Путь Короля. Том 1 - Гарри Гаррисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вернулся к своему креслу и принялся напряженно озираться по сторонам, желая знать, встретила ли его речь поддержку.
Никто, однако, не произнес ни слова. Наконец Бранд изрек лишь единственное:
— Ивар…
Все взгляды обратились к Шефу. Возложив свой оселок на колени, он так и не нарушил молчания. Тяжелый приступ оставил после себя бледное и исхудалое лицо с жутковатыми выступами скул и сморщенной плотью вокруг похожей на воронку глазницы. «Знать не знаю, что у него на уме, — подумал Бранд, — но если правда, как говорит тот же Торвин, что в сновидениях душа его целиком выходит из тела, то хотел бы я знать, почему этого тела с каждым видением становится меньше…»
— Итак, Ивар, — наконец промолвил Шеф. — Ивар и его машины… Мы не вправе отмахнуться от них и бросить все силы на юг. Ибо Ивар теперь укрепится. Мерсийцы остались нынче без своего Бургреда, но они поспешат выбрать себе нового короля, чтобы тот поскорее заключил мировую с Иваром и спас бы королевство от разорения. Ивар согласится, зато разживется у них и деньгами, и людьми — как в свое время позаимствовал у Йорка его серебро и науку. Не своим же умом он дошел до этих машин… А значит, мы должны дать ему бой. Это будет мой бой с Иваром. Я знаю, что мы с ним две нити одного спутанного узла, и, чтобы развязать его, одну из них придется разрезать… Что же до тебя, король… — Скипетр тем временем перекочевал в левую руку Шефа. Свирепые лица вперили в ярла свой властный и непреклонный взор. — На твоих плечах лежит забота о твоем народе. Не лучше ли тебе покинуть нас, собрать войско и повести его против твоих врагов? Каждому из нас суждено пройти через свою битву. И каждый будет сражаться в ней так, как научился. Пусть же христиане бьются с христианами, а язычники — с язычниками! А потом, если на то будет общая воля твоего бога и наших богов, мы вместе поведем эту страну к процветанию.
— Быть по сему, — промолвил Альфред, и кровь снова хлынула ему в лицо. — Я сейчас же соберу людей и выступлю часом позже.
— Отправляйся с королем, Лалла, — приказал Шеф старшине отряда алебардщиков. — Ты тоже, Озмод, — обратился он к командующему катапультерами. — Проследите, чтобы король не имел недостатка в лошадях. Путь у него не короткий.
Оставшись с их уходом единственным англичанином в Совете армии, Шеф тут же перешел на плавный поток норвежской речи, приправленной галогаландским выговором, что заимствовал он у Бранда…
— Только хватит ли у него умения, чтобы одолеть франков? Расскажи, Бранд, что ты о них слышал.
— Нашего-то умения ему хватит, если он не зря здесь время тянул… По франкам надо бить тогда, когда они не ждут, лучше всего — когда костры погасят. Что там говорить — не выпотрошил ли этот волчара Рагнар, недоброй памяти, в те годы, когда отцы наши молоды были, все барахлишко из их главной крепости? А потом еще обложил короля франкского данью!.. Но если только молодой король вздумает с ними воевать английским умением, когда солнце в зените и герольды раструбили на сто миль вперед о походе… — Бранд недоверчиво фыркнул. — Когда еще жив был мой дед, франками правил великий король Карл — Карл Великий, Шарлеманом они его звали. Он заставил покориться самого Годфрида, короля датского! Франки, если им дать развернуться, всех могут порубать… И знаешь почему? Потому, что они сражаются, не слезая с коней. И вот однажды, как гром среди ясного неба, налетят ястребы в седлах — подпруги подтянуты, волосы на конских бабках заплетены, или как там они их называют… Я, благодарение Тору, не наездник, а моряк — корабли, по крайней мере, на ноги тебе кучу не навалят… Но вот когда такой денек настанет, я бы никому не пожелал встретиться с ними в чистом поле. Если же Альфред захочет воевать с ними по-английски, то он наверняка именно этого дня и дождется…
— С одной стороны — конница, с другой — адские машины, — медленно промолвил Гудмунд. — Есть от чего аппетит потерять…
Члены Совета затаили дыхание, ожидая, чем ярл ответит на эту дерзкую выходку.
— Первым делом займемся Иваром и машинами, — сказал Шеф.
Глава 8
Уже не первый день по изумрудным лугам центральной Англии устало брели два диковинно выряженных человека: Альфгар, танов сын, любимчик одного покойного короля, и Даниил, облаченный в сутану, но лишенный причета епископ. Оба чудом унесли ноги от Иваровых конников после разгрома под Эли, более того, исхитрились сохранить при себе дюжину стражников и запасы денег и съестного, позволявшие им без особых тревог добраться до Уинчестера. Но вот тут-то и обрушились на них невзгоды.
