Чертово колесо - Михаил Гиголашвили

Сатана понимал, что менты хотят сами все сожрать без остатка, а его задабривают, чтоб молчал. Конечно, скажи он на допросе про банки — не видать мусорам ни денег, ни рыжья. Министр, небось, себе гребанет, или прокурор отхватит... Он и не скажет. Зачем? Говори не говори — ничего для него не изменится. А без банок отмазываться легче... Зря, видать, гинеколога грабили... И что Нугзар будет делать в Голландии, без денег, оружия, подельника?..

Что-нибудь сделает, он же на воле... На воле всегда можно что-нибудь слепить. На то она и воля — делай, что можешь... Сатана вспомнил, как призывно горят сейчас витрины в Амстердаме, а приветливые люди гуляют по набережным, закусывая орешками и затягиваясь анашой... Эх, не надо было оттуда уезжать!.. Да что уж теперь!.. Поздно!.. Попался в ловушку!.. Кто же это стукнул: Бати?.. А, какая разница?.. Плохо дело...

Вдобавок Сатана с ужасом вспомнил, что не успел отдать Мамуду письмо Нугзара — оно лежало сейчас в заднем кармане джинсов, куда добраться скованными руками невозможно. А в том, что его в отделении обыщут, он не сомневался.

И тень ломки уже начала реять в его теле: со дня киндяка Рублевки он сидел на таких дозах, что в камере, через пару дней, мог превратиться в труп. Без «лестницы» с дозы не слезть, но как делать ее в камере?.. Чтобы спуститься с большого захода, надо каждый день понемногу снижать дозу. Для этого нужны время, место и лекарство. А он залетел, как фраер, поскольку сразу позвонил Мамуду и поволокся на кладбище, хотя Нугзар предупреждал, что после приезда лучше переждать несколько дней, домой не ходить, осмотреться... Теперь его ожидает камера!.. Почему-то Сатана был уверен, что его, как рецидивиста, поместят в городское КПЗ на площади имени какого-то хера, Августа Бебеля, которого день и ночь проклинают все сидящие под площадью.

Вдруг Сатана заметил в зеркальце, что за ними, прячась, едет белый «Москвич». «Мамуд! — понял он. — Следит, куда меня волокут!» И стал прикидывать, не дать ли ментам по башке скованными руками и выскочить — Мамуд ведь сзади, увезет, поможет!

Но Мака уже въехал во двор своего дома, остановил машину, выключил мотор, вышел, стал копаться в багажнике, а Пилия сел поудобнее, держа руку за пазухой, на рукоятке пистолета и следя за Сатаной в зеркальце.

— Что со мной будет дальше? — спросил Сатана, косясь в окно и видя, как Мамуд проехал мимо.

— Я еще твоего дела не видел, не знаю, — рассеянно ответил Пилия.

— А какое дело? — вдруг спросил Сатана. — Что вы мне вообще шьете?

— Грабеж и убийство гинеколога Баташвили, — ответил Пилия.

— Баташвили?... Слышал про такого. Моя тетя у него аборт когда-то делала... — пробормотал Сатана, берясь за клок волос скованными руками. — Банки эти тоже, кстати, ее — она мне наследство оставила...

— Ах, вот как, наследство, — усмехнулся Пилия. — Наследство в могилы не зарывают... И вообще никакого кладбища и наследства. Взяли тебя во дворе — и все.

— Помню, не дебил...

— Кто тебя знает? Едва ты явился — так и взяли, — процедил Пилия, поглядывая на подъезд, откуда должен был появиться Мака, а при его появлении поджал губы, бормотнув: — Долго же ты ходил!

Мака пожал плечами:

— Сестра позвонила, бутерброд съел. Вот, вам тоже принес. — И он дал Пилии и Сатане по куску хлеба с сыром.

Жуя бутерброды, они доехали до отделения. В некоторых окнах горел свет, сквозь открытые створки слышались голоса и смех.

— Майор у себя, — сказал Мака, закрывая машину и исподтишка поглядывая на окно кабинета.

Он взял Сатану под левую руку, Пилия — под правую, и они вошли в отделение, свистнув дремлющему дежурному, чтоб тот отметил в журнале время их возвращения с задержанным, который усиленно топал и звенел, в голос возмущаясь:

— Гитлера поймали, что ли? Цепи сними, руки болят и ноги.

— Ничего, потерпи.

Майор был в веселом расположении духа и смотрел по конфискованному у Бати телевизору мотогонки.

— Привезли? Молодцы! Вы прямо шумахеры! Где взяли? Около дома? Хорош каторжник! — обрадовался он, убрал звук и указал Сатане на стул перед собой, через стол. — Ну, садись, дорогой! Устал, наверно? Дорога у тебя длинная оказалась, знаю... Ничего, отдохнешь... Отлично отдохнешь, основательно... Мы вас уже в потеряшки записали, и вдруг ты сам, собственной персоной, как в опере «Друбадур», раз — и явился! Ах, попалась птичка, стой, не уйдешь из клетки!

— Сигарету можно? — попросил Сатана, пропуская мимо ушей весь этот дешевый базар.

