Мидлмарч: Картины провинциальной жизни - Джордж Элиот

– Я поеду в Йорк, – ответила Мэри. – В школьные учительницы я все-таки гожусь больше, чем в домашние. Учить целый класс мне приятнее. А учительницей так или иначе я стать должна, ведь ничего другого мне найти не удалось.

– По-моему, в мире нет более чудесного занятия, чем учить, – произнесла миссис Гарт с легким упреком. – Я бы еще могла понять такое нежелание, Мэри, если бы ты была невежественна или не любила детей.

– Наверное, мы неспособны понимать, почему другим не нравится то, что нравится нам, – сказала Мэри довольно резко. – Я недолюбливаю тесные классные комнаты. Мир за их окнами влечет меня гораздо больше. Такой уж у меня неудобный недостаток.

– А наверное, очень скучно без конца учить девчонок, – сказал Альфред. – Они все такие пустышки и ходят парами, как в пансионе миссис Боллард.

– И ни в одну стоящую игру играть не умеют, – сказал Джим. – Ни бросать, ни прыгать. Конечно, Мэри это не нравится.

– Э? Что Мэри не нравится? – спросил Кэлеб, откладывая письмо, которое собирался вскрыть, и глядя на дочь поверх очков.

– Возиться со всякими пустышками, – ответил Альфред.

– Тебе предлагают место, Мэри? – мягко сказал Кэлеб, глядя на дочь.

– Да, папа. В одном пансионе в Йорке. Я решила согласиться. Условия намного лучше, чем в остальных местах. Тридцать пять фунтов в год и дополнительная плата за уроки музыки – учить малышек барабанить по клавишам.

– Бедная девочка! Я бы предпочел, чтобы она осталась дома с нами, Сьюзен, – сказал Кэлеб, бросая жалобный взгляд на жену.

– Мэри может быть счастлива, только исполняя свой долг, – нравоучительно произнесла миссис Гарт в полном убеждении, что она свой долг исполнила.

– Какое же это счастье – исполнять такой дрянной долг! – воскликнул Альфред, и Мэри с отцом беззвучно засмеялись, но миссис Гарт сказала строго:

– Милый Альфред, постарайся найти более пристойное слово, чем «дрянной», для всего того, что ты находишь неприятным. А ты подумал, что Мэри таким образом будет зарабатывать деньги и для того, чтобы ты мог поступить к мистеру Хэнмеру?

– По-моему, это очень плохо. Но сама она друг что надо! – сказал Альфред, встал со стула, обнял Мэри за шею и поцеловал.

Мэри порозовела и засмеялась, но не сумела скрыть навернувшиеся на глаза слезы. Кэлеб поглядел на нее поверх очков, поднял брови с выражением, в котором радость мешалась с огорчением, и опять взял невскрытое письмо. А миссис Гарт довольно улыбнулась и не сделала замечания Альфреду за вульгарное выражение, несмотря даже на то, что Бен немедленно его подхватил и принялся распевать: «Она друг что надо, что надо, что надо!», отбивая кулачком бойкий ритм на плече Мэри.

Впрочем, миссис Гарт было теперь не до него: она не сводила глаз с углубившегося в письмо мужа, встревоженная растерянным изумлением на его лице. Однако Кэлеб не любил, чтобы его отрывали от чтения, и она с беспокойством ждала, но он вдруг весь задрожал от веселого смеха, снова заглянул в начало письма, прищурился над очками и сказал негромко:

– Ну, что ты скажешь, Сьюзен?

Она подошла к нему, положила руки ему на плечи, и они прочли письмо вместе. Сэр Джеймс Четтем осведомлялся, не согласится ли мистер Гарт взять на себя управление его фамильными землями во Фрешите и других местах, и добавлял, что имеет поручение от мистера Брука узнать, не захочет ли мистер Гарт одновременно вновь стать управляющим Типтон-Грейнджа. Баронет в весьма лестных выражениях объяснял, что сам он очень желал бы, чтобы земли Фрешита и Типтон-Грейнджа находились в ведении одного лица, и выражал надежду, что условия такого двойного управления окажутся приемлемыми для мистера Гарта, которого он будет рад видеть во Фрешит-Холле в двенадцать часов на следующий день.

– Он пишет очень любезно, так ведь, Сьюзен? – спросил Кэлеб, поднимая глаза на жену, которая прижалась подбородком к его затылку и ущипнула его за ухо. – А Брук сам меня просить не захотел, – добавил он, беззвучно рассмеявшись.

– Вашему отцу воздали должное, дети, – сказала миссис Гарт в ответ на взгляд пяти пар устремленных на нее глаз. – К нему обращаются с просьбой вернуться те самые люди, которые много лет назад отказали ему от места, а это значит, что он исполнял свои обязанности хорошо и без него не могут обойтись.

