Поиск-87: Приключения. Фантастика - Вячеслав Букур

И он начал рассказывать про милые его сердцу горы и говорил до тех пор, пока на его удочку не клюнул первый окунишка. После этого он забыл и про скалы, и про ледники, и про снежные лавины. Он, казалось, вообще утратил способность к членораздельной речи и выражал свои чувства исключительно междометиями. Иштван смотрел на своего переродившегося командира и, украдкой посмеиваясь, дергал окуней. Клев был отменный.

Федя, казалось, совсем не заинтересовался рыбалкой. А к равнодушному рыболову и рыба не идет. Отвернувшись от поплавка, он долгим взглядом смотрел в висок Тоонельту.

Потом неожиданно спросил:

— Дядя Донатас, вы знали моего отца?

— Да, а что? — машинально ответил тот и осекся. Иштван смотрел на него с нескрываемым ужасом. Ведь они с Джоном давно рассказали командиру, каких ребятишек воспитывает теперь их бывший учитель.

— Да, знал… — повторил шкипер неуверенно.

— Расскажите мне о нем! — глаза Федора умоляли.

И невозмутимый обычно Донатас совсем сплоховал. Он начал бормотать что-то о «шапочном» знакомстве, о двух-трех встречах в коридорах Управления. Один раз, обмолвясь, он даже назвал Яна Иванова Яковом. Положение было критическим. Еще минута, и мальчишка поймет, что его обманывают.

Поддержка пришла, откуда ее не ждали. Молчавший доселе робот сопровождения отложил в сторону удочку и тихим, виноватым голосом Иштвана сказал:

— Я хорошо знал Яна Афанасьевича!

Робот лгал. Одно это уже было из ряда вон выходящим событием. Ни один из миллионов роботов, созданных на планете Земля, не смел солгать человеку. А в том, что солгал не какой-нибудь робот, а прирожденный правдолюбец Брудершафт, который и смолчать-то толком не умел, было уже что-то мистическое.

— Я сопровождал шкипера Иванова в двух рейсах на сверхсветовике «Канон». К Альфе Лебедя и Белой Дыре. Из повторного полета к Белой Дыре «Канон» не вернулся. По случайному стечению обстоятельств, перед этим полетом я был вынужден уйти в профилактический ремонт, и в рейс вместо меня ушел робот сопровождения Экклезиаст. Мне кажется, что корабль все-таки не погиб, а обречен на вечное блуждание в недрах Белой Дыры.

— Расскажите об отце подробнее, дядя Брудершафт! — умолял Федя.

— Поднимается ветер. Клев кончился. Я расскажу тебе все на берегу, — ответил робот и взялся за весла.

Прощание было долгим. Мария Александровна уговорила астронавтов погостить у нее хотя бы до пятницы. Она собрала в дорогу сыну и несостоявшемуся внуку большой пакет домашней стряпни, сама вызвала таксомотор. Донатас подарил Федору маленький старинный вибронож, каким эстонские школьники начала века затачивали карандаши.

Особенно трудно расставался мальчик с Брудершафтом. Он хотел услышать от него все новые подробности о своем отце, и робот послушно припоминал их.

Перед тем как Гущин сел в таксомотор, робот подошел к нему и попросил в столице бросить пневмописьмо.

— Оно срочное, а с Урала ему почти полсуток идти придется!

Валерий Рафаилович сунул черный цилиндр в карман куртки и подсадил Федора в кабину таксомотора.

Долго еще пять разноцветных фигурок махали с земли вслед легкой машине.

Профессор Берест сидел за столом, барабанил пальцами по толстой синей папке и очень странно смотрел на Валерия Рафаиловича:

— Здравствуйте, Валера! С приездом!

Потом взял быка за рога:

— Вот какие дела, брат. Усыновить хотят твоего Федора!

— Кто? «Неужели все-таки мать решилась?» — мелькнула мысль.

— Нашлась добрая душа. Да ты его знаешь.

«Его?! Значит, мужчина! Уж не Донатас ли решил «вину загладить?»

— Ну, садись, слушай!

Гущин послушно подсел к столу. Берест вынул из кармана плоский фонитор и нажал клавишу. С пленки зазвучал знакомый голос:

Директору Интерната при институте Реанимации

Бересту П. Г.

Прошу Вашего разрешения по усыновлению воспитанника вверенного Вам Интерната Иванова Федора Яновича, 10 лет. Обязуюсь никогда, ни при каких обстоятельствах, не разглашать тайну его имени, а также — вычеркнуть данный факт из своей памяти.

Я знаком с Ивановым Ф. Я. четверо суток и могу с уверенностью заявить, что Интернат сделал из него оч-чень хорошего человека. Я, со своей стороны, готов продолжить дело, начатое Интернатом.

С первых часов знакомства между мной и Федей возникла глубокая взаимная симпатия, которая переросла в дружбу. Я чувствую, что мог бы заменить мальчику утерянную семью, и готов посвятить этому всю свою жизнь.

По профессии — я астронавт, но готов уйти из Космического Флота и приобрести новую, земную профессию.

Я надеюсь, что администрация Интерната благожелательно отнесется к моей просьбе.

С уважением,

Робот класса «РС-альфа», исполняющий обязанности робота сопровождения на к/к «Меридиан», Брудершафт.

С минуту люди сидели молча. Валерий Рафаилович смотрел на развинченный черный цилиндрик звукописьма, который пятнадцать минут назад лично опустил в приемник пневматической почты у ворот Интерната. Потом Берест нарушил молчание:

— Вот, брат, в каком мы с тобой мире живем… В хорошем, брат, мире!

Берест поднялся и вышел. Гущин остался. Он машинально раскрыл папку, которая лежала на столе. С титульного листа улыбалась белобрысая Федькина физиономия, а ниже красивым почерком профессора было выведено:

«Иванов Федор Янович. Год рождения 2099», а в скобках — черно и жирно — имя писателя и философа, имя, которому на протяжении почти двухсот лет одна половина человечества восхищенно рукоплещет и от которого презрительно отворачивается — другая. Это черное и жирное имя было перечеркнуто крест-накрест свежим, блестящим еще грифелем, которым обычно пользовался Берест, а внизу снова было написано: «Иванов Федор Янович».

Гущин отложил папку. Тихо мурлыкнула дверь. Вернулся профессор. Он вошел быстрым деловым шагом и, взглянув прямо в глаза вставшего навстречу инструктора, сказал:

— По решению совета Интерната, мы забираем у вас группу «Д-штрих».

— За что? — Гущин побледнел.

— Не «за что», а «почему»! — улыбнулся Берест. — Потому что эксперимент с группой увенчался успехом. Теперь за ними не нужен надзор специалиста такой высокой квалификации, как вы. Там теперь и молодежь управится. Тебя, Валерий, ждет более сложная задача. Вся предыдущая деятельность Интерната, да и всего института Реанимации, была лишь подготовкой к эксперименту, который начался два года назад. Теперь у тебя будет только один воспитанник. Смотри…