ДВАДЦАТЬ ВЕЛИКИХ ОТКРЫТИЙ В ДЕТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ - Волес Диксон

решается вопрос о досрочном освобождении преступников, чтобы сделать заключение, будет ли, к примеру, поджигатель и дальше устраивать поджоги, или педофил — приставать к детям. Максимум, что эти психологи способны сделать, — это, основывая свои суждения на имеющихся данных, сказать нечто в таком роде: «На основании существующей научной литературы я могу заключить, что вероятность того, что этот индивидуум перестанет устраивать поджоги в случае его освобождения из заключения, равна 28,7%». Подобное заключение выглядит не слишком определенным с научной точки зрения, не так ли?

Теперь сравните этот уровень точности с тем, о чем мы обычно узнаем из естественнонаучных дисциплин. Например, из физики мы узнаем о законах тяготения, движения, термодинамики, квантовой механики и т. д. Используя эти законы, мы можем оценивать с абсолютной точностью, каким будет исход того или иного искусственно вызванного события. К примеру, я помню, как на одном из экзаменов по физике я высчитывал, с какой скоростью должен лететь шарик от пинг-понга, чтобы остановить движущийся по рельсам локомотив. Урок, который я вынес из этой задачи, был следующим: объект с очень маленькой массой должен перемещаться очень-очень быстро, чтобы нейтрализовать импульс объекта с очень большой массой, но движущегося намного медленнее. Вся задача сводится к тому, чтобы подставить значения для скорости и массы в определенные уравнения, одновременно делая определенные допущения в отношении события. Как выяснилось, чтобы 2,5-граммовый теннисный шарик заставил остановиться 100-тонный локомотив, движущийся со скоростью 70 км в час, он должен перемещаться со скоростью 2,8 миллиарда км в час, т. е. примерно в три раза быстрее скорости света!

Не правда ли, создается полное впечатление, что физика исключительно точная наука? Вся хитрость в деталях (и допущениях). Например, в случае данного события с теннисным шариком мы допускаем, что шарик сталкивается с локомотивом лоб в лоб, а не под углом. Мы также допускаем, что столкновение происходит при неизменных атмосферных условиях, т. е. при отсутствии ветра, дождя и при постоянной температуре. Мы также предполагаем, что рельсы уложены ровно, и что поезд движется по горизонтальной поверхности. Эти допущения составляют то, что позволяет нам делать очень точные прогнозы в отношении физического поведения. Без этих допущений уровень точности, которого может добиться физик, будет значительно ближе к уровню точности, с которым имеет дело психолог. Перед любым, кто полагает, что физика точнее психологии, я ставлю следующую задачу: предсказать с абсолютной точностью конечное состояние арбуза, который сталкивают с крыши пятиэтажного здания. (Эта идея посетила меня в 1980-х годах после просмотра шоу Дэвида Леттермана.) Недостаточно просто сказать, что арбуз разобьется вдребезги, ударившись о землю. Я говорю о более точном уровне описания — том, которого большинство людей ждут от физики. Где окажется каждое семечко? В каких местах треснет корка, и на сколько частей она расколется? Какой величины будет каждый кусок? Где окажутся эти куски? Каким образом распределится мякоть арбуза? Очевидно, что на эти вопросы нельзя ответить с большой степенью точности. Причина в слишком большом количестве переменных, которые нужно принять во внимание. Многое будет зависеть от изменения скорости ветра на каждой высоте во время падения арбуза. В свою очередь, влияние ветра будет зависеть от ориентации арбуза в пространстве. Вращение арбуза в пространстве будет зависеть от его колебательного движения во время отрыва от поверхности крыши. Кроме того, существует такое понятие, как структурная целостность арбузной корки. То, как она расколется, будет зависеть от толщины той части корки, которая первой коснется земли. А влияние земли будет зависеть от того, какой ее участок первым придет в соприкосновение с арбузом. Имеются ли трещины в бетонном покрытии? Лежат ли поблизости маленькие камни или прутики? Вероятно, теперь вы уяснили стоящую перед вами задачу.

Я привожу случай с падающим арбузом для того, чтобы показать: в такого рода ситуациях физик, подобно психологу, способен дать только наиболее общие прогнозы. Например, он может предсказать, что мякоть арбуза распределится веерообразно, в зависимости от угла падения и скорости арбуза при ударе о землю. Но я не склонен называть этот прогноз высокоточным. Именно с подобными ситуациями приходится сталкиваться ежедневно детским психологам, когда они прогнозируют поведение детей. Дети подвержены такому большому количеству постоянно меняющихся внутренних и внешних влияний, что психологи просто не могут описать с достаточно высокой степенью точности все последствия их развития.