– Как без Цинцинната! Ура! – завопил Бен и оседлал свой стул в твердой уверенности, что сейчас ему за это ничего не будет.

– А они за ним приедут, мама? – спросила Летти, представляя себе мэра и олдерменов в парадных мантиях.

Миссис Гарт погладила Летти по голове и улыбнулась, но тут же, заметив, что ее муж собирает письма и вот-вот укроется в святилище «дела», она сильнее оперлась на его плечи и сказала твердо:

– Только, Кэлеб, настаивай на справедливых условиях.

– Ну, разумеется, – ответил Кэлеб с глубочайшей убежденностью, словно ничего другого от него нельзя было и ждать. – Что-нибудь около четырех-пяти сотен за оба вместе… – Он вдруг встрепенулся. – Да, Мэри! Напиши в этот пансион и откажись. Оставайся дома и помогай матери. Вот теперь я доволен, что твой Панч.

Сходства между Кэлебом и Панчем, торжествующим победу над врагами, не было ни малейшего, но он не обладал умением красиво говорить, хотя в письмах всегда тщательно подбирал слова и восхищался правильной речью жены.

Мальчики пришли в неистовый восторг, и Мэри умоляюще протянула матери батистовый платочек с недоконченной вышивкой, потому что братья потащили ее плясать. Миссис Гарт, радостно улыбаясь, принялась составлять посуду, а Кэлеб отодвинулся на стуле, словно собираясь перейти к письменному столу, однако не встал, а продолжал сидеть с письмом в руке, задумчиво глядеть в пол и перебирать пальцами левой руки, что имело для него какой-то свой скрытый смысл. Наконец он сказал:

– А жаль, Сьюзен, что Кристи не захотел заняться делом. Мне ведь со временем понадобится помощник. А Альфред пойдет по инженерной части, это я твердо решил! – Он снова ненадолго погрузился в задумчивость, только красноречиво перебирая пальцами, и затем продолжал: – Я заставлю Брука заключить новые соглашения с арендаторами и введу правильный севооборот. И бьюсь об заклад, из глины в овраге Ботта можно жечь превосходный кирпич. Надо будет попробовать: тогда починка обойдется дешевле. Замечательная работа, Сьюзен. Холостой человек был бы рад выполнять ее без всякой платы.

– Но ты смотри, от платы не отказывайся! – сказала жена, грозя ему пальцем.

– Нет-нет. Только ведь истинное счастье для человека, когда он хорошо изучил дело и вдруг может привести, как говорится, в порядок какой-нибудь уголок страны – научить земледельцев хозяйничать экономичнее, поправить запущенное, заменить обветшалые лачуги добротными строениями, так чтобы и тем, кто сейчас жив, и тем, кто их сменит, жилось лучше! Мне это дороже всякого богатства. Более почтенной работы и вообразить нельзя. – Тут Кэлеб положил письма, всунул пальцы в прорези жилета, выпрямился и продолжал с благоговением в голосе, чуть наклонив голову: – Это великая милость господня, Сьюзен.

– Да, Кэлеб, – ответила его жена столь же взволнованно. – И для твоих детей счастье иметь отца, который совершит такую работу, отца, чей благой труд сохранится, пусть имя его и будет забыто. – И она больше не стала говорить с ним о плате.

Под вечер, когда Кэлеб, утомившись за день, молча сидел, положив на колени раскрытую записную книжку, миссис Гарт и Мэри были заняты шитьем, а Летти в уголке шепотом беседовала с куклой, на дорожке под яблонями, где золотые блики заходящего августовского солнца ложились среди теней на метелки травы, показался мистер Фербратер. Мы знаем, что Гарты были его прихожанами и он питал к ним симпатию, а Мэри считал достойной того, чтобы рассказать о ней Лидгейту. Как священник, он позволял себе привилегию пренебрегать мидлмарчскими сословными предрассудками и постоянно повторял матери, что миссис Гарт с куда большим правом можно назвать леди, чем любую из городских дам. Тем не менее, как вам известно, он предпочитал проводить вечера в доме мистера Винси, где хозяйка, хотя и менее леди, принимала гостей в прекрасно освещенной гостиной среди столиков для виста. В те дни общение людей между собой определялось не только уважением. Однако мистер Фербратер искренне уважал Гартов, и его визит не поверг их в недоумение. Впрочем, священник счел нужным объяснить его причину, еще не кончив здороваться.

– Я прихожу к вам послом, миссис Гарт, – сказал он. – У меня к вам и Гарту поручение от Фреда Винси. Дело в том, что бедняга… – тут он сел, и живой взгляд его умных глаз скользнул по лицам старших Гартов и Мэри, – что он был со мной вполне откровенен.

Сердце Мэри забилось чаще. Как далеко зашел Фред в своей откровенности?

– Мы уже несколько месяцев не видели мальчика, – заметил Гарт. – Я никак не мог понять, что с ним сталось.