Сегодня к самолёту ещё пять человек отправили, так что скажешь, что тебе есть нечего, и ты теперь будешь работать с ними.

— Хорошо.

'Вот как это у тебя получается? Подпольщица ты моя…'

Первый же день Катиной "рыбалки" принёс долгожданную поклёвку. Вернувшись вечером с берега, женщина сообщила, что у моря, помимо дежурной смены моряков, следивших за кораблями, ошивался ещё один бирманский солдат.

— Дима очень удивился, — Катя старательно делала вид, что наводит порядок на столике, — сказал, что впервые видит солдата, который просто так пришёл поболтать с часовыми. Я сделала вид, что не слышала.

— Умница.

С души, как-будто, упал камень. Недостающая часть мозаики появилась и упорядочила картину окружающего мира. Враг есть враг — каким бы милым и ласковым он не прикидывался.

'Мда… Как это называется? Стокгольмский синдром?'

Витька криво усмехнулся.

'Ага! Прям разбежался!'

Держать слово, данное врагу, Егоров не собирался и совесть его на эту тему не мучила.