Великий Магистр - Елена Грушковская

— Юленька, вспоминай давай. Это же просто, как ходить.

Но оказалось — не так просто. Впрочем, после шнурков я не удивлялась. Солнце поднималось в туманной дымке, багровое, но не греющее, а ветер носил по лугу, ещё хранившему следы штурма, сырую зябкость. Это место показалось Юле смутно знакомым… Она с болезненным стоном уткнулась мне в куртку.

— Что? Что такое?

Юля только мычала, мотая головой, а потом бросилась бежать. Бежала она неуклюже, спотыкаясь и едва не падая. Я быстро настигла её, обняла и погладила, а потом игриво предложила:

— А ну-ка, догони! Догони маму!

И я побежала в направлении деревни. На крыльях на максимальной скорости от замка до неё было минут пять, так я обычно туда и добиралась, но сегодня из-за Юли пришлось использовать ноги. Оглядываясь на неё, я постепенно прибавляла скорость: Юля бежала всё увереннее, больше не спотыкаясь, и ей это явно нравилось. Скорость была уже километров шестьдесят в час.

Багровое солнце уже встало в холодной серой дымке и ослепительно горело на новенькой светлой жести недавно перекрытых крыш, когда мы вбежали на луг, где обычно проходили занятия с достойными. Все были уже в сборе. Согнувшись и опираясь на колени, я проговорила, отдуваясь:

— Простите, ребята, за задержку… У меня сегодня была незапланированная утренняя пробежка! Фу…

Юля, тоже время от времени хватая ртом воздух — при физических нагрузках потребность в дыхании возрастала, — уселась прямо на пожухшую влажную траву. Я сказала:

— Юленька, не сиди прямо на земле, она сырая! Попку намочишь. — Сбросив куртку, я постелила её на землю. — Вот сюда пересядь.

Юля перебралась на куртку, а достойные приблизились и обступили нас.

— Госпожа президент?

Юле явно стало не по себе от стольких устремлённых на неё взглядов, и она занервничала, закрывая лицо руками и сжимаясь. Присев возле неё на корточки, я успокоительно погладила её по голове и обняла за плечи.

— Нет, такие слова мы ещё не выговариваем. Так что, пожалуйста, просто Юля — прошу любить и жаловать. Юленька, не бойся, никто тебя не обидит.

Она вела себя беспокойно: вскакивала, начинала расхаживать, подвывая, а иногда опускалась на четвереньки и ползала. Мне несколько раз пришлось отвлекаться на неё, и достойные поглядывали на неё с недоумением.

— Что с президентом? — спрашивали они.

— Она немного не в себе, ребята, — сказала я. — Я забрала её из медицинского центра. Там новый руководитель. И у него явно задание от Альвареса сжить Юлю со света.

Юля между тем нервничала всё сильнее. Ей хотелось куда-то бежать. Что делать? И я придумала.

— Ребята, как насчёт пробежки вокруг деревни?

Это было забавно: колонна достойных бежала трусцой, а я — сбоку, как инструктор по физподготовке, да ещё и с песней! Пела я по принципу «что вижу — то пою», всё, что придёт в голову, а колонна весело подтягивала. Сначала Юля наблюдала с напряжённым любопытством, а потом вскочила и побежала рядом со мной, как умея, подхватывая слова «песни». Потом я скомандовала:

— Рука — на плечо соседу!

Теперь все бежали, соединённые друг с другом — чем не упражнение «единство»? Немного видоизменённое по форме, но суть — та же. Я передавала на бегу сгусток чувства «любовь-единение», и оно распространялось по колонне, и Юле, державшейся за мою руку, тоже перепадал кусочек, хоть она и не была достойной.

Слушать паутину нужно было в неподвижности, и мы уселись на лугу, подстелив куртки: я — в центре, остальные — как бы в форме расходящихся от меня лучей, вдоль невидимых нитей паутины. Уставшая после пробежки Юля устроилась рядом со мной, положив голову мне на колени. Пока мы учились прощупывать паутину, она задремала.

