КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин

Процесс по делу Еврейского антифашистского комитета министерству госбезопасности пришлось сделать закрытым. Обвиняемые шпионами себя не признали. Это был 1952 год.

Все подсудимые были евреями: актер Вениамин Зускин, академик Лина Штерн, писатели Перец Маркиш, Лев Квитко, Семен Галкин, Давид Гофштейн, главный врач Боткинской больницы Борис Шимелиович, бывший член ЦК ВКП(б) Соломон Лозовский… Это был этнический судебный процесс. Судили не за преступление, а за происхождение.

Приговор по делу Еврейского антифашистского комитета, созданного в 1941 году для борьбы с нацизмом, должен был показать, что все евреи американские шпионы и работают на заокеанских хозяев. Но процесс провалился.

В перестроечные времена приоткрылись архивы и были рассекречены 42 тома следственного дела и 8 томов стенограммы судебного заседания. Изучивший их писатель Александр Михайлович Борщаговский написал книгу о процессе «Обвиняется кровь».

Председательствовавший на процессе генерал-лейтенант юстиции Чепцов быстро и без колебаний выносил смертные приговоры по делам, подготовленным следователями министерства госбезопасности. В 1950 году он приговорил к смерти за шпионаж и измену Мириам Железнову (Айзенштадт) и Самуила Персова. Тогда генерал вполне удовлетворился «доказательством» их вины — отправленными за рубеж статьями о Московском автозаводе имени И. В. Сталина, очерками о евреях — Героях Советского Союза.

Но когда по решению ЦК был устроен двухмесячный процесс над руководителями Еврейского антифашистского комитета, с подробными допросами обвиняемых, дело рухнуло. И генерал Чепцов увидел это первым. Он, пишет Борщаговский, даже проникся уважением к подсудимым.

Сидевшие на скамье подсудимых актеры, писатели, врачи не участвовали в подготовке террористических актов против товарища Сталина, не занимались шпионажем и предательством и даже не вели антисоветской пропаганды.

Только одно преступление признал за своими подсудимыми генерал-лейтенант Чепцов. Он уличил их в желании писать на родном языке, издавать книги на идиш, хранить памятники национальной культуры, сохранять свой театр и ставить в нем старые пьесы. Генерал Чепцов упрекал одного из подсудимых:

— Зачем коммунисту, писателю, марксисту, передовому еврейскому интеллигенту связываться с попами, раввинами, мракобесами, консультировать их о проповеди, о маце, о молитвенниках, о кошерном мясе?

Власть требовала от евреев полной ассимиляции, как требуют ее сейчас от русских в республиках бывшего СССР. Малограмотный следователь, увидев, что писатель Абрам Коган правит ошибки в тексте собственного допроса, избил его: знает, подлец, русский язык, а пишет на еврейском! Забота о национальной культуре признавалась вредной и антипатриотичной. Но расстреливать за это генерал и его заседатели не хотели.

Рискуя партбилетом, карьерой, а может быть, и жизнью, генерал Чепцов попросил у ЦК разрешения вернуть дело на доследование.

Но член политбюро Георгий Маленков не дал этого сделать: «Вы хотите нас на колени поставить перед этими преступниками, приговор по этому делу апробирован народом, этим делом политбюро занималось три раза, выполняйте решение политбюро».. И обвиняемые были расстреляны за несколько месяцев до смерти Сталина. Если бы дело отправили на доследование, они были бы спасены.

Искоренению подлежали самые преданные режиму люди. Почти одновременно с книгой Борщаговского в США изданы мемуары бывшего генерала КГБ Павла Судоплатова. В главе о советском атомном шпионаже он упоминает умело вербовавшего американцев сотрудника разведки Григория Хейфеца. Вернув в Москву, Хейфеца назначили заместителем ответственного секретаря Еврейского антифашистского комитета с поручением докладывать обо всем в министерство госбезопасности.

Летом 1948 года Хейфец составлял списки евреев, которые приходили в антифашистский комитет и просили отправить их добровольцами в Палестину — воевать против арабских реакционеров, которых тогда клеймила советская печать. Списки он передавал в министерство госбезопасности для «принятия мер».

Дело Хейфеца выделили в отдельное производство, вместо расстрела 25 лет лагерей…

Несмотря на пытки и издевательства, эти далеко уже не молодые и не очень здоровые люди явили образец силы духа и мужества. Александр Борщаговский: «Если бы не пуля в финале, не кровь, можно было бы и порадоваться отваге подследственных…»

13 января 1953 года «Правда» и «Известия» сообщали о раскрытии «заговора кремлевских врачей».

Следствие по «делу врачей» приняло в последние месяцы перед смертью Сталина лихорадочный характер. Это наводит на мысль о том, что была установлена какая-то дата открытого судебного процесса. Арестованному профессору Раппопорту следователь с профессиональной обидой в голосе говорил:

— Ну что же вы даете такие показания? С ними же нельзя выйти на открытый процесс!

Следователи МГБ спешили с врачами: скорее надо было получить сведения, на какую разведку они работали.

На процессе обвиняемые должны были признаться в связи с Молотовым и Микояном, которые были обречены. После приговора планировались публичные казни. Булганин позже рассказывал сыну профессора Этингера, что осужденных намеревались казнить прямо на Красной площади.

Булганин рассказывал о том, что евреев предполагалось выслать из крупных городов, причем на эти товарные поезда планировалось нападение «негодующих толп».

Правда, нельзя точно сказать, действительно ли Сталин собирался выселить всех евреев, как он уже поступил с некоторыми народами. Многие историки говорят: нет таких документов. Нет зафиксированных на бумаге указаний Иосифа Виссарионовича.

И верно. Сталин избегал ставить автографы на сомнительных документах. Предпочитал или ответить устно, или писал резолюцию на отдельном листке бумаги, который подкалывали к документу. Он думал, что листок потом выбросят, а документ будет храниться всегда. И ошибся. При всей своей опытности, знании делопроизводства, всей этой аппаратной жизни, он не сообразил, что никто, а тем более Маленков, не решится выбросить лист бумаги со словами Сталина. Вот поэтому некоторые его резолюции все-таки сохранились.

Профессор Наумов считает, что надо продолжать работу в архивах. Одно только решение президиума ЦК в январе 1953 года о строительстве новых лагерей на 150–200 тысяч человек о многом говорит. Для кого они предназначались?.. В решении президиума говорилось, что для «особо опасных иностранных преступников». Не было столько иностранцев в стране!

Известно, что в качестве обоснования высылки евреев готовилось письмо, которые должны были подписать видные евреи. Окончательный текст так и не был подготовлен, но найдены несколько вариантов, различия между которыми носят стилистический характер Под одним из них уже стали собирать подписи, и многие успели его подписать:

«Ко всем евреям Советского Союза

Все вы хорошо знаете, что недавно органы государственной безопасности разоблачили группу врачей-вредителей, шпионов и изменников… Среди значительной части советского населения чудовищные злодеяния врачей-убийц закономерно вызвали враждебное отношение к евреям. Позор обрушился на голову еврейского населения Советского Союза.

Среди великого русского народа преступные действия банды убийц и шпионов вызвали особое негодование. Ведь именно русские люди спасли евреев от полного уничтожения немецко-фашистскими захватчиками…

Вот почему мы полностью одобряем справедливые меры партии и правительства, направленные на освоение евреями просторов Восточной Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера. Лишь честным, самоотверженным трудом евреи смогут доказать свою преданность Родине, великому и любимому товарищу Сталину и всему советскому народу».

Академик Андрей Дмитриевич Сахаров вспоминал, как в начале 1953 года он обедал в столовой для руководителей атомного проекта. Рядом обедали Курчатов и Николай Иванович Павлов, генерал госбезопасности, работавший в Первом главном управлении при Совете министров, которое занималось созданием ядерного оружия.

В этот момент по радио передали, что в Тель-Авиве брошена бомба в советское посольство — в знак протеста против антисемитской кампании в Советском Союзе.

«И тут я увидел, — пишет Сахаров, — что красивое лицо Павлова вдруг осветилось каким-то торжеством.

— Вот какие они — евреи! — воскликнул он. — И здесь, и там нам вредят. Но теперь мы им покажем».

Академик Игорь Евгеньевич Тамм представил Павлову список талантливой молодежи. Генерал Павлов сказал ему:

— Что же тут у вас все евреи! Вы нам русачков, русачков давайте!

Готовился и второй процесс над офицером кремлевской охраны, который будто бы вошел в контакт с американцами.