Валентайн - С. Сомтоу

— Это правда, — прошептала Марджори Тодд. — Вы пришли за мной. Я знала, что так и будет. Я знала. Вы часто мне снились. Господи, проявите ко мне милосердие. Я творила ужасные вещи, преподобный, ужасные... я молю о прощении.

— Я пришел за тобой, — сказал преподобный Дамиан Питерс.

— О, я чувствую, как мое сердце переполняется чистым восторгом.

— Да.

— А вы не могли бы... то есть пока это все не началось... не могли бы вы дать мне автограф?

— Конечно, мэм. С удовольствием. — Снова — само обаяние. — У вас есть ручка?

Женщина умчалась в заднюю комнату трейлера. Симона пристально посмотрела в глаза Дамиану.

— Только не дрогни сейчас, — сказала она.

Жак возник за спиной Дамиана в дверях, держа в руках коробку с фи красу.

— Как я могу?! — искренне возмутился Дамиан.

Марджори вернулась с ручкой и Библией в кожаном переплете.

— Преподобный, — сказала она, — я знаю, что это писали не вы, но, по моему скромному разумению, для распространения Божьего слова вы сделали больше, чем кто-либо другой в этом мире. Я не верю всему тому, что о вас говорят. Я верю только вам.

Она была вся растрепанная, выглядела ужасно. Глаза распухли и покраснели от слез. Но, когда она уходила за ручкой, она успела попутно подкрасить румянами щеки и надушиться дешевенькими духами. Она была совсем не похожа на мать ребенка, который уже «стоил» миллион. Каждый жест, каждое слово выдавали ее простецкое происхождение. И все же из этой твари произойдет грандиозное возрождение в крови и слезах, подумала Симона. Ее нужно ценить и беречь. Как величайшее из сокровищ. Да, сказала себе Симона. Я должна ее полюбить.

Как все удачно сложилось, подумала Симона. Лучшей жертвы для ритуала Шипе-Тотека не найти, даже если специально искать. Кожа вся в складках, висит мешком. Раньше ей не попадалось такого удачного экземпляра.

Дамиан улыбнулся и подписал Библию.

Когда он взял ручку, Симона сделала знак Жаку подойти ближе. Он поставил коробку на стол и принялся выкладывать рядом набор инструментов: ланцеты, скальпели и разделочные ножи самых разных размеров.

Симона сосредоточилась. Она вызвала силу темного круга и протянула руки к матери Тодда. Та — наивная душа — даже не подозревала о чем-то плохом. Но когда она обернулась к Симоне и увидела, как та пристально на нее смотрит, наверное, у нее в душе все-таки шевельнулась тревога.

— Вы... вы же не сатанистка... правда? — пролепетала она.

Симона расхохоталась.

— Сатана! Козлиный царь! Пан, сатир, мелкий божок в пантеоне вечности! Тогда почему же мне не поклоняться ему?

— Что вы за церковь? — Теперь Марджори встревожилась не на шутку. — Вы же преподобный Питерс, правда? А не какое-то искушение, посланное Сатаной?

— Мы — все церкви в одной, — сказала Симона. — Мы — единственная истинная церковь. Мы — бог, который был прежде всех остальных богов. Мы — сила, которая привела мир в движение. Сила, которая переживет разрушение мироздания...

— С вами все будет в порядке, мэм. — Голос Дамиана источал беспокойное утешение. — Просто стойте спокойно. Если хотите, я подержу вас за руку. Это — для блага мира. Доверьтесь мне. — Он прикоснулся к руке Марджори, и та всхлипнула и вдруг вся обмякла. Жак подошел к ней сзади, заломил руки ей за спину и быстро связал их веревкой.

— Так познай ты отчаяние! — воскликнула Симона и приняла из рук Жака поднос с ножами. Взглянула прямо в глаза своей жертве, вложив в этот взгляд всю силу древней и первородной мощи, и увидела в этих глазах отчаяние — безнадежное и глухое, запредельное, страшное. Она погрузилась в это чужое отчаяние и пила его жадно, наслаждаясь беспомощностью своей жертвы, враз утратившей все иллюзии. Заходясь смехом, она рывком распахнула блузку на груди жертвы и приступила к работе, которая требовала полной сосредоточенности: это очень непросто — снять цельную кожу с еще живой плоти.

• зеркало •

99 ПАВИЛЬОН — ЗАЛ ЗЕРКАЛ — НОЧЬ 99

ТИММИ ВАЛЕНТАЙН сидит за белым роялем, который как будто парит в воздухе. Повсюду — зеркала. Тимми играет для себя — нежная, тихая музыка, совсем не похожая на те композиции, которые он исполняет со сцены. Неземная и отрешенная музыка. КАМЕРА объезжает его по кругу, придвигаясь все ближе и ближе, как стервятник, кружащий над еще живой добычей. Постепенный наплыв — КРУПНЫЙ ПЛАН ЛИЦА ТИММИ. Он полностью погружен в свою музыку, его выражение невозможно истолковать.

СМЕНА КАДРА: ТАППАН

Стоит в дальнем конце комнаты. МЫ ВИДИМ ОТРАЖЕНИЯ ТАППАНА — повсюду. Они множатся, окружают рояль — как хищник, готовый к прыжку. В руках у него по-прежнему — ГОРЯЩИЙ ФАКЕЛ.

ТИММИ

(резко прекращает играть)

Кто ты? Зачем ты пришел?

ТАППАН

Ты — Сатанинское отродье. Я пришел уничтожить тебя. Уничтожить самую идею. Даже воспоминания о тебе — чтобы ты не смог развратить грядущие поколения...

ТИММИ

(очень тихо)

Почему?

ТАППАН

Потому что ты не имеешь права на существование. Ты — оскорбление всего, что есть истина.

ТИММИ

Почему?

ТАППАН

Потому что ты слишком часто заставлял меня задаваться этим самым вопросом: почему? Потому что из-за тебя я усомнился во всеблагости Божьей. Потому что, когда я усомнился в Нем, я впал в отчаяние...

КРУПНЫЙ ПЛАН — ГЛАЗА ТИММИ

в которых нет даже намека на зло. Он — жертва. Потому что каждый видит в нем отражение своих внутренних мук.

ТИММИ

(с выражением оскорбленной невинности)

Почему?

ОТЕЦ ТАППАН

тычет факелом в рояль Тимми.

— Банально, избито, — сказал Джонатан Бэр, — но пойдет. Очень даже. Нашпигуем эффектами в стиле завернутых MTV-ишных клипов. Будет смотреться. Этот Брайен Дзоттоли — очень даже неплохо пишет, хотя иногда возникает стойкое ощущение, что он... как бы это сказать... слишком влюблен в текстовой процессор.

Новую раскладку для эпизода принесли буквально за час до съемок. Эйнджел сидел за роялем, покорно подставив лицо гримерше, которая в спешном порядке подправляла грим. Он, конечно, умел играть на фортепьяно, но играл не особенно хорошо — в этом он сильно отличался от настоящего Тимми Валентайна, — и сейчас он натужно наигрывал «Chopsticks», сбиваясь на каждой фразе. Бэр как угорелый носился по съемочной площадке, раздавая последние указания.

— И где, блядь, Сирота? — завопил Бэр, обращаясь к своим ассистентам, которые нервно переминались с ноги на ногу в дальнем конце студии.

Один из них пролепетал:

— Кажется, он пошел на вторую площадку... познакомиться с каскадером.

— Он не должен знакомиться с каскадерами! Он должен быть здесь сию же секунду, иначе я... я не знаю, что сделаю...