Пошёл дождь. Занятие закончилось, и мы с Юлей побежали домой. Бегать ей очень понравилось, и мы даже сделали несколько кругов возле замка, вызвав немалое удивление у его обитателей. Набегавшись всласть, Юля проголодалась и досуха высосала полуторалитровый пакет. Нужно было принять душ, и я, опасаясь оставлять её одну хотя бы на минуту, взяла её с собой в ванную комнату. Я тёрла её мочалкой и мыла ей голову, а потом она, закутанная в большую махровую простыню, сидела на кровати, а я подстригала ей волосы покороче на висках и затылке, чтобы придать её стрижке хоть какую-то приличную форму. Потом я сделала ей массаж плеч, шеи и головы, и это усыпило её, а у меня появилась возможность заняться делами.

— Ну, и что мы теперь будем делать, госпожа? — спросил Оскар. — Я уже получил от Альвареса требование вернуть президента. В противном случае, как он сказал, военные действия будут возобновлены.

— Угу, — усмехнулась я. — Последнее китайское предупреждение. Что он нам может сделать без «демонов»? Что-то мне подсказывает, что он не будет нападать на нас всерьёз: он сейчас занят кое-чем другим.

— И чем же, госпожа?

— Пока не могу точно сказать. Что-то связанное с властью, с Юлей.

— Снова интриги?

— Ну, а чем же он ещё может заниматься?

— Может, стоит попытаться вмешаться?

— Можно, конечно, но… — Я положила руку на плечо Оскара. — Вот что я тебе скажу, друг. Для «Авроры» настают последние дни… И Юле там делать нечего.

Оскар встревоженно нахмурился и навалился локтями на стол.

— Вот так новости!.. То есть, как это — последние дни?

— Сама ещё толком не знаю, дружище, — вздохнула я. — Просто чувствую. А ты разве не ощущаешь в паутине что-то грозное?

Оскар задумался.

— Сказать по правде, мне тоже как-то не по себе. Только ничего определённого я не могу вычленить из этих ощущений. Может, я ещё не так хорошо умею пользоваться паутиной, как ты?

— Боюсь, дело тут не в тебе, — сказала я. — У меня тоже всё очень смутно. Такая неопределённость в паутине — недобрый знак…

— Мрак какой-то, — проговорил Оскар.

— Нет, старина. Эра мрака как раз закончилась, и настаёт рассвет, который выгонит хищников из тени. Только не все мы его переживём.

— Не пугай меня, госпожа.

— Я не пугаю. Просто хочу, чтобы ты был готов.

Мы с Юлей вставали в пять утра — ещё засветло, и отправлялись на утреннюю пробежку от замка до леса и обратно. Это занимало около полутора часов. Юля уже начинала пробовать пользоваться крыльями, но пока у неё ещё получалось неуверенно и неуклюже. За две недели в замке в её состоянии наметилось улучшение: речь к ней постепенно возвращалась, приступов возбуждения за все эти дни случилось только два, хотя плакала она ещё часто. Я регулярно делала ей массаж, который вызывал у неё двух-трёхчасовой сон, а доктор Гермиона посоветовала для скорейшего восстановления речи разрабатывать мелкую моторику рук. Юля уже не дичилась всех подряд, приняла Карину и Вику, не боялась Конрада и Алекса, хотя на Каспара ещё посматривала исподлобья. Я надеялась, что собратья осознают, что сейчас не время припоминать Юле все её прошлые дела, и, кажется, они это осознавали. Никто не говорил ей плохого слова, все обращались с ней мягко и бережно, а также по моей просьбе старались не навязываться: Юля не любила больших скоплений народа, кроме, пожалуй, пробежек с достойными вокруг деревни. Это было её любимым развлечением, и если в какой-то день мы не бегали, она была угрюмой и плаксивой.