Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну-ка молчать! Сержант!
— Сэр?
— Назначьте четырех часовых. Пусть ходят с четырех сторон. Никто не должен ни за чем отходить.
— Есть, сэр.
— Остальным всем сесть. Вы орудийный расчет! Сядьте и не болтайте, словно португальские маркитанты в лодке.
Солнце палило, и мерный скрежет напильника навевал сон. Едва Буш замолчал, как усталость и бессонные ночи взяли свое: глаза его закрылись, подбородок опустился на грудь. Через секунду он уже спал, через три проснулся: перед глазами плыло, и он чуть не упал. Буш моргнул: все было какое-то нереальное. Он снова уснул и снова чуть не свалился. Сейчас, наверное, он отдал бы все в этом мире и в следующем, лишь бы тихо прилечь на бочок и погрузиться в сон. Надо было превозмочь искушение — он тут единственный офицер, и могут возникнуть непредвиденные обстоятельства. Выпрямив спину, Буш осоловело поглядел вокруг, да так, с выпрямленной спиной, и уснул. Оставалось одно. Он встал, преодолевая сопротивление усталого тела, и заходил вдоль платформы взад и вперед, взад и вперед под палящим солнцем, обливаясь потом, в то время как орудийная прислуга с завидной скоростью погрузилась в сон. Они спали, словно свиньи в хлеву, кто как лег, а напильник Бэрри все так же скрежетал по затычке. Минута тянулась за минутой, солнце поднималось все выше. Бэрри прервался, чтобы примерить пробку к отверстию, и снова принялся скрести, опять прервался, чтобы почистить напильник. Всякий раз Буш пристально смотрел на него и всякий раз разочарованно возвращался к мыслям о том, как же ему хочется спать.
— Я подогнал ее по размеру, сэр, — объявил наконец Бэрри.
— Тогда загоните ее на место, черт возьми, — произнес Буш. — Эй, орудийный расчет, просыпайтесь! Вставайте! Эй, просыпайтесь!
Пока Буш пинками расталкивал сонных матросов, Бэрри извлек из кармана кусок шпагата. С бесившей Буша медлительностью он завязал на одном конце петлю и пропустил ее в запальное отверстие. Потом взял пыжовник и, обойдя пушку, присел на корточки у дула. Медленно просунул пыжовник в восьмифутовый канал, пошуровал им, пытаясь зацепить петлю, и потянул на себя. Шпагат, свисавший из отверстия наружу, не шевельнулся. Наконец Бэрри удалось его зацепить. Он потянул пыжовник, шпагат заскользил через отверстие. Вытащил пыжовник: из дула свисала петля. Все так же медленно Бэрри развязал петлю, пропустил шпагат в отверстие втулки, а затем привязал к его концу маленький клевант, который вытащил из кармана, вложил затычку в дуло, подошел к казенной части и потянул за шпагат. Пробка загремела по дулу и с громким стуком вошла в отверстие. Даже после этого Бэрри еще несколько минут возился, прилаживая ее на место. Наконец он удовлетворился результатом и жестом велел канониру придерживать затычку шпагатом. Потом взял прибойник, очень осторожно просунул в дуло, ощупывая им канал, и наконец, найдя нужное положение, прижал рукоятку прибойника. По его жесту матрос принес молоток и ударил по рукоятке, которую держал Бэрри. С каждым ударом затычка все дальше входила в отверстие, продвигаясь на десятую долю дюйма, пока не встала намертво.
— Готово? — спросил Буш у Бэрри, когда тот жестом отпустил матроса.
— Еще не совсем, сэр.
Бэрри вытащил прибойник и неторопливо подошел к казне. Он посмотрел на затычку, наклоняя голову сначала влево, потом вправо, словно терьер, заглядывающий в крысиную нору. Казалось, он удовлетворился, однако он вновь пошел к дулу и взялся за пыжовник. Чтобы унять нетерпение, Буш поглядел на горизонт и увидел, что со стороны форта к ним приближается крошечная фигурка. Буш поспешно поднес к глазу подзорную трубу. Кто-то в белых штанах то бежал, то шел, размахивая руками, очевидно желая привлечь к себе внимание. Это мог быть Уэллард; у Буша уже почти не осталось сомнений. Тем временем Бэрри вновь зацепил шпагат пыжовником и вытащил его наружу. Охотничьим ножом он отрезал клевант и убрал его в карман. Затем снова, будто у него море времени, подошел к казне и вытянул из отверстия шпагат.
— Два выстрела с зарядами по одной третьей завершат дело, сэр, — объявил он. — Тогда она сядет…
— Она может подождать еще несколько секунд, — оборвал его Буш.
Приятно было показать этому самодовольному умельцу, что его слова — не божественное Откровение.
Уэллард был уже виден всем. Он то шел, то бежал, спотыкаясь о кочки. Задыхаясь, он добежал до пушки; пот градом катился с его лица.
— Простите, сэр… — начал он.
Буш собрался уже обрушиться на него за неподобающий вид, но Уэллард упредил его. Он одернул сюртук, надел свою дурацкую шапчонку и приосанился, насколько позволяли разрывающиеся легкие.
— Мистер Хорнблауэр свидетельствует свое почтение, сэр, — сказал он, отдавая честь.
— Ну, мистер Уэллард?
— Пожалуйста, сэр, не открывайте больше огонь.
Грудь Уэлларда вздымалась, и это было все, что он успел выговорить между двумя вздохами. Он стоял по стойке смирно, мужественно не обращая внимания на заливающий глаза пот.
— Почему, скажите на милость, мистер Уэллард?
Даже Буш мог угадать ответ, но вопрос все же задал — мальчуган заслужил, чтобы его принимали всерьез.
— Доны согласились на капитуляцию, сэр.
— Хорошо. И эти корабли?..
— Будут нашими призами, сэр.
— Ур-р-ра! — завопил Бэрри, вскидывая руки над головой.
Пятьсот фунтов Бакленду, пять шиллингов Бэрри, но призовые деньги всегда приятны. И это победа: гнездилище каперов разорено, испанский полк сдался в плен, конвои, идущие проливом Мона, будут в безопасности. Чтобы привести донов в чувство, понадобилось всего-навсего установить пушку и обстрелять якорную стоянку.
— Очень хорошо, мистер Уэллард, спасибо, — сказал Буш.
Теперь Уэллард смог отступить назад и вытереть заливающий глаза пот, а Буш — подумать, какой новый пункт в соглашении о капитуляции оставит его без сна еще на одну ночь.
XIV
Буш стоял на шканцах «Славы» рядом с Баклендом, глядя на форт в подзорную трубу.
— Отряд вышел, сэр, — сказал он; потом, через некоторое время: — Шлюпка отвалила от пристани.
«Слава» качалась на якоре в устье залива Самана, а рядом покачивались три ее приза. Все четыре судна были под завязку набиты пленными. Матросы были готовы по сигналу со «Славы» отдать паруса.
— Шлюпка отошла достаточно далеко, —
