Всадники - Жозеф Кессель

В самых дальних рядах он заметил Мокки: в новом чапане, счастливо смеющегося, рядом со своим будущим тестем.

«Ведь он всегда мечтал быть чавандозом, и именем пророка, он мог бы им стать, — размышлял Турсен на него глядя. — Он хотел убить своего господина, забрать Джехола и вместе со своей девкой бродить по свету, и это тоже ему почти удалось. А теперь, он стоит там и смеется, спокойный и счастливый, просто будущий отец большого семейства».

Турсен задумался. Разве недавно он сам не желал сыну такой жизни? Маленький дом, клочок земли, жена на кухне и полдюжины суматошных ребятишек? Нет, для Уроса счастье никогда не будет сочетаться с такими словами, как домашний очаг, покой, постоянство и защищенность. Демоны тщеславия будут вечно гнать его от места к месту, от одной рискованной авантюры к другой.

Турсен уронил голову на руки: «О, Аллах, сделай так, чтобы никто не стал меня сейчас спрашивать о нем!»

Казалось, что Аллах тут же услышал его глухую мольбу, и музыканты взяли в руки инструменты. Все замолчали и в наступившей тишине зазвучали переливы флейт, струны дамбуры и ритмичные удары барабанов. Осман бей пригласил известнейших музыкантов провинции, которые уже долгие годы играли свои мелодии на террасах чайхан, на многолюдных улочках базаров и на праздниках богатых людей. Их сопровождал старый пастух, чей голос был так же уверен и тверд, как и его память. Под звуки инструментов он начал петь: старинные баллады, истории и стихи о приключениях героев степей, путешественниках и всадниках.

В этот момент Турсен оторопел. Нет, ему должно быть, послышалось… имя Уроса прозвучало в этой песне. Урос обессмертил себя, вошел в баллады и легенды? Но вот снова… и еще раз… И он прислушался к тому, о чем поет старый пастух: о возвращении Уроса на родину, о его страшных приключениях и о его мудром решении.

Губернатор повернулся к Осман бею и зашептал ему на ухо:

— Эту песню люди распевают даже у нас в городе. Рассказывают просто какие-то фантастические вещи о нем…

— Аллах свидетель, все именно так и было, — ответил ему Осман бей.

И никто не удивился подобной балладе на этом празднике, более того, саисы и бача, чавандозы из Майманы и купцы из Даулад Абаза начали дружно подпевать в некоторых местах куплетов.

Турсен посмотрел на Солеха, который мрачно пялился перед собой всеми забытый и приниженный, и подумал: «О, Урос, почему тебя нет сейчас здесь? Ведь ты пропустил лучший день в своей жизни!»

За это время тень от деревьев достигла края бассейна. Осман бей встал, положил руку Солеху на плечо и направился к рядам ковров и подушек. Праздничный банкет начался.

Теперь, в середине таких важных персон, Солех наконец смог успокоиться и повеселел. Шахский штандарт лежал рядом с ним, на большой подушке из небесно-голубой парчи с золотистым кантом. Горделиво смотрел он вокруг себя. Именно ради него, победителя, героя Кабула, собрались здесь все самые уважаемые люди провинции.

Турсен же ничего не видел и не слышал. И когда бача стали подносить гостям воду для мытья рук, и один из них наклонил дорогой фарфоровый кувшин над руками Турсена, то в голове у него набатом звучала только одна фраза:

«Урос не пришел… Урос мертв…»

Другого объяснения быть не могло. Неужели он действительно верил, что человек, чье мужество стало уже легендарным, согласится провести остаток своей жизни как калека, сидя возле домашнего очага? Нет, только не Урос, не таков его сын. Он умчался в степь на своем любимом коне, чтобы найти там вечный покой. Как великие владыки прошлого, что уходили в могилу вместе со своими четвероногими спутниками, и чьи кости, вместе с костями их коней, распадаются в прах, под высокими курганами, поросшими зеленой травой.

Толпы слуг уже спешили к бассейну из кухни, что была устроена под отрытым небом. Выстроившись по обеим его сторонам, они ждали приказа Осман бея.

Огромные блюда и тарелки с желтым, зеленым, розовым и фиолетовым рисом были у них в руках. Пловы, приготовленные двадцатью разными способами, жаренные бараньи отбивные и мясные тефтели, куриное фрикасе, острые и кисло-сладкие соусы.

Не успел Осман бей согласно кивнуть прислуге, как Солех повернулся к Турсену и спросил:

— Неужели твой сын совсем плох, раз не смог даже прийти сюда, чтобы поприветствовать шахское знамя? А ведь люди сказали мне, что…

Он не сумел закончить предложение. В это мгновение раздался дикий, пронзительный крик, каким всадники степей подгоняют своих лошадей. Пораженные люди поднялись на своих местах. Из густой рощи деревьев на толпу людей, с безумной скоростью, неслась лошадь без седока.

— Джехол, — прошептал Турсен, и комок подкатил у него к горлу. — Урос пощадил его…

— Дьявольский жеребец! — закричали саисы и конюхи.

Не замедляя бега, Джехол скакал прямо к бассейну и первые ряды гостей — купцы из Даулад Абаза, — впали в панику и бросились со своих мест кто куда. Но три чавандоза уже бежали к Джехолу, готовые схватить его за поводья и остановить. Но когда они уже решились кинуться на коня, пронзительный крик раздался вновь. — Джехол стремительно развернулся и поскакал вдоль длинного борта бассейна дальше. За эту долю секунды люди, сидевшие вокруг, заметили, что под брюхом коня висит человек.

И по несравненной быстроте реакции и гибкости, его немедленно узнали все.

— Урос… — зашептали ряды Майманы, Катагана и Мазари Шарифа.

— Урос! — повторили другие гости.

«Урос! — впился руками в подушки Турсен. — Слава Аллаху, он жив!»

Вот, значит, почему каждое утро, мчался он на Джехоле в степь, чтобы доказать самому себе, что даже искалеченный — он все равно остается лучшим из чавандозов.

Турсен подумал о том, как невероятно сложно скакать на коне здесь, между рядами гостей, и показывать приемы наездников. Все рассчитал его сын, все предвидел, чтобы именно в этот момент появиться на празднике как призрак, как молния.

«Верно ли он поступил, распугав гостей и нарушив размеренное течение праздничного банкета? — волнуясь, спрашивал себя Турсен, видя как Урос мчится вдоль бассейна уже сидя в седле. — Этим он плюнул в лицо даже самому Осман бею, все обычаи и приличия он растоптал копытами своего коня…»

Он не хотел об этом думать, не хотел ничего больше знать. Урос жив и это самое главное.

Тут он вцепился в подушки снова и побледнел от ужаса. Урос, зажав плетку между зубами, ухватился за луку седла, вскочил на него одной ногой, поднялся и поскакал в такой позе дальше.

«Он сломает себе и другую ногу! — испугался Турсен. — Безумец!»