Так убивать нечестно! Рождественский кинжал (сборник) - Джорджетт Хейер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О да! – ответила миссис Джерард. – Я всегда думала, что именно так и было.
Матильда от удивления открыла рот.
– Неужели? Но вы не говорили ничего подобного!
– Конечно, милочка. Я предпочитаю не вмешиваться, – объяснила Мод.
– Не ожидала, что кто-либо из нас способен на подобную гнусность, – покачала головой Матильда.
Мод сохранила полную невозмутимость.
– В самом деле?
Тем временем Валери поплелась наверх, продолжая судорожно всхлипывать, а ее мамаша, взбешенная неудачей со Стивеном, решила отыграться на Джозефе. Она заявила, что при всей своей терпимости и дружелюбии с сожалением должна признать: в этом доме ее девочку приняли негостеприимно. Бедный Джозеф, пораженный до глубины души такой несправедливостью, мог лишь оторопело посмотреть вслед разъяренной даме. Появление слуг, пришедших убрать со стола, заставило его прийти в себя и отправиться на поиски человека, с которым можно было обсудить последние события.
Ему повезло: довольно скоро он нашел Матильду и, схватив ее за руку, потащил в библиотеку.
– Я стар, слишком стар для таких проблем! – воскликнул он. – Вчера мне казалось, что если над Стивеном рассеются тучи, все остальное будет не важно. Но сегодня нам пришлось столкнуться с чем-то ужасным, немыслимым… Ради Бога, скажи мне, кто ненавидел Стивена?
– По-моему, дело тут совсем не в ненависти, – заметила Матильда. – Скорей в инстинкте самосохранения.
– Это отвратительный поступок!
– Человек, вонзивший нож в спину Натаниэля, вполне мог свалить свою вину на другого.
– Но кто он? Моттисфонт? Ройдон? Пола? Как ты можешь подозревать кого-либо из них в таких вещах?
– Завидую твоей вере в людей, Джозеф.
Матильда сразу пожалела о своих словах, потому что тот немедленно ухватился за эту тему и начал с пафосом разглагольствовать о том, что, слава Богу, он пока не утратил веру в человека. Она понимала: последние события нанесли чувствительный удар по его доверчивому романтизму, и даже испытывала к нему сочувствие, но у нее не было настроения смотреть очередную комедию, поэтому Матильда постаралась поскорее избавиться от Джозефа. Бедняга, очевидно, просто разрывался между радостью от неожиданного оправдания Стивена и страхом убедиться в виновности своей любимой племянницы, старого друга Моттисфонта или юного таланта Ройдона. Он испытывал такой мучительный душевный разлад, что даже его несокрушимый оптимизм грозил дать трещину.
Из трех оставшихся подозреваемых Пола проявляла наибольшее хладнокровие. С цинизмом, достойным Стивена, она рассуждала о том, мог ли Ройдон совершить убийство, и приходила к выводу, что с чисто артистической точки зрения это было очень печально, поскольку перед молодым драматургом открывалось большое будущее.
– Думаю, меня можно исключить из списка, – продолжила Пола, по своему обыкновению, беспокойно расхаживая по комнате. – Никто не заподозрит меня в том, что я пыталась подставить собственного брата. Если бы дядя оставил что-нибудь слугам, я бы, пожалуй, подумала на них. Например, на Форда. А так у них не было ни малейшего мотива. – Она повернулась к Матильде, и в ее глазах вспыхнул огонек.
– Представляю, как интересно выглядит ситуация, когда тебе самой ничего не угрожает. Да, Матильда? Мне кажется, меня бы это очень позабавило.
– Мы с Джозефом вне подозрений, но, уверяю тебя, нас это совсем не забавляет, – произнесла та.
– А, Джозеф! Он эскапист, – пренебрежительно отмахнулась Пола. – Но ты – другое дело. Ты можешь оценить ситуацию, когда нас выставили перед тобой буквально нагишом.
– Сомневаюсь, что мне хочется видеть, как моих друзей выставляют нагишом, – возразила Матильда.
– Мне бы очень пригодился подобный опыт как актрисе, – задумчиво заметила Пола.
Но Матильда в тот момент меньше всего была склонна рассуждать об актерском опыте и сердито посоветовала сменить тему разговора.
Часы показывали одиннадцать утра, и на невольных пленников дома обрушилась вся тяжесть скуки и безделья. Серое небо и мокрый снег не вдохновляли на прогулки, а в доме царила мертвая тишина и повсюду ощущалось гнетущее присутствие Скотленд-Ярда. Пока главным подозреваемым являлся Стивен, остальные могли спокойно обсуждать подробности убийства. Теперь же, когда с него сняли подозрения и его место занял неизвестный, все, за исключением Полы, предпочитали помалкивать и не затрагивать эту тему. Даже миссис Дин не обмолвилась о ней ни единым словом. Она присоединилась к Мод в маленькой столовой и рассказала ей историю своей жизни, включив в нее длинный перечень поклонников, личные вкусы покойного мужа и неприятные подробности двух родов и одного выкидыша.
