Поиск-87: Приключения. Фантастика - Вячеслав Букур

Когда взрывы пробивали в грунте шахтные стволы и густая пыль великолепными колоннами уходила в зенит, я, изнывая от собственного пижонства, заказывал Страделлу или Перголези. Барочная музыка соответствовала. Скафандр сотрясали хоралы. Спутник лупил с орбиты из пучкового лазера. Грохотал квадротолуол. Жизнь шла вперед.

Мне тридцать четыре. Из них тринадцать я провел на Меркурии. Заводам, работающим за орбитой Венеры, мы послали полмиллиарда тонн феррума, купрума, плюмбума и еще семнадцати элементов. Но Меркурий не стал планетой-рудником. Через год у нас появились книги — вдосталь, хоть зачитайся. А еще через год — клумба.

Мы отгородились от металлических озер и блуждающих водородных гейзеров Котловины Калорис прозрачным куполом и на отвоеванной территории разбили парк, построили стадион и торжественно открыли картинную галерею. Но заслуженная орбитальная станция-ветеран продолжала транслировать канцоны и куплеты — мы тут все стали меломанами по необходимости.

В тот день ожидалось прибытие оперной труппы, которая вылетела с Земли на транспорте «Европа». Певцы летели не на гастроли, а на постоянное место жительства — на Меркурии открылся театр. Артистов ждали, наверное, самые благодарные слушатели во всей солнечной системе.

«Европа» чинно вошла в орбитальный док, началась высадка певцов и выгрузка декораций. Были еще какие-то несрочные грузы и человек пять-шесть пассажиров. На орбите прибывшие прошли медицинское тестирование, заполнили анкеты, и теперь каботажник нес их на планету. В том числе и сорокасемилетнюю ветеринаршу Патрицию Кевестаде.

Я стал готовиться к встрече. Связался с наружным постом и попросил под любым предлогом отделить от общей массы прибывающих мадам Кевестаде и всеми силами, ненавязчиво и неутомительно, занимать ее разговорами, пока я снова не выйду на связь.

Видеотекс связал меня с городским транспьютером. На терминале пульта появились каталоговые номера всех изданий сорокалетней давности, где в публикациях упоминалось понятие «планета Меркурий». Научные работы сразу были отметены. Меня интересовала периодика Соединенных Штатов и скандинавских стран. Ввел новое понятие: «продажа». И сразу удача: осталось только два наименования. Знаменитая «Нью-Йорк таймс» и «Дагбладет». В публикациях этих газет говорилось о продаже участков на Меркурии.

Текст: Ранчо на Меркурии.

Акционерная компания «Спейс Фронтир» предлагает желающим необычный товар: участки самой близкой к Солнцу планеты. Разумеется, Меркурий пока недоступен для человека. Но представитель «Спейс Фронтир» в беседе с вашим корреспондентом отметил, что через 10—15 лет владельцы инопланетных ранчо смогут оценить свою заочную покупку. Известны и цены — 150 долларов за акр. Теперь каждый, у кого найдется под рукой микрокалькулятор, может без труда подсчитать стоимость планеты, носящей имя бога торговли.

Достаточно ироничный тон заметки, видимо, не повлиял на обозревателя «Дагбладет», который, сославшись на «Нью-Йорк таймс», выдал двадцать абсолютно серьезных строк.

Городской транспьютер снабдил меня и такой информацией: даже теперь, когда частная собственность отмерла де-факто, любое юридическое закрепление какой-либо собственности за любым, достигшим совершеннолетия (18 лет), лицом остается в силе. Другое дело, что на моей памяти никто и не думал пользоваться этим самым юридическим закреплением. В мои юные годы у некоторых еще имелась частная собственность, и этих владельцев именовали «мелкобуржуазным элементом». Но со временем всякое частное предпринимательство потеряло смысл. Оно имело немногочисленные цели: больше удобств, больше возможностей развлекаться. Только теперь и без частной собственности можно развлекаться на полную катушку, если не боишься в конце концов помереть от скуки. Но, говорят, некоторые еще крепко держались за свои лавочки, забегаловки и… И что там еще? Психология — штука упругая и прочная на излом. Вероятно, чтобы не травмировать мелкобуржуазные элементы, и сохранили юридическую видимость частной собственности. Нашли, о ком заботиться.

Я набрал индекс наружного поста. На экране появилось лицо стажера Курилова в профиль. Он ласково улыбался сидевшей, вероятно, напротив него Кевестаде (ее видно не было).

— На связи космодромная станция слежения, — произнес я. — Докладывайте, все ли пассажиры отправлены в город.

— Все, Леонид Петрович, — Курилов повернулся ко мне. — Только вот мы тут… В общем, мадам Кевестаде родом из Голландии, а у меня хобби — выращивание тюльпанов. И мадам Кевестаде очень любезно согласилась рассказать мне о генетическом кодировании оттенков коричневого цвета. Мадам Кевестаде говорит, что на Земле уже появились махровые сорта и ведется работа по созданию зонтичных соцветий.

— Очень плохо! — громко сказал я. — Стажер Курилов, вы совершенно зря задержали мадам… э-э-э…

— Мадам Кевестаде.

— Мадам Кевестаде опоздала на последний рейс магнитной платформы. Сейчас я заеду за мадам на своем мобиле и доставлю ее в город. А вам, стажер Курилов, выговор. Замените меня в бункере и проследите за отходом «Европы».

Перед тем как экран погас, на мгновение промелькнуло изображение любопытной ветеринарши. Она, как говорят телевизионщики, «влезла в кадр», чтобы посмотреть на строгого начальника. Немодное широкое платье. Низенький рост. Лица я не разглядел.

— Меня зовут Леонидом Петровичем Переслегиным, — сказал я, выруливая на трассу. — Работаю на обслуживании космических систем связи. Кроме того, возглавляю городское управление. Я его председатель. Мэр. Алькальд.

Кевестаде повернула ко мне лицо. Повыцветшие глаза наивного яблочно-зеленого цвета. Пухлые щеки, морщинки. Ее пациенты, должно быть, чувствуют к ней самое душевное расположение.

— А меня…

— Знаю. Патриция Кевестаде, врач-ветеринар. Владелица Котловины Калорис. Хозяйка самой богатой и обжитой области Меркурия.

— Откуда…

— Я же говорил: мэр. Председатель управления. Мне все положено знать. Но всего я не знаю. Скажите честно (я сбавил скорость), зачем вам это нужно?

Кевестаде застенчиво улыбнулась и принялась разглядывать проползающие по левую руку песчаные холмики.

— Красиво?

— Не очень, — призналась она. — Тут еще совсем дикая местность. И какие-то тона все однообразные: черные, серые.

— Тут атмосферы почти нет.

Яблочные глаза посмотрели на меня недоверчиво. Я прибавил скорость.

— Зачем вам это нужно? — повторил я. — Объясните. Я не понимаю.

Молчок. Улыбается и смотрит в окно. Полная блокировка каналов приема информации. Я начал заводиться.