Близкие люди - Татьяна Устинова

Пить с Петровичем водку и знать, что эта водка в сочетании с той дьявольской химией вот-вот его прикончит?! Что еще полчаса, и он начнет помирать? Прямо здесь, прямо на глазах, помирать неотвратимо и страшно, и ничего, ничего уже нельзя будет сделать, чтобы остановить эту смерть?!

Нет. Только не Черный.

Саша? С ее платиновой красотой, с ее прошлой жизнью, с ее умением пользоваться лекарствами, с ее талантом все организовать и доводить до конца?

Он не мог сидеть, глядя, как крутится на столе перед ним полированная телефонная трубка. Он должен немедленно что-то сделать. Например, встать и выйти на улицу.

Когда подъехала Леночка, Степан сидел на мокрой лавочке перед домом, курил и время от времени вытирал с шеи тяжелые капли, которые падали с оттаявших деревьев.

– Привет! – Леночка выпорхнула из такси, не считая, сунула водителю какие-то деньги, подбежала, стуча каблучками, и горячо и нежно поцеловала Степана в щеку. – Почему ты на улице? Или ты не хочешь, чтобы я заходила в твою квартиру?!

– Не хочу, – честно признался Степан и поднял на Леночку тяжелые больные глаза, – если хочешь говорить, можем поговорить в машине. Я подвезу, куда тебе надо. Если тебе это не подходит, я уезжаю. У меня… неприятности на работе.

Сколько раз за последние несколько дней он произносил эту фразу, чтобы объяснить Ингеборге свое отсутствие по вечерам и выходным?

– Какие еще неприятности! – сказала Леночка презрительно и провела перчаткой по мокрому сиденью лавочки, раздумывая, присесть или не стоит. Решив, что не стоит, она потянула Степана за рукав и ловко пристроилась к нему на колени. – Что еще за неприятности в выходной день! Давай лучше сходим в ресторан и поедем ко мне. Кстати, а где… ребенок?

– Гуляет, – ответил Степан, тяжеловесно недоумевая, как именно Леночка оказалась у него на коленях, – а что? В тебе проснулись материнские чувства?

– Ну, Степа! Ну что ты какой странный! Стоило мне раз в жизни сходить к нему в школу, и ты уже целое расследование затеял! Но это же смешно, ей-богу! Просто мне кто-то сказал, что ты нанял ему учителку и спишь с ней, только и всего!

Она поняла, что сболтнула лишнее, сразу же. Больше всего на свете ей захотелось вернуть эти слова обратно в рот, сделать так, чтобы они никогда оттуда не вылетали, но было уже поздно.

– А что? – воинственно спросила она, глядя в его изумленное лицо. – Это же небывалый случай, чтобы ты стал с кем-то спать!.. Или ты думаешь, что мне это не любопытно?

Господи, да я ждала этого много лет, я всю голову себе сломала, кому мне тебя пристроить, и вдруг – такое событие!

Чем быстрее она стрекотала, тем все отчетливее становилось, что дело совсем не в этом. Степан смотрел на нее, и ей казалось, что она видит, как крутятся внутри ширококостной головы плохо смазанные шестеренки и колесики.

Ух, как она его ненавидела!..

– Поедешь со мной? – вдруг спросил он как ни в чем не бывало, и шевеление его лба прекратилось. – Куда тебя подвезти? Домой?

Везти ее домой он никак не должен был, и поэтому Леночка моментально придумала парикмахерскую.

Почему-то эