Апокалиптическая фантастика - Майк Эшли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Воздушная система контроля лесовозобновления и эрозии, — продолжал Талес. — Пакет геоинженерных программ для стабилизации распространения пустынь. От него отказались несколько десятилетий назад. Но, судя по всему, одна программа все-таки самостоятельно ожила. Полагаю, из-за смещения мутировавшей команды. Или же незримой руки Дарвина.
— И что же это?
— Нанопесок. Предназначенный для активизации формирования макростен, которые должны преграждать распространение обычного песка.
— Он-то и поразил солнечные панели?
— Совершенно верно. Он обладает свойством связываться с поверхностью панелей, и его нельзя удалить, не разрушив их. Самовоспроизводящийся. По наилучшим оценкам, нанопесок уничтожит тридцать процентов производства всего лишь за месяц, если с ним не начнут бороться. Он начнет поражать и турбины.
— Но что тебе даст отключение от сети? Когда администрация не сможет связаться с нами, они всего лишь вышлют еще одну бригаду, — произнесла Тигришка с таким искренним интересом, что А. Б. пришел в замешательство.
— Я подожду их здесь и тоже выведу из строя. Мне надо-то продержаться всего месяц.
— А как же еда? — продолжала Тигришка. — У нас не хватит запасов на месяц, даже для одного.
— Буду совершать набеги на рыбные фермы побережья. И опреснять воду для питья. На роле это довольно быстро.
— Ты псих, Талес, — не смог сдержать своего отвращения А. Б. — Падение поставки энергии на тридцать процентов не убьет города.
— О, мы об этом позаботимся. Видишь ли, Перезагруженная цивилизация — всего лишь шаткий стул о трех ногах, сколоченный в безумной спешке. У нас тут не бег Красной королевы, а триатлон Красной королевы[107]. Энергия, пища и социальные сети. Выбей одну ножку — и все рухнет. И мы подтачиваем остальные две ножки. Вспомни того парня, который изуродовал твою квартиру. Подобное поведение встречается все чаще. Урбмоны сводят людей с ума. Люди не созданы для того, чтобы жить в ульях.
Тигришка шагнула вперед. Талес незамедлительно направил болеизлучатель в ее незащищенное лицо. Разряд высокоинтенсивных микроволн — и она бы орала, блевала да корчилась на песке.
— Я хочу присоединиться, — объявила она, и душа А. Б. ушла в пятки. — Единственная возможность для других видов разделить с нами планету появится лишь тогда, когда исчезнет большая часть человечества.
— Ты мне можешь пригодиться, — согласился Талес, критически осмотрев меховушку. — Но тебе придется доказать свою верность. Для начала свяжи Банджаланга.
— Прости, обезьянка, — коварно ухмыльнулась та.
Тигришка быстро связала А. Б. биополимерными проводами из рола — да так туго, что нарушилось кровообращение, — и бросила в гомеостатическую палатку.
Чем они там занимаются?! А. Б. принялся извиваться в тщетных попытках освободиться. Он долго дергался, пока не начал опасаться, что наносит повреждения средствам жизнеобеспечения палатки, и прекратил возню. Совершенно уничтоженный после часов борьбы, он впал в ступор, изнывая от жары, внезапно установившейся в палатке, чьи нарушенные системы отчаянно пытались совладать с условиями пустыни. У него вновь начались галлюцинации о подземной Сене, и он осознал, насколько мучительна его жажда. Бурдюк оказался пустым, когда он потянул из трубки.
В какой-то миг появилась Тигришка и дала ему воды. Или нет? Может, это тоже было всего лишь видение.
За пределами интеллектуальной палатки опустилась ночь. До слуха А. Б. донесся волчий вой — точь-в-точь как в сохранившихся документальных фильмах. Волки? Волков уже нет. Но кто-то все же выл…
Тигришка занимается сексом с Талесом. Вот ублюдок. Плохой парень не только выиграл схватку, но еще и заполучил девушку…
А. Б. проснулся от тысячи уколов восстанавливающегося кровообращения: невыносимая мука, каковую никто более не испытывал до и после пленения Гулливера лилипутами.
Над ним склонилась Тигришка, освобождая от пут:
— Прости еще раз, обезьянка, это отняло гораздо больше времени, чем я предполагала. Он не сводил с меня болеизлучателя до самого оргазма.
Что-то теплое закапало на лицо А. Б. Его освободительница плачет? По ее голосу было непохоже. А. Б. поднял руку (на лицо ему словно лег деревянный чурбан) и неловко размазывал какую-то жидкость, пока часть ее не угодила в рот.
Он пришел к заключению, что этот запретный вкус Тигришке столь же приятен, как и мышиная кровь.
