Среда обитания (cборник) - Сергей Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У нас не было сведений о Буре…
— Ладно, — полковник махнул рукой и наконец прикурил. — С этим ты разберёшься позже. Вызови сейчас Аникина. Он как раз и должен был повидаться с этой кассиршей. Только я подумал и решил — преждевременно. А вдруг?..
— Да, чём чёрт не шутит… Правильно решил. Хочешь, чтобы мы понаблюдали за ней?
— Хочу. И ещё хочу сейчас встретиться с её заведующей.
— Знаю такую, — сказал Замятин. — Женщина, как говорится, приятная во всех отношениях. — Он улыбнулся. — И финансовый работник прекрасный. Серьёзная баба.
— Аникин меня к ней и проводит…
— К ней и я тебя проводить бы мог, — бодро начал Замятин, но тут же лицо его омрачила неприятная мысль. — Эх, нет! Я не смогу — несколько дач у нас в районе обокрали. Когда ты пришёл, майор мне докладывал как раз об этом. Надо закончить разговор. А так бы проводил — мы с Зоей Петровной в одном доме живём.
Замятин снял трубку телефонного аппарата:
— Коровкин, Аникин у тебя? Пускай ко мне зайдёт.
Участковый инспектор Аникин понравился и Корнилову. Хорошее открытое лицо, прямой взгляд. Он представился без подобострастия и без залихватской развязности, чего так не терпел полковник. Игорь Васильевич пригласил его сесть.
— Озадачили мы вас сегодня? — спросил он, внимательно разглядывая лейтенанта.
— Да, честно говоря, — кивнул Аникин. — Я специально к сберкассе пораньше пришёл. Думал Рогозину на улице перехватить. Чтобы у других сотрудников пересуды не возникли… — Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась у него вымученная.
— Что-нибудь не так получилось? — спросил Корнилов. Он почувствовал за этой улыбкой мучавшее Аникина беспокойство.
— Колокольников пропал, — тихо сказал участковый, побледнел и непроизвольно так сжал сцепленные пальцы, что они хрустнули.
— Что значит пропал? — спросил Корнилов.
Аникин молчал, собираясь с мыслями.
— Павел Сергеевич! — подал голос Замятин. — Ты чего молчишь?
— Сейчас, товарищ начальник… Я сам только что узнал. Жена его внизу у дежурного сидит, плачет.
— Да, может, ещё рано плакать-то? — усомнился Корнилов.
— Сегодня днём Колокольников встретил в Зеленогорске на вокзале мужчину. Того, который на месте катастрофы потерянное сверло искал… Мужчина ждал электричку на Ленинград. Колокольников тоже взял билет и поехал за ним.
— Откуда это известно? — спросил Корнилов.
— Он рассказал на вокзале одному знакомому, просил, чтобы тот сообщил жене. Пока, мол, они до города доедут, в Ленинграде милиционеры их уже встретят. А знакомый — болван! — не выдержал Аникин. — Зацепился за пивной ларёк, да только к вечеру и вспомнил.
Корнилов посмотрел на часы. Было без десяти восемь. Спросил Аникина:
— Какой электричкой они ехали?
— Пятнадцать десять.
— Домой в Ленинград жена звонила?
— Несколько раз звонила, не отвечает телефон. Жена всех знакомых на ноги подняла.
— Никаких примет этого человека Колокольников своему знакомому не передал?
— Он незаметно показал ему этого человека… Только знакомый… — Аникин безнадёжно махнул рукой. — К утру, может, проспится. А может, и нет. Пьян в стельку.
Корнилов вспомнил свой разговор с Колокольниковым, когда тот никак не мог выдавить из своей памяти ни одной существенной приметы подозрительного мужчины, и подумал: «А встретил — сразу узнал. Иначе не поехал бы за ним».
— Что, хотите делайте, а этого пьянчужку через час на ноги поставьте! — разозлился Корнилов. — Пригласите врачей! Они знают, как с алкашами обращаться. Нашатырь, пару клистиров… Понятно?
— Понятно, товарищ полковник, — сказал Аникин.
— Пётр Андреевич, распорядись вызвать в отделение «скорую». Лейтенант меня сейчас к завсберкассой проводит и вернётся. И пусть едет с врачами к свидетелю. Адрес-то знаете?
— Так точно.
— Скоро сюда подойдёт Бугаев. От профессорши вашей…
— От Блошкиной, — напомнил Замятин.
— Вот-вот! Введите его в курс дела. Пускай позвонит на Литейный. Поднимет ребят на поиски Колокольникова. Машину для него найдёте?
— Найдём, — кивнул Замятин.
— А то пускай меня дождётся, — Корнилов тяжело поднялся с кресла. — Поехали, лейтенант.
11— Вот её дом, — показал Аникин на стоящее в осадку жёлтое четырёхэтажное здание с эркерами. — Квартира семь. Третий этаж. Живёт с мужем и дочерью.
— Проедем метров сто, — попросил Корнилов шофёра. — Чтобы не маячить перед окнами.
«Волга» остановилась у небольшого скверика рядом с почтой. Корнилов попросил шофёра:
— Отвези лейтенанта в райотдел и вернёшься. Жди на том же месте. — Он ещё хотел сказать Аникину, чтобы позвонили, если будут новости, — наверняка у заведующей сберкассой есть телефон, — но машина уже тронулась. Корнилов досадливо махнул рукой, но тут же подумал: «Ладно, долго я здесь не задержусь…»
Дверь ему открыла девушка лет двадцати. У неё было узкое лицо, тонкий, чуть раздвоенный на самом кончике нос, русые волосы, уложенные копной на затылке. Вот только цвет её больших глаз он не успел разглядеть — в прихожей было темновато.
— Вам кого? — спросила девушка.
— Я хотел бы видеть Зою Петровну.
— Пожалуйста, — девушка посторонилась, пропуская его в прихожую. — Проходите. — И крикнула негромко: — Мама, к тебе.
Она пошла вперёд по небольшому коридорчику, открыла дверь в просторную, со вкусом обставленную комнату. Корнилову это сразу бросилось в глаза. Даже несмотря на то что в комнате стоял полумрак — лиловый августовский вечер уже заглядывал в окна.
Высокая стройная женщина с такой же копной волос на затылке, что и у дочери, только совсем седых, стояла у стола и вынимала из сумки коробки с зубной пастой, баночки с кремом и, как показалось Корнилову, ещё какие-то чисто женские предметы обихода. Видимо, по дороге с работы она зашла в магазин.
Обернувшись и увидев в дверях мужчину, Зоя Петровна ойкнула и смахнула все свои коробочки и баночки снова в сумку.
— Извините, бога ради. Я думала, кто-то из соседок. — Она протянула дочери сумочку: — Таня, возьми, потом разберёшь. Там кое-что и для тебя. — И спросила: — А вы по какому делу?
— Зоя Петровна, — сказал Корнилов, — мне хотелось бы поговорить с вами наедине. Ваша дочь не обидится? — Он повернулся к Тане, внимательно разглядывающей содержание материной сумочки.
— Ну что вы, что вы! — не поднимая глаз на Корнилова, сказала дочь. — Я испаряюсь…
— Садитесь, пожалуйста, — предложила Зоя Петровна и подвинула Корнилову стул. — Может быть, зажечь свет?
— Нет, нет, — запротестовал он. — Ещё не темно. Я должен представиться: полковник Корнилов из уголовного розыска.
Женщина села напротив на другом конце стола. Внимательно посмотрела на полковника. В её поведении, во всех её действиях не чувствовалось тревоги, и это было приятно Корнилову.
— Я вас слушаю.
— Зоя Петровна… — начал Корнилов и тут вдруг вспомнил всё: огромную коммунальную квартиру на Пятой линии Васильевского острова, большую холодную комнату, в которой жили они с матерью в голодную зиму сорок первого, и слабые звуки рояля, доносившиеся из-за стены. Там вместе с больной тёткой жила его сверстница Зоя Лапина, как две капли воды похожая на дочь этой милой интеллигентной женщины, сидевшей сейчас напротив него в едва освещённой рассеянным светом комнате.
«Неужели?» — подумал Корнилов и почувствовал, как упругой волной сдавило ему грудь. Но он тут же справился с собой и повторил:
— Зоя Петровна, разговор, который мы сейчас с вами поведём, должен остаться между нами. И главное — человек, о котором я вас сейчас спрошу, не должен почувствовать никакой перемены в вашем к нему, отношении…
— Хорошо, товарищ Корнилов, — тихо ответила женщина и посмотрела на него уже с тревогой.
— У вас работает кассиром Рогозина Екатерина Максимовна…
— Да, работает. Вернее, работала…
— Она уволилась?
— Нет ещё. Формально ещё работает. Дорабатывает. Она подала заявление три дня назад. Существуют сроки. Вы знаете…
Корнилов кивнул.
— Но в порядке исключения я обещала отпустить её раньше. У нас городок курортный, работать особенно негде, так что кандидаты на её место уже есть…
«Сколько же мы не виделись с тобой, Зоя?» — думал Корнилов, глядя на сидящую перед ним немолодую, ох какую немолодую, но всё ещё обаятельную женщину.
Зою Петровну, похоже, больше всего волновали не вопросы, которые задавал ей этот сухощавый, подтянутый, со вкусом одетый милиционер, а его неожиданные и долгие паузы и слишком уж пристальный, изучающий взгляд. Корнилов понял её беспокойство и вдруг очень по-доброму улыбнулся. Улыбка у него была, как показалось Зое Петровне, даже чуть виноватая.