Именно этот вопрос и затрагивает революционная работа Ури Бронфенбреннера (Urie Bronfenbrenner). В своей статье от 1977 года, занявшей седьмое место среди самых революционных, Бронфенбреннер выдвинул «экологическую теорию человеческого развития». Он предложил свою теорию, чтобы поддержать стремление психологов при объяснении человеческого развития принимать в расчет столь много факторов, сколько возможно. Конечно, социально-эмоционально-культурные факторы, которые влияют на человеческое развитие, сильно отличаются от физических факторов, влияющих на падение арбуза, но уровни сложности, связанные с обоими прогнозами, вероятно, сопоставимы. Развитие детей спрогнозировать труднее хотя бы по той причине, что они не обладают эмоциональной устойчивостью арбуза!

Бронфенбреннер создал свою экологическую теорию потому, что, согласно его точке зрения, детские психологи тратят слишком много времени на исследование вопросов развития, которые слишком узки в отношении большинства детей в большинстве условий большинства культур. В типичном случае детский психолог приводит ребенка в лабораторию, предлагает ему разнообразные задачи и тесты и помещает его в различные необычные ситуации. Хотя детский психолог может полагать, что он оценивает интеллектуальную способность ребенка, в действительности он оценивает нечто намного большее. Прежде всего, он оценивает собственное влияние на ребенка. Ребенок реагирует не только на вопросы теста, но также на интонацию и манеры детского психолога! На ребенка также воздействует непривычная обстановка лаборатории. Когда дети попадают в незнакомое место, их реакции становятся иными, нежели в знакомой обстановке. Бронфенбреннер сетовал, что в большинстве исследований в области детской психологии эти дополнительные влияния обычно игнорируются или считаются маловажными.

В своей экологической теории Бронфенбреннер описал четыре уровня, или контекста, влияний среды, которые детские психологи должны принимать во внимание, если действительно хотят продвинуть вперед детскую психологию как науку. Бронфенбреннер полагал, что учитывая все эти четыре контекста, детские психологи не только сделают свою науку более совершенной и точной, но также чаще будут проводить действительно значимые исследования. Введение

Бронфенбреннер указал нам на недостатки современной детской психологии, заявив, что многие исследования в этой области состоят из экспериментов, которые умело спланированы и надежно контролируются, но имеют мало общего с тем, что происходит в реальной жизни. Традиционную детскую психологию он шутливо охарактеризовал как «науку о необычном поведении детей в незнакомых ситуациях с незнакомыми взрослыми в течение наикратчайших периодов времени». С другой стороны, детским психологам, которые действительно пытаются сделать свои исследования релевантными реальному миру и которые проводят свои научные изыскания вне лаборатории, очень непросто добиться того, чтобы их исследования были строгими и надежно контролируемыми. Иными словами, исследователи в области детской психологии либо акцентируют внимание на строгости в ущерб релевантности, либо на релевантности в ущерб строгости.

Но Бронфенбреннер отверг идею, что эти две возможности являются единственными. Он полагал, что естественные наблюдения за развитием детей в реальном мире могут быть хорошо контролируемыми, и что наблюдения в лаборатории могут быть приложимы к реальному миру. Задача в том, чтобы понять, что и лабораторная обстановка, и естественная среда являются составными частями естественного окружения детей, и что можно ожидать влияния обеих этих частей на поведение детей. Аналогичным образом, и исследователь, который тестирует ребенка, и мать, которая о ребенке заботится, — это люди в естественном окружении ребенка, которые, как можно ожидать, повлияют на его поведение. Призыв Бронфенбреннера к экологическому подходу в детской психологии был призывом к учету всех контекстов, и физических, и социальных, в которых оказываются дети.

Так в чем же конкретно состоит экологический подход в психологии? Давайте начнем с термина экология. Экологией принято называть отрасль биологии, которая изучает связи между организмами и их средой. Она обращается к следующим вопросам: каким образом организмы используют себе во благо среду, и как изменения в среде могут повлиять на функционирование организма? С экологической точки зрения, нельзя по-настоящему понять организм, если одновременно не принять во внимание его окружение. Рассмотрим случай с лесным бобром. Вы можете поместить бобра в лабораторную обстановку, можете кормить его червями и листьями, можете дать ему погрызть собачью игрушку и можете попытаться научить его ездить на велосипеде. Но лишив бобра его естественной среды обитания, вы не сможете наблюдать за некоторыми из наиболее уникальных и интересных моделей поведения, которые он демонстрирует на воле. Например, вы никогда не увидите, как бобры валят дере вья с помощью своих зубов, никогда не увидите их ловкости и изобретательности при строительстве своих жилищ из древесины и комьев земли, и никогда не увидите, как они возводят плотины поперек водных потоков, чтобы иметь у себя запас воды. Экологический подход потребовал бы, чтобы вы изучали бобра в его естественной среде.