Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя - Сергей Беляков

«Живой организм украинского народа сохранил только корни, его цветы – интеллигенция – завяли и осыпались», – писал в начале XX века украинский прозаик Михаил Коцюбинский. Слово «интеллигенция» сейчас следовало бы заменить словом «элита»: политическая, финансовая, интеллектуальная элита. Украинский же народ не исчез, не выродился, не ассимилировался. Прошло время, и «корни дали побеги, вновь зацвели цветы…»[1423]

Кобзарь и народ

Судьба «Кобзаря» Шевченко – ключ к истории украинской нации. Ни одна русская или украинская книга не сыграла такой колоссальной роли в судьбе нации. Первое издание «Кобзаря» вышло в апреле 1840 г. тиражом всего в 1 000 экземпляров. В 1841-м отдельным изданием вышли «Гайдамаки». В 1844-м появилось еще издание под названием «Чигиринский Кобзарь и Гайдамаки». Наконец, третье, самое полное и последнее прижизненное издание «Кобзаря» вышло в 1860-м. Его тираж был самым большим – 6 050 экземпляров. Правда, отдельные стихотворения Шевченко печатались в украинских альманахах «Ластiвка» (1841), «Хата» (1860), в журнале «Основа», в русском славянофильском журнале «Русская беседа», но все эти издания охватывали лишь узкий круг просвещенных читателей.

Государство займется распространением стихов Шевченко и формированием его культа только в двадцатые годы XX века. Но это будет совсем другое государство. Даже не «красная Россия», а уж скорее анти-Россия. А в Российской империи всё было иначе. Стихи Шевченко печатали с цензурными купюрами. Полные издания выходили сначала в Лейпциге, затем – во Львове. Но книги, изданные в Саксонии или Австрии, на Украине доходили до очень немногих читателей. С 1847-го по 1857-й стихи Шевченко в России не печатались. Да и позднее распространение его стихов, пропаганда творчества были связаны с большими трудностями. Каких-либо административных рычагов в руках «украинофилов» не было. Их журнал «Основа», до выхода которого сам Шевченко едва дожил, не имел большого успеха. Журналу не хватало подписчиков, номера за 1861 год не были до конца распроданы, а в 1862-м журнал закрылся. Закрыла его не царская цензура – просто у журнала не нашлось достаточно читателей[1424]. Русифицированным украинским панам этот журнал не был интересен, а украинские крестьяне, даже грамотные, вряд ли знали о его существовании. Попытка использовать церковь для пропаганды украинского языка и литературы была предпринята только в 1861-м и тоже оказалась не слишком успешной. В начале 1861 года группа украинских активистов из Харькова послала 6 000 экземпляров букваря, составленного Шевченко, Киевскому митрополиту Арсению, но тот первым делом направил запрос насчет этого букваря обер-прокурору Священного синода А. П. Толстому, а Толстой, в свою очередь, обратился к начальнику III отделения В. А. Долгорукому[1425]. В 1863 году министр внутренних дел П. А. Валуев выпустил циркуляр, ограничивший публикацию и распространение литературы на «малороссийском языке».

И на таком безрадостном для «украинофилов» фоне успех стихов Тараса Шевченко и необыкновенно широкое их распространение должны были казаться чудом.

В 1843 году Шевченко приехал на Украину уже известным поэтом. Он даже слышал, как девушки-крестьянки пели на мотив народной песни отрывок из его «Катерины»[1426]. Поразительно.

Николай Шигарин, будущий чиновник канцелярии киевского генерал-губернатора, издатель журнала «Библиотека западной полосы России», вспоминал, как в Киеве 1844–1845 годов молодые люди, в особенности «кровные малороссы», читали и переписывали стихи Шевченко. Иные специально начинали учить «малорусский» язык, чтобы читать и лучше понимать стихи Шевченко. Помимо петербургских изданий «Кобзаря» и «Гайдамаков» по рукам ходили и «рукописные тетрадки, которые списывались почитателями Шевченко наперерыв друг перед другом». И сам Шигарин признавался, что тоже переписывал стихи «для своих знакомых, которым высылал тетрадки в провинцию»[1427]. Шевченко со временем превратился для читателей-малороссов в человека великого, в источник «любви, добра, света»[1428].

