Те, кто любит. Книги 1-7 - Ирвинг Стоун

— Да.

— Ройял Тайлер — моя первая любовь?

— Ему хотелось бы быть ею.

— Он не рассказывал своих желаний.

— Понимаешь ли ты, насколько прочна твоя оборона за твоими бесстрастными глазами?

— Я люблю двух мужчин.

Абигейл слушала, пытаясь найти ключ к необычной откровенности дочери.

— Моего отца и моего брата. — Наступило молчание. — Я чувствую себя… заброшенной. Любит ли меня отец? Он отсутствует столько лет. Джонни и я были близкими друзьями. Я давно не получала от него ни словечка. Я понимаю, почему мистер Тайлер здесь; он ждет дня, когда сможет открыто ухаживать за мной. Откровенно говоря, он мне нравится. Он талантливый и с широкими интересами. — Нэб замолкла в темноте, затем спросила: — Как может девушка думать о любви, не зная, любят ли ее дома?

Абигейл хотелось обнять и утешить девушку. Однако она сухо ответила:

— Почему ты сомневаешься в их любви? У меня нет сомнений в том, что они меня любят.

— Это другое. Ты — жена и мать. А я всего лишь дочь и сестра.

Слова «всего лишь» сокрушили терпение Абигейл.

— Послушай, Нэб, твой отец и брат тебя очень любят. По прихоти судьбы они далеко от нас, их позвал долг. Любовь слаба, если не выдерживает разлуки.

— Мама, я знаю о твоих жертвах и перенесенных горестях.

Абигейл никогда не была так близка к своей дочери.

— Горести — да. Одиночество более болезненно для сердца, чем любая невралгия. Но я никогда не теряла веру в свою любовь к мужу и семье или семье ко мне, никогда! Не должна сомневаться и ты. Клянусь своей жизнью, что отец любит тебя со всей присущей ему нежностью.

— Согласна. Но я должна видеть и чувствовать это.

— Однако как насчет дружбы? — спросила Абигейл. — Я добивалась этого задолго до любви. Дружба — единственно верный путь к любви. Я помню строки доктора Юнга:

Для друга не жалко любых тревог.Без друга даже властитель Вселенной нищ;А мир, оплаченный дружбой, столь дорог.

Абигейл представила себе красивые нахмуренные брови и выражение изумления в ее глазах, как у Джона, когда тот был озабочен эмоциональными проблемами.

— Мое дорогое дитя, дружба не рождается вдруг и сразу. Она возникает постепенно, и нужны месяцы, а то и годы для ее полного расцвета, больше времени, чем для последующей любви.

— В таком случае я могу подружиться с мистером Тайлером и позволить дружбе расти постепенно?

— До любви тебе еще далеко.

Нэб стала встречать Ройяла Тайлера столь же сердечно, как других членов семьи, хвалила его за выразительное чтение Шеридана и Конгрива,[38] а в погожие летние дни выезжала с ним верхом. Вместе с Абигейл они сшили шляпку из нанки и голубого сатина, украсив ее гордо стоявшими перьями. Нэб выглядела восхитительно. Как когда-то у Абигейл, ее кожа была окрашена в теплые тона.

Тайлер нравился Абигейл. Это чувство, несомненно, скрашивало одиночество.

В 1782 году Бенджамин Франклин начал зондировать возможности заключения мирного договора с Великобританией. Для участия в переговорах во Францию прибыл Джон Джей, а вслед за ним из Голландии — Джон Адамс. Генри Лоуренс, захваченный британцами и заточенный в лондонский Тауэр, приехал за Джоном Адамсом, но пятый комиссар — Томас Джефферсон не смог вовремя выехать из Соединенных Штатов. Комиссарам предстояло добиться наиболее выгодных условий договора и восстановить дружбу между двумя странами. Широкая торговля между Великобританией и Соединенными Штатами была нужна для американского процветания и прогресса. Джон фиксировал в своем дневнике хорошее сотрудничество четырех комиссаров в осуществлении основного требования Континентального конгресса: признание независимости Соединенных Штатов; вывод всех британских войск с американской территории; отказ британцев от вывоза негров и иной собственности американских жителей. Джон обеспечил для Новой Англии право на ловлю рыбы в водах около Гренд-Бэнк и других отмелей Ньюфаундленда, а также право обработки рыбы на берегах Ньюфаундленда.

После того как сообщения о семимесячных переговорах пересекли Атлантику и дошли до Филадельфии и Бостона, пришло осознание того, что и американским комиссарам пришлось пойти на некоторые уступки.