Началось все с того, что однажды на рассвете епископ и Альфгар обнаружили, что лишились даже своего невеликого числом войска: то ли солдаты отплатили хозяевам за поражение в битве со злейшим своим врагом, то ли не желали более выносить грязные присловья Альфгара или взрывы необузданного епископского гнева, но только все до единого исчезли в ночи, захватив все запасы продовольствия, деньги и лошадей. Даниил повел своего спутника к ближайшему церковному шпилю, посулив Альфгару, что как только они предстанут перед местным священником, его епископские регалии смогут накормить их и добыть смену лошадей. До шпиля же им так и не суждено было добраться. В жужжащих как потревоженный улей местах, крестьяне предпочитают не оставаться в своих жилищах, тем более если на дворе лето — они уходят с семьями в леса и строят из веток шалаши. Правда, епископские регалии Даниила не вызвали сомнений у приходского священника; он смог даже убедить свою паству не убивать на месте пару бродяг, более того, добился, чтобы епископу были оставлены самые эти регалии: кольцо, крест, золотая маковка на посохе… Со всем остальным пришлось расстаться, включая, разумеется, оружие и латы Альфгара. После чего, трясясь от холода и страха, три ночи кряду беглецы осушали голыми животами росу на окрестных лугах.
И все же Альфгар, равно как и его единоутробный брат, а ныне — смертельный недруг Шеф, был сыном фенов. Ему ничего не стоило захватить ужей в силки, сплетенные из ивовых прутьев, или поймать в местных топях рыбу на булавку, выдернутую из рубахи, и подтаскивая ее к себе с помощью выпущенной из той же рубахи нитки. Мало-помалу оба перестали лелеять несбыточную мечту об избавлении, все больше полагаясь на свои способности. Наконец на пятый день их мытарств Альфгару удалось выкрасть двух коней из конюшни, охранявшейся одним нерасторопным конюхом, а заодно завладеть его ножом и обильно заселенным блохами одеялом. Дела их, казалось, пошли на лад. Правда, настроения это обоим не прибавило.
Встретив у брода через Ли купца, готового явить большую отзывчивость при виде епископского кольца, они узнали от него о высадке франков. Это уже в корне меняло положение.
— Церковь не оставит в беде своих преданных слуг, — витийствовал Даниил, сверкая раскрасневшимися от усталости и воодушевления очами. — Я знал, что меч ее обагрится кровью язычников. Мне было неведомо, когда это произойдет и где. И вот теперь Господь явил свою силу: богобоязненный король Карл пришел сюда, чтобы очистить эту землю от скверны. Мы же отправимся к нему и поведаем ему свою повесть, расскажем о тех, кто заслужил великую кару, — о язычниках и о еретиках, пошатнувшихся в вере… И тогда нечестивое племя Пути, а также неблагодарные прихвостни Альфреда узнают, что мельницы Господни воистину мелят не скоро, но мелко.
— Куда же ты предлагаешь направиться? — угрюмо спросил Альфгар. Он отнюдь не жаждал отдаться под покровительство Даниила, однако отчаянно сознавал необходимость для себя сблизиться с партией, которой достанется победа в грядущей войне, чтобы наконец обратить раскаленное жало своей мести на заклятого недруга, похитителя невест, — вернее же, человека, который дважды лишил его женщины, и один раз — власти над шайром. По дюжине раз за день вспоминал он, трепеща от стыда, как проснулся, держа в руках березовые розги. Несколько физиономий, скалясь, нависли над ним. «Крепко спал! Ты ничего не слышал? Да у тебя этой ночью женщину увели! Отца твоего, который без ног и без рук, схомутали как следует, а тебя трогать не стали… И ты ни разу так и не проснулся?»
— Франкский флот пересек Узкий канал и причалил к берегам Кента! — воскликнул епископ. — Неподалеку от епископского престола при соборе Св. Августина в Кентербери! Купец сказал, что они поставили лагерь в Гастингсе.
* * *Карл, прозванный Лысым, король франков, переводил взгляд со стен Кентербери, куда он прибыл после утомительного шестидневного объезда будущих данников, на нескончаемую процессию, вышедшую из открытых ворот города с тем, чтобы оказать ему надлежащие почести. В том, что это будет за процессия, сомневаться не приходилось: впереди ее реяли знамена с ликами святых, торжественно звенели благодарственные псалмы, веял дымок от кадил дьяконов. За ними несли кресло с восседавшим на нем седобородым старцем, облаченным в пурпурную мантию и белую сутану, который мог оказаться только одним лицом — архиепископом Кентерберийским, наместником Святой Церкви в Англии. «Любопытно все же, — подумал Карл, — в моем лагере в Гастингсе обретается некто Вульфир, архиепископ Йоркский, который, чего доброго, захочет оспорить у этого старикашки право зваться архиепископом… Надо будет устроить им встречу и посмотреть, как они поладят…»