Для украинцев, покинувших родину, «Кобзарь» стал едва ли не священной книгой или, по крайней мере, книгой любимейшей. Писатель и этнограф Александр Афанасьев, печатавшийся под псевдонимом «Чужбинский», подтверждает этот невероятный, непонятный неукраинцам успех: «Появление “Кобзаря” мигом разбудило апатию и вызвало любовь к родному слову <…> В 1844 г. <…> Случай увлек меня на Кавказ и Закавказье, где величественная природа и совершенно незнакомый край с его диким населением поглотили всё мое внимание. Я не имел вестей о Шевченко, но везде, где находил несколько украинцев, в кругу ли чиновников или в каком-нибудь полку, везде встречал я истрепанные экземпляры “Кобзаря” и “Гайдамак” и полное, искреннее сочувствие их автору»[1429].

Авторитетными и объективными источниками здесь будут материалы русской тайной полиции – III отделения и министерства внутренних дел. Петр Дмитриевич Антонелли, тайный агент и провокатор, который вел наблюдения за петрашевцами, доносил о словах Петрашевского по поводу Шевченко, чьи стихи «разошлись в том краю (в Малороссии. – С. Б.) во множестве и были причиной сильного волнения умов»[1430]. Хорошо знал о популярности Шевченко в Малороссии и шеф провокатора Антонелли – Иван Петрович Липранди. Этот чиновник для особых поручений как раз и вел дело петрашевцев. В его записке о петрашевцах, в частности, говорилось, что в Малороссии «умы предполагались находящимися уже в брожении от семян, брошенных сочинениями Шевченко»[1431].

Липранди ничуть не преувеличивал. Для молодых деятелей украинского национального движения, начиная с кирилло-мефодиевцев, Шевченко еще до своего ареста был фигурой культовой: «…судьба близко свела меня с одной землячкой. <…> Я стал читать ей наизусть шевченковские плачи и пророчества (мы все знали их, как “Отче наш”)», – писал Кулиш[1432]. При обысках у членов Кирилло-Мефодиевского общества жандармы находили не только печатные экземпляры «Кобзаря», но и переписанные от руки и даже «превосходно иллюстрированные»[1433]. Следствие пришло к такому выводу: «украино-славянисты» питали «чрезмерное уважение» к стихам Шевченко[1434].

В 1857 году, когда истекали последние месяцы солдатской жизни Шевченко, но его сочинения еще находились под запретом, Кулиш во втором томе своих «Записок о Южной Руси» напечатал поэму «Наймичка» как анонимную. Кулиш будто бы нашел ее в альбоме одной провинциальной барышни и переписал. Издатель заметил, что не знает «ничего совершеннее ни в одной европейской литературе»[1435]. В общем, это все-таки большое преувеличение, хотя «Наймичка» – и в самом деле поэма прекрасная.

Русские газеты и литературные журналы конца 1850 – начала 1860-х годов писали о Шевченко как о поэте, «известном почти всем на Украине» («Народное чтение»)[1436], который пользуется «огромной популярностью между своими земляками» («Иллюстрация»)[1437], а его сочинения на Украине «расходятся превосходно» («Северная пчела»)[1438].

Конечно, среди читателей Шевченко преобладали все-таки люди образованные. И если «Катерина» была понятна каждому, то даже двоюродный брат поэта Варфоломей Шевченко признавался, что не всё понял в «Гайдамаках», потому что слабо знал историю Украины: «…я только плакал, читая о страданиях украинского народа да о притеснениях от евреев и поляков»[1439], – вспоминал он.

Афанасьев (Чужбинский), опубликовавший свои воспоминания через несколько месяцев после смерти автора «Кобзаря», утверждал, будто Шевченко пока не известен «простолюдинам»[1440]. Очевидно, он не совсем прав. Уже в шестидесятые годы XIX века экземпляры «Кобзаря» и «Гайдамаков» (не ясно, печатные или переписанные) можно было найти и у грамотных украинских крестьян[1441].

Борис Суханов-Подколзин, русский барин и русский офицер, в детстве брал у Шевченко уроки рисования. Шевченко в то время (1858–1860) был уже «лысый, усталый человек». Особенными педагогическими способностями он не обладал. Однако Шевченко всем чрезвычайно нравился, даже гувернанткам-англичанкам, а малороссийская прислуга в нем души не чаяла. Крепостные малороссияне, увидев в барском доме живого автора «Кобзаря», ухаживали за ним, «старались во всем угодить»[1442]. «Кобзаря» они читали. Дворецкий Пивоваренко был счастливым обладателем этой книги. Судя по описанию, это было издание 1840 года: «…маленькая, засаленная книжонка переходила из рук в руки, безжалостно трепалась, путешествуя из кухни в переднюю; стихи выучивались наизусть, своими родными, теплыми мотивами помогали этим простым людям переноситься мысленно на далекую родину»[1443]. Но знали Шевченко не только на родине.