Английские кредиторы получали обещание выплаты им «реальной стоимости в фунтах стерлингов по всем обоснованным долгам…». Конгресс рекомендует всем законодательным собраниям соответствующих штатов обеспечить возмещение за все поместья, права и собственность, которые конфискованы у тори. Джон одобрил эти меры как законные и справедливые.

Итак, 14 января 1784 года наступил мир. Тринадцать штатов занялись устройством своих конституционных порядков, последние солдаты вернулись домой, заработали фермы, оживилась деловая жизнь.

Предвосхищая признание Голландией Соединенных Штатов, Джон Адамс приобрел за пятнадцать тысяч гульденов первое здание для американского посольства в Европе. Это был принадлежавший графине де Куадт Викерадт прекрасный городской дом, расположенный в «отличном районе и… на престижном участке». У Джона не было полномочий Конгресса на покупку, но цена была соблазнительной, а Соединенные Штаты должны были иметь постоянного посланника в Гааге. При покупке он заплатил десять тысяч гульденов, большая часть суммы покрывалась за счет займа от голландского банкира и старого друга Америки Яна де Нефвилла. Когда же потребовались дополнительные средства для оплаты налогов по передаче недвижимости, Джон опустошил собственный карман. Если бы конгресс не одобрил его действия, он продал бы дом при отъезде из Голландии. Все соглашались, что покупка весьма удачная, и у Джона не было оснований для тревоги. Он обставил дом за счет полученного им жалованья.

Абигейл написала Джону, что готова отправиться в Европу. Нэб упрашивала отца разрешить ей приехать в Гаагу в роли экономки. Джон ответил жене и дочери, что он скоро вернется домой. Он писал Нэб:

«Миссис Роджерс доставила мне твое очаровательное письмо, на котором ты не поставила даты. Твое предложение приехать в Европу и вести домашнее хозяйство папы, заботиться о его здоровье свидетельствует о понимании дочернего долга и любви; идея мне нравится как таковая, но не в практическом плане. Я слишком дорожу тобой, мое дорогое дитя, чтобы позволить тебе пересечь Атлантику. Ты не представляешь себе, что это такое. Если Господь Бог оградит меня и твоего брата при возвращении домой, что, как я надеюсь, случится следующей весной, то я не хотел бы слышать о том, что кто-то из моей семьи вновь пересекает океан».

Молодая миловидная миссис Фрэнсис Дана, жена американского посланника в России, у которого Джонни служил личным секретарем, побывала на обеде в Брейнтри и не скрывала, что крайне расстроена своей разлукой с мужем. В отличие от Абигейл она не считала нужным скрывать свои чувства. Временами Абигейл была готова согласиться с таким поведением, но она предпочла бы отрезать себе язык, чем заявить об этом публично. Выборный Брейнтри спросил ее:

— Если бы вы знали, что мистер Адамс задержится на столь длительный срок за границей, согласились бы вы на его отъезд?

Абигейл подумала несколько минут, а затем под бряцание тазов и птичьих клеток, качавшихся под стропилами лавки, сказала то, что ей продиктовало сердце:

— Если бы я знала, сэр, что суждено свершить мистеру Адамсу, то не только согласилась бы на одиночество, каким бы болезненным оно ни было, но и не возражала бы против еще трех дополнительных лет, избави Господи! Рада, что могу пожертвовать личными чувствами ради общего дела и показать пример того, что считаю себя и семью песчинкой в великом содружестве.

Для некоторых ее друзей революция и победоносная война ушли в прошлое.

Семья Уоррен приобрела дом бывшего губернатора Томаса Хатчинсона в Милтоне. Губернаторы Бернард и Хатчинсон скончались в Лондоне. Дом находился всего в нескольких милях от Брейнтри и был окружен зелеными лугами и плодородными полями. Участие этой семьи в обеде у Абигейл вылилось в мрачное событие. Мэрси утверждала, что буйства революции вызвали потерю рассудка у ее брата Джеймса Отиса. Джеймса Уоррена настолько озлобили годы войны, в ходе которой он дослужился до ранга генерала, что он дважды отказывался представлять Массачусетс в Континентальном конгрессе. Его попросили в третий раз; жители графства Суффолк были настроены против него, раздраженные его нежеланием считаться с интересами страны.

— Для меня все кончилось, — заявил он, выплевывая скорлупу ореха в ладонь своей огромной руки. — Хватит с меня нового, демократического класса, пришедшего к власти, людей, которые в прошлом годились лишь на то, чтобы чистить мои сапоги.

Абигейл не могла понять, чем вызвано раздражение этого доброго человека. Но все больше таких людей встречалось ей в Бостоне и Брейнтри. Иногда это были лица, не сделавшие карьеры на каком-либо посту, иногда — потерявшие в ходе войны ферму, профессию, лавку.