Дневник (1918-1919) - Евгений Харлампиевич Чикаленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
11 января
На Харьков посылают весь осадной корпус, который брал Киев, а здесь останутся недавно прибывшие буковинцы и галичане. Посмотрим, что получится, но паника среди общества большая. Сегодня я хотел продать городских облигаций на 10 000, потому что уже заканчиваются деньги на жизнь; недавно курс на них был 103 рубля, а сегодня мне от силы давали 80 руб., а это крепкие бумаги, и я думал, что еще и выгадаю что-то на ссуде, взятой под дом, а получается, что приходится терять да еще немало; везде в банках только и разговоров о том, что большевики придут, как и в прошлом году, в 20-х числах по ст. стилю; а если не придут, то Директория будет сама проводить большевистскую политику, а потому все, кто может, бегут кто в Одессу, кто в Крым, кто за границу. Многие мои приятели пристроились в зарубежные миссии и готовятся выезжать, а мне не хочется расставаться с детьми, чтобы всегда знать о них — живы ли они, здоровы; если бы было с чем, то поехал бы в Крым, потому что это не так далеко, но там теперь страшная дороговизна; буду сидеть уже здесь и ждать, как вол обуха.
12 января
А.И.Лотоцкому предложили должность посла в Царьграде, вместо Суковкина, он сказал Петрусю, если тот займет у него должность советника, то он согласится ехать. Петрусь не считает возможным ехать советником, а секретарем согласился, если Винниченко его отпустит. За завтраком Петрусь об этом сказал Винниченко, на что тот с грустью ответил:
— Все бегут и Вы хотите меня бросить!
На это Петрусь, набравшись смелости, сказал:
— Я думаю, пора и Вам, Владимир Кириллович, бежать, потому что все сплошь рушится, никто никого не слушает, у Директории выскальзывает из рук власть.
Винниченко ничего на это не ответил и молча досидел до конца завтрака; так же и Розалия Яковлевна. Петрусь боится, что, может, Винниченко даст распоряжение не брать его в миссию, так же, как Директория не разрешила взять и В.М.Леонтовича. А если Винниченко не будет возражать, то Петрусь поедет и меня с собой зовет, но я за свой счет ехать не могу, а в миссию меня, буржуя и контрреволюционера-гетманца, тоже не возьмут. А между тем, и здесь скоро не за что будет жить, а если придут большевики, то чего доброго, как кандидата в гетманские министры, еще и расстреляют. А между тем хотелось бы еще немного пожить, чтобы увидеть, чем закончится судьба Украины, о которой я весь сознательный возраст своей жизни беспокоился и о которой заботился. Все лишние деньги, что оставались от моей скромной жизни, я отдавал на укр. дела, о которых уже и позабывал, а только помню большие суммы, таким образом, не собрал себе запаса на старость. Если минует благополучно нападение московских большевиков, то какое бы ни было укр. правительство, а наверняка оно мне выдаст какую-то пенсию пожизненную, потому что с домика своего я не имею никакой прибыли, кроме квартиры, а землю намереваются забрать всю безвозмездно. Но я боюсь, чтобы не получилось снова так, как весной. Слишком уж хапают и помногу набирают в рот, так что и пережевать нельзя, и неминуемо подавятся, а то снова придет кто-то и будет бить по шее, а тогда выпадет изо рта все, что набрали. А если бы не хапали, а выкупили бы что выше земского ценза и распродали крестьянам, то такое решение аграрного вопроса более или менее удовлетворило бы всех, а теперь все будут недовольны, кроме сельской голытьбы, которая все равно не управится с землей, потому что она к этому не имеет ни таланта, ни способа. Недаром наши крестьяне о ней говорят: «бедный дурному брат родной».
Я несколько раз продавал землю в Перешорах и Кононовке беднейшим крестьянам, а через несколько лет получалось, что большинство из них снова становились безземельными, потому что распродавали землю тем, кто ее любит и умеет на земле работать. Наши революционеры-утописты ничего того не знают и проводят эксперименты, опираясь на теорию, принципы, а на практике опять выйдет пшик, но, к сожалению, кровавый! Из-за такого решения по земельному вопросу уже ничего не стоят и облигации земельного банка, которые я получил за проданную землю и взял в ссуду, когда не хватало денег на «Раду», и под залог которых я занимал в банке деньги. Как я теперь выкручусь, и сам не знаю?!
Одним словом — «трепещи, буржуазия!»
14 января
Сегодня Скоропись прислал ковельского комиссара с письмом ко мне, чтобы я похлопотал в Директории об аудиенции для него. Поляки уже в пяти верстах от Бреста, уже и часть Волыни захватили. Не знаю, сможет ли Директория послать туда армию, потому что она нужна везде, а надежные только галичане. Большевики уже в 30 верстах от Полтавы, Чернигов тоже занят, донцы захватили весь угольный бассейн; румыны забрали всю Бессарабию с Хотинщиной; Антанта сидит в Одессе, в Севастополе и смотрит на это все. А наихудшая беда, что в середине — полная анархия: Махно{437} со своими бандами захватил было Екатеринослав и установил большевистское правительство; в Триполье уволенный комиссар Зеленый{438} собирает отряды, чтобы идти на Киев сбрасывать Директорию; говорят, что к нему перешла почти вся 2-я Днепровская дивизия, которая разбежалась из-под Киева; в Тараще Грабенко, который организовал весной восстание против гетмана, теперь собирает отряды против Директории. Кажется, Директория все делает, чтобы быть такой, как русская Совдепия, но не может удовлетворить наших хулиганов; уже приняли и земельный закон, по которому вся земля свыше 15 десятин отбирается безвозмездно и передается крестьянам, но это может удовлетворить крестьян-хозяев, а не босоту, разбойников, которым не земля нужна, а грабеж. Они в деревнях верховодят, хоть их и значительное меньшинство, потому что пользуются отсутствием власти на местах и
