Черный человек. Книга 2 - Василий Головачев

Вывод второй: Спутник строили не люди. Гуманоиды — может быть, хотя вряд ли, но не люди. И последний вывод: цивилизация, которой принадлежал город, появилась гораздо позже исчезновения человечества, и относилась она к «третьей волне разума», по выражению Держателя Пути. Таким образом, заявление Держателя подтверждалось: закономерным финалом всех разумных видов третьей волны являлся эволюционный тупик. И какая была разница для Мальгина, отчего они погибали: в результате войн, экологических катастроф, генетического дрейфа, неконтролируемого роста мутаций и психических заболеваний, потери духовной связи со вселенной — главным была безысходность факта! И одним усилием воли было трудно справиться с этим сильным и страшным потрясением.

Шок продолжался долго, Клим потом не сразу смог вспомнить, что же его вывело из этого состояния. А объяснялось все просто: у пленочного скафандра, в который запеленала его здешняя автоматика, близкая по параметрам земной, закончился энергоресурс, и он испарился, исчез, превратился в пыль.

Мальгин очнулся окончательно, в нем проснулась злость, жажда деятельности и яростное желание бороться за жизнь.

Не найдя продуктов питания, годных для использования, он «пообедал» электричеством, которое еще хранилось в аккумуляторах полуразрушенного левиафана, и погрузился в медитацию, высвобождая от оков воли и психики все свои человеческие и нечеловеческие силы. Все же он не был чужим и для вселенной этого времени, обладая знаниями предшествующих поколений разумных существ, свободой выбора образа жизни и, главное, места жизни. В нем соединились три видения мира — человеческое, маатанское и видение будущего, присущее разумным существам данной эпохи, для которых их Метавселенная была ничуть не проще и не менее активной, чем Вселенная во времена бытия человечества для человека. Мальгин ощутил пространство вокруг как часть самого себя и сам стал космосом. Он заново открыл законы здешней физики, увидел потухшие галактики — большинство звезд в эту эпоху уже закончило эру излучения, — переставшие быть упорядоченными скоплениями светил: почти девяносто процентов звезд рассеялось в пространстве, а остальные образовали сверхмассивные «черные дыры», вокруг которых цвела непонятная жизнь. Воля эволюции образовала скопления нейтронных звезд со своим движением и жизнью и гигантские провалы в метрике — «прозрачные дыры» вывернутых измерений — там, где произошла декомпактификация[81] древних реликтовых «суперструн».

Клим увидел и ощутил медленное угасание ядерных процессов внутри звезд и давно остывших планет и с новым интересом прислушался к далекому шуму иной жизни — на базе колоссальных скоплений элементарных частиц, излучений и волн избравшей места обитания возле «черных дыр», нейтронных систем и у других экзотических образований здешнего космоса. Пульс этой жизни бился по человеческим меркам чрезвычайно медленно, процессы информационного обмена протекали неторопливо, веками, и все же вселенная не пустовала, продолжая расширяться в пределах стенок-границ, отделяющих одну Метавселенную-домен от другой. До конца звездной эры оставалось еще немало времени, сотни миллиардов лет, и звезды пока кое-где светили, в основном карлики — белые, желтые, оранжевые, красные. Остальные давно прекратили существование: либо взорвались, либо сжались в «черные дыры» и нейтронные капли с размерами всего в десятки, сотни километров.

Коричневый карлик, вокруг которого кружил бесцельно город-Спутник отжившей цивилизации со станцией метро, был старым «родным» Солнцем, но планетная его семья поредела: оторвались и канули в галактические просторы внешние планеты — Плутон, Уран, Нептун, исчез Меркурий, то ли упал на Солнце, то ли был использован новыми хозяевами системы для своих нужд. Сатурн был разорван приливными силами, неосторожно приблизившись к Юпитеру, и теперь представлял собой три пояса астероидов. Не хватало и многих спутников больших планет, в том числе и Луны. Мальгин, по сути, прибыл на кладбище Солнечной системы, кладбище неухоженное и забытое, несмотря на несколько летающих развалин и оставленный кем-то у Солнца широкошумящий[82] маяк — работать он перестал совсем недавно, может быть, сотни две лет назад.

И снова холодная волна тоски хлынула в мозг, сжала сердце, вызвала головную боль и слезы на глаза. Мальгин был единственным человеком, пережившим смерть человечества, а одиночество такого масштаба способно свести с ума кого угодно!

Впрочем, мелькнула спасительная мысль, не я один путешествую по орилоунской сети, где-то еще бродит Лондон, делают первые шаги Ромашин, Аристарх и Джума…

Если я не смогу вернуться, так, может быть, они появятся здесь?

Мальгин собрался с силами и бросил зов во вселенную, не слишком надеясь на ответ. Его не ждали здесь, да и услышав, могли не понять, поэтому рассчитывать на помощь в общем-то было неразумно, однако надежда — последнее, что умирает в человеке, и Клим продолжал время от времени подавать пси-голос. А когда пришел ответ, он не поверил.

Ответ был непрямым. Впечатление складывалось такое, будто где-то очень далеко проснулся неведомый исполин, отогнал рукой зудящую над лицом муху, но вдруг понял, что это не муха, и стал с недоумением оглядываться, искать причину беспокойства, прогибая при этом пространство. Однако Мальгин жил слишком быстро для этого существа и, чтобы оно его услышало и поняло, должен был звать непрерывно в течение длительного времени, а для этого ему не хватало ни энергии, ни терпения.

Через несколько часов пси-контакта он сдался, переключив нервную систему на «стохастический сон»: душа, повинуясь закону случайных чисел, извлекала из памяти самые разные воспоминания и монтировала причудливые видения, в которых сплетались события земной и маатанской действительности…

«Проснулся» он спустя полсуток более или менее бодрым и готовым продолжать поиск Вершителей или хотя бы тех, кто был с ними связан. Существо, с которым хирург вступил в кратковременный контакт, больше эмоциональный, чем информационный, все еще «прислушивалось» к себе и находилось слишком далеко, чтобы прийти на помощь быстро — в сотнях тысяч световых лет, возле ансамбля вращающихся «черных дыр». И все же оно нашло выход из создавшегося положения, оценив комариный писк зова Мальгина: позвало еще кого-то, кто мог разобраться в этом, и Климу вдруг ответил ясный и четкий пси-голос. Выглядело это — в пси-диапазоне — словно Мальгина осветил яркий прожектор, каждый луч которого имел свою спектральную окраску, и когда заговоривший спросил: кто зовет? (Мальгин понял это без труда) — лучи «прожектора» отыграли вопрос усилением свечения лучей в определенной последовательности.