История Османской империи. Видение Османа - Кэролайн Финкель

Реджеп-паша бежал, на время ускользнув от ареста. Это случилось незадолго до того, как был схвачен и казнен Сары Сулейман, который, переодевшись, скрывался в парке, расположенном в отдаленной от Стамбула северной части побережья Босфора. Чтобы умиротворить войска, возвращавшиеся из Венгрии, им прислали его голову. Ее доставили новому великому визирю Сиявуш-паше, когда он со своей армией находился в Пловдиве. Там 17 октября 1687 года, после перехода из Ниша, армия встала лагерем. В шатре великого визиря собравшимся офицерам было зачитано сопроводительное письмо султана: он писал, что они сами могут посмотреть на голову Сары Сулеймана и что Реджеп-паша, которого ищут днем и ночью, будет казнен, как только его схватят. Султан обещал, что оплата и довольствие будут предоставлены им в полной мере и что делается все возможное, чтобы исправить все несправедливости, от которых армия пострадала по вине Сары Сулеймана. Но, продолжал султан, солдатам не следует возвращаться в Стамбул в то время, когда повсюду идет война. Они должны зимовать в Пловдиве и Софии, пока не будут сформированы дополнительные войска и найдены новые финансовые ресурсы для продолжения войны. Но войска не были этим удовлетворены — они не услышали ничего нового в том, что им сказал султан. Они хотели услышать о дальнейших мероприятиях, направленных на восстановление захваченных крепостей, выплату жалований и создание условий для службы размещенных в них гарнизонов. Примечательно то, что, помимо прочего, они требовали, чтобы султан отказался от привычных выездов на охоту. Мятежники были в скверном настроении: они обрубили канаты шатра великого визиря и послали имперские знамена вперед, к следующему перевалочному пункту на пути в Стамбул.

Главарем взбунтовавшихся войск был анатолиец Йеген («Племянник») Осман, который служил на венгерском фронте под командованием Шайтан-Мелек Ибрагим-паши. Когда его военачальника казнили за то, что в 1685 году он потерял провинцию Уйвар, Йеген Осман бежал домой, на восток, с большой группой недовольных солдат, которые снова стали грабить города и села по всей центральной Малой Азии. Как и в прежние времена, государство пыталось купить его готовность к сотрудничеству, поэтому он был назначен командующим анатолийским ополчением. На венгерском фронте он сделал из ополчения боеспособное подразделение, и это в то время, когда нехватка опытных бойцов стала настоящей проблемой. Таким образом, именно поощрение в виде назначения на государственную должность привело к тому, что он сыграл заметную роль в бурных событиях тех лет.

18 октября армия вышла из Пловдива и через восемь дней подошла к Эдирне. Йеген Осман (теперь уже паша) посоветовал своим товарищам остановиться здесь, а не идти на Стамбул. С ним согласился великий визирь Сиявуш-паша, но противоположной точки зрения придерживались султанские полки, в том числе и янычары, которые настаивали на том, чтобы продолжить движение на Стамбул и там решить все проблемы с помощью силы. Их угрожающие интонации убедили Йеген Османа: стало ясно, что только низвержение султана сможет удовлетворить его ополченцев и тех, кто совершал с ними этот переход. В первый день нового года по исламскому календарю в Стамбул пришло направленное султанскими полками письменное требование сместить Мехмеда IV с престола. Фазыл Мустафа-паша уже получил от великого визиря сведения о требовании, которое выдвинули войска, а султан согласился уступить трон своему сыну, принцу Мустафе. Он созвал собрание в мечети Айя София, на котором собрались самые авторитетные правоведы империи, командиры султанских полков, а также государственные деятели и видные горожане, которым должны были зачитать требования, выдвинутые приближавшейся армией. Однако собрание решило, что султану Мехмеду IV следует отречься в пользу своего брата, Сулеймана. В то время Силахдар Финдиклили Мехмед-ага служил пажом во внутренних покоях и, как он выразился, стал «свидетелем всех подлинных событий»:

Главный черный евнух пошел в ту часть [дворца Топкапы], которая называется Самшитовыми [апартаментами], где держали принца Сулейман Хана, и пригласил его оставить свои покои. После этого принца, который решил, что с ним должны покончить, сразуже охватил страх, и он отказался выходить. «Ваше величество, мой султан, не пугайтесь! Клянусь Всевышним, я не имею против вас ничего дурного. Все имперские министры, ученые богословы и ваши военные слуги избрали вас [следующим] султаном и ждут, когда вы окажете им честь своим присутствием. Мы в вашем распоряжении». Все еще испытывая беспокойство, принц ответил сквозь слезы: «Если есть распоряжение о моем смещении [т. е. о казни], то скажите мне, и тогда перед тем, как распоряжение будет исполнено, я, как это положено, прочитаю свои молитвы. Меня держали здесь сорок лет — с самого детства. Чем потом умирать [тысячу раз] каждый день, лучше было бы умереть в самое первое мгновение…»