Ройдон, пробормотав, что хочет глотнуть свежего воздуха, после завтрака поднялся к себе и нажил врага в лице младшей горничной, которая только что заправила его постель и собиралась пылесосить комнату. Как положено вышколенной прислуге, она сразу удалилась и побежала жаловаться старшей горничной на гостей. Те возвращаются когда ни попадя и портят ей всю работу. Старшая горничная признала, что возвращаться в спальню в такое время – по меньшей мере необычно; после чего по всему дому разошлись сплетни, что мистер Ройдон ведет себя очень странно и будет совсем неудивительно, если именно он окажется человеком, зарезавшим их хозяина.
Все это стало предметом оживленной дискуссии в кухне и в холле во время утреннего чая. Масла в огонь подлил один из садовников. Притащив к обеду корзину овощей, он заметил, что ему забавно слышать, как они обсуждают мистера Ройдона, потому что сам он буквально только что видел его на улице. Точнее, наткнулся на него возле сарайчика для инвентаря и навозной кучи и сразу подумал, что молодой человек выбрал себе странное местечко для прогулок. Более того, Ройдон заметно вздрогнул, когда садовник неожиданно вышел из-за сарая. Благодарные слушатели – две горничные, кухарка и ее помощница – вытаращили глаза, наперебой умоляя продолжить волнующий рассказ. Тогда садовник добавил, что, по его мнению, молодой Ройдон что-то жег в печке для отходов: во-первых, тот стоял к ней очень близко, а во-вторых, он может поклясться, что слышал, как лязгнула заслонка.
Слуги приняли продолжение с восторгом и взволнованно заахали, восклицая: «Нет, вы только послушайте!» – после чего садовник вспомнил, что поведение Ройдона с самого начала показалось ему подозрительным, и он даже сказал себе, что у этого парня что-то дурное на уме, раз он болтается в таких местах.
Волна слухов скоро докатилась и до Хемингуэя. Свежие новости инспектору принес сержант, который с помощью удачных комплиментов установил прекрасные отношения с женской частью прислуги. Сам инспектор все утро с озабоченным видом носился по дому с блокнотом и рулеткой, стараясь как можно больше нервировать его жильцов. Смысла в его изысканиях не было никакого, зато все, кроме Мод и миссис Дин, чувствовали себя беспокойно. Моттисфонт даже раскричался, когда Хемингуэй заглянул к нему в комнату, и начал бегать по дому, жалуясь всем, кто хотел его слушать, на неправомерные действия полиции. В малой столовой он наткнулся на двух дам и попытался заручиться их поддержкой, но миссис Дин возразила, что ей скрывать нечего, а Мод меланхолично выразила надежду, что инспектор во время своих поисков обнаружит и ее книгу.
Книги Хемингуэй не нашел и вообще начал разделять общее мнение, сложившееся на сей счет в доме. Когда он встречался с Мод – а такое происходило регулярно, – она не только сообщала ему, где и когда держала книгу в последний раз, но и посвящала его в биографию императрицы. Инспектор уныло подозревал, что книгу спрятал кто-нибудь из своих, и заверил сержанта Уэра, что ни за что не стал бы винить их в этом.
Когда до него дошли слухи о Ройдоне, он не придал им особого значения, но попросил сержанта присмотреть за драматургом. Уэр этим не ограничился: он отправился к сарайчику для инвентаря и заглянул в мусорную печь.
Это был большой цилиндр из оцинкованной стали, толстый, на коротких ножках и с торчавшей наверху трубой. В теории, затолкав в щель между стенками цилиндра и его опорой какую-нибудь бумажку и поднеся к ней спичку, можно было превратить целую гору мусора в легкий пепел. На деле огонь угасал раньше, чем в печке сгорала хотя бы половина содержимого, и его полуобгоревшие останки неопрятной кучкой копились на дне.
Из трубы вяло струился сизый дымок, из чего сержант заключил, что в печи горит пламя. Он сдвинул крышку и увидел внутри месиво из кухонных отбросов. Судя по шедшему снизу жару, в глубине действительно тлел огонь. Сержант поискал подходящую палку и принялся ворошить мусор. Покопавшись в апельсиновой кожуре, капустных листьях и картофельных очистках, он перевернул несколько полиэтиленовых пакетов и коробок из-под яиц и наткнулся на дне на скомканный носовой платок, не тронутый огнем и запачканный кровью.