Направлявшийся на север рол с двумя пассажирами на борту казался гораздо более просторным. Труп Гершона Талеса покоился в багажнике — возможно, специалисты смогут его оживить. Обезвоживание и прожаривание на солнце превратили бы его в превосходную мумию.
Лишь только выйдя из мертвой зоны, А. Б. вибнул обо всем произошедшем Джиту Киссуну, который похвалил их обоих, отчего Тигришка даже замурлыкала. А затем А. Б. все свое внимание сосредоточил на личных сообщениях.
Ребята из подразделения по борьбе с нарушениями общественного порядка повязали Сафрански. Однако они извинялись за некоторую задержку в слушании его дела: сейчас у них очень много работы.
Одним из последних сообщений была сельскохозяйственная новость: посевы капусты на фермах, снабжавших двенадцатый Перезагруженный город, подверглись нашествию ранее не встречавшегося вида черной плесени.
Доза калорий в Нью-Пертпатне будет ограничена, но лишь на некоторое время.
Во всяком случае, власти выражали надежду.
ДЖЕК УИЛЬЯМСОН
Терраформируя Терру
Джек Уильямсон (1908–2006) прожил почти сто лет и не прекращал работать до конца. Его писательская карьера, самая продолжительная за всю историю научной фантастики, насчитывает около восьмидесяти лет. В его самом раннем рассказе, напечатанном в первом научно-фантастическом журнале «Amazing Stories» в 1928 году, чувствовалось влияние Абрахама Меррита. Уильямсон стал одним из крупнейших авторов 1930-х годов, публикуя в «Astounding Stories» такие блистательные «мысленные эксперименты», как рассказ «Рожденный солнцем» («Born of the Sun», 1934), где выясняется, что планеты — это яйцо и Земля вот-вот проклюнется. Уильямсон также отдал дань ранней космической опере, выпустив цикл «Космический легион» («Legion of Space»). Помимо этого он написал «Легион времени» («Legion of Time», 1938), где подчеркнул значение мелких моментов, названных осью Джонбар, от которых иногда зависит весь ход жизни. В цикле о Сити (Seetee), созданном в 1940-х годах, Уильямсон развил идею внеземной цивилизации. В этот период он опубликовал еще одну значительную работу, «Гуманоиды» («Humanoids», 1948), в которой затрагивал проблему сверхуслужливого искусственного разума. Произведения Уилъямсона часто оказывались на передовом крае науки. В романе «Остров дракона» («Dragon's Island», 1951) рассматривалась генная инженерия, эту тему автор продолжил в «Семени человеческом» («Manseed», 1982). Уильямсон до конца жизни продолжал завоевывать премии. Нижеследующая повесть составляет первую часть его романа «Возрождение Земли» («Terraforming Earth»), отмеченного премией Джона Кэмпбелла в 2002 году. Она также проводит нас через апокалипсис и далеко за его пределы.
1Мы — клоны, последние, пережившие великое столкновение. Тела наших родителей сотни лет лежат на кладбище на каменистом склоне под кромкой кратера. Я запомнил день, когда мой робот-отец повел на с пятерых посмотреть на Землю — туманный, покрытый красными пятнами шар в черном лунном небе.
— Она… как будто больная. — Дайна, поднявшая к ней лицо, и сама выглядела нездоровой. — У нее кровь идет?
— Кровь раскаленной докрасна лавы по всей Земле, — сказал он. — И ржаво-красные дожди крови реками текут в море.
— Мертвая, — поморщился Арне. — Она выглядит мертвой.
— Столкновение убило ее, — кивнула пластиковая голова. — Вы рождены, чтобы вернуть ее к жизни.
— Мы, дети?
— Вы повзрослеете.
— Только не я, — буркнул Арне. — Что, обязательно надо взрослеть?
— А ты что, — поддразнила его Таня, — хотел бы на всю жизнь остаться курносым сопляком?
— Прошу вас… — Мой робот-отец механически пожал жесткими плечами и обвел линзами нас, стоявших вокруг него под куполом. — Ваша миссия — снова заселить Землю. Эта работа, возможно, займет много времени, но вы будете рождаться снова и снова, пока не выполните ее.
Мы знали своих природных родителей по оставленным нам письмам и изображениям в голографических баках и еще по роботам, которых они запрограммировали воспитывать нас. Моего отца звали Дункан Яр: худощавый человек с добрыми серыми глазами и аккуратной черной бородкой — таким я видел его на голограмме. Голос его я любил, даже когда он звучал в роботе.
Купол был для нас внове, большой и странный, полный странных машин, удивительно увлекательных. Прозрачные кварцевые стены позволяли видеть жесткий лунный ландшафт, освещенный Землей. У нас были клоны домашних животных. Моего звали Космонавт. Он рычал и щетинился на чудовищные, испещренные черными тенями скалы вокруг и прижимался к моей ноге. Кошка Тани тоже увязалась за нами.