Еще раз облобызав стопу принца, этот высокопоставленный сановник ответил: «Умоляю вас, ради Всевышнего, не говорите таких слов: вам уготована не смерть, а трон». [Когда главный черный евнух говорил все это в присутствии слуг принца], стоявший рядом с принцем младший его брат Ахмед, решив подбодрить брата, сказал: «Уходите, не бойтесь, Ага [т. е. главный черный евнух] всегда говорит правду». После этого принц вышел из своих покоев. Поскольку он был одет в халат из красного атласа и обут в короткие и тяжелые сапоги для верховой езды (на протяжении долгих лет ему было нечего носить, кроме одежды самого жалкого и вульгарного вида), Ага принес один из своих собственных халатов — синевато-коричневый, из тонкого сукна, отделанный собольим мехом, [который он] накинул поверх атласного халата [принца Сулеймана], а [потом] подал свою руку принцу и повел его с благоговением и почтением в Павильон блаженства, внутренних покоев, и усадил его на трон, стоявший у бассейна. Теперь вперед вышли оруженосец и пажи внутренних покоев, и когда принц вместе с ними двинулся в направлении имперского Зала Аудиенций, он поинтересовался: «Вы собираетесь зайти в Львиный Дом,[39] [когда совсем] стемнеет, и там казнить меня?» «О, мой Господин, — воскликнул оруженосец, — как вы могли такое подумать? Упаси вас Всевышний! Может быть, вам известно, что ваш переход [из Самшитовых апартаментов] был произведен по той причине, что вам следует взойти на трон. Посмотрите, вот ваш слуга, главный белый евнух вместе с имперским глашатаем выходят из внутренних покоев, чтобы вас встретить». Главный белый евнух обратился с приветствиями [к принцу] и, взяв принца под левую руку, сопроводил его в имперский зал аудиенций и усадил его [на трон]. В соответствии с древним обычаем священный тюрбан пророка Иосифа, [хранившийся] в имперской сокровищнице,[40] был вынесен и возложен на благородную голову [принца] и украшен тремя обвешанными драгоценностями перьями, которые свисали вниз. Солнце почти поднялось на высоту, равную длине одного с половиной копья: было три часа.

[Принц Сулейман] взошел на имперский трон… и первым в очереди желавших принести клятву верности стоял регистратор потомков пророка Мухаммеда, за которым следовали заместитель великого визиря, канцлер, главные судьи провинций Румелия и Анадолу, а затем и шейх-уль-ислам [т. е. Деббагзаде («Сын дубильщика») Мехмед-эфенди, который стал преемником Анкарави Мехмеда-эфенди] со множеством ученых богословов, затем следовали высшие офицеры ополчения, султанских полков, а также взбунтовавшейся армии, глава дворцовых привратников — все они принесли клятву верности султану. Султан также поприветствовал собравшихся в имперском зале аудиенций, а затем удостоил своим присутствием Павильон внутренних покоев, где его усадили на трон возле бассейна. Теперь пришли давать клятву верности служащие казначейства, а также системы снабжения армии и проведения кампаний. Пришел главный черный евнух, Али-ага, который принес имперский рескрипт взять под стражу брата [нового султана], Ахмед Хана, смещенного султана [т. е. Мехмеда IV] и двух принцев… Мустафу Хана и… Ахмед Хана [т. е. сыновья Мехмеда IV]; эти трое были взяты под стражу и переведены в Самшитовые апартаменты. В тайне от придворных и горожан [Стамбула] имперское предписание было представлено султану Мехмед Хану, который сказал: «Я склоняю голову перед волей Всевышнего. Нас казнят сразу же после того, как заключат в тюрьму?» На это Ага ответил: «Упаси Бог, ваше величество! Возможно, этот день никогда не наступит. В приказе говорится только о вашем заточении». В тот же самый день дворцовые геральды донесли это благоприятное известие до валиде-султан, за что получили от нее бесчисленное количество подарков. Глашатай ознакомил весь город с радостной вестью о вступлении на престол нового монарха, пятничная проповедь была прочитана во имя недавно возведенного на престол султана, а на монетах теперь выбивали его имя.