Пилия прикурил, дал ему сигарету. Майор, уставившись Сатане в лоб голубыми навыкате глазами, продолжал свою канитель:

— Вот только не пойму — почему тебя Сатаной зовут?..

Такой страшный?.. Такой хитрый?.. Или такой злой?.. Это надо же — Сатана! — Надев очки, он стал рассматривать поданный Макой паспорт. — О! И фамилия у тебя — не дай Бог: «Доборджгинадзе». Уф! Как это вертухаи в русских зонах произносили? Трудно им пришлось, бедным! А мне вот кажется, что ты совсем не страшный... У каждого сатаны тоже душа есть... Ведь кто эти сатаны? — спросил майор у Пилии, но тот рассеянно пожал плечами (ему тоже было не до шуток майора — вид банок с золотом не отпускал, тревожил). Не дождавшись ни от кого ответа, майор сам себе ответил: — Сатаны — это ангелы, которых сбросили на землю после путча — против Бога бунтовать затеяли. С ними бороться можно, но осторожно! Сталин, Иосэб Бессарионович, как учил?.. «Если враг сильнее вас, не вступайте с ним в бой, это бессмысленная потеря человеческих ресурсов и технических средств. Следует отойти на заранее подготовленные позиции и выжидать»... Вот и будем выжидать. Впрочем, кое-что стоит уже и записать!

И майор деловито вытащил чистые листы и любовно разложил их перед собой. Проверил ручку, достал из стола какую-то печать, дыхнул на нее...

— Что вам надо? — поднял на него глаза Сатана.

— Нам? Нам надо узнать, как вы с Нугзаром ограбили и убили гинеколога, кто был с вами в деле, в доле, где сейчас Нугзар и, главное, где награбленное имущество. Вот и все, — застыв с поднятой печатью, отчеканил майор. — Расскажешь — и иди себе с Богом. Или с чертом, не знаю уж, как тебе, Сатане, лучше.... Зачем ты нужен? Гинеколога не воскресить, тюрьмы забиты, мест нет, все билеты проданы, и у тебя, думаю, тоже есть дела поважнее, чем по зонам коптиться... А?

— Не знаю никакого гинеколога. А Нугзара год не видел, — ответил Сатана, смело зыркнув на него. — Вы меня с кем-то путаете.

— Не путаем, дорогой. У нас фактов столько, что хватит по горло!— майор провел оплывшим жиром пальцем по двойному подбородку. — Просто если ты будешь с нами повежливей — мы это учтем. И если добровольно сдашь ценности — тоже очень учтем... Особенно такому рецидивисту, как ты, надо быть поласковее, а то загремишь надолго!

— Я не шлюха, чтоб поласковее, — огрызнулся Сатана.

— Руки смотрели у него? — пропустив это мимо ушей, спросил майор. — Осмотрите!

Это было легче сказать, чем сделать — Сатана неуклюже ворочал скованными впереди руками, больше мешая, чем помогая, но Пилия все-таки нащупал старые твердые шрамы и несколько подозрительных желваков.

— Есть кое-что.

— Хорошо. Это так, на закуску, — майор налил себе боржом.

А Сатана со злорадством подумал: хорошо, что он в последнее время глотал кодеин и свежих проколов нет, и попросил снять наручники:

— Руки-ноги болят, клянусь мамой! Что я, Гитлер, что вы меня в железах держите?

— Ты хуже Гитлера. Снять — не снимай, а распусти, а то станет нетрудоспособным... — неопределенно добавил майор и тут же пошутил: — Знаете, как в уставе записано? «Смерть — это высшая форма нетрудоспособности». «Если командировочный умирает в командировке, то командировку следует считать оконченной»! Вот и твоя командировка закончена, зверь. Теперь посиди в клетке. Кстати, а как у тебя дела, Гела?.. Ты когда приехал?.. Все в порядке?.. — вдруг спросил майор у Пилии.

Тому послышался в словах майора злой намек, но он тотчас себя одернул — что мог боров знать о его злосчастной поездке? Ничего. Просто болтает, чтобы убаюкать Сатану, а потом чем-нибудь огорошить, ошарашить. Этому на первом курсе учат, знаем, проходили. Да и бандюга этот — не лыком шит: не первый раз на допросе.

— В общем, где ваша добыча? — еще раз спросил майор.

Сатана пожал плечами:

— Чего?

— Ладно, сделаем дома обыск. Как считаете? — обратился майор к капитанам; те молчали. — Глядишь, и барахлишко гинекологово найдем... А?

— Может, он сам все расскажет? — пожал плечами Пилия и ткнул Сатану рукой в бок. — Говори!

— А чего говорить? Что вы от меня вообще хотите? Ничего не трогал, ничего не знаю!.. Что вы мне шьете?.. Какой на хер гинеколог? Я не баба, чтоб по гинекологам ходить! Мне аборты делать не надо! — начал выступать Сатана, чувствуя, что у ментов, видно, мало фактов. А про «много фактов» ему запретили говорить... Он еще раз выразительно взглянул Пилии прямо в глаза и размеренно заявил: — Ничего не знаю. Был в Москве на чемпионате по самбо. Вернулся — и около дома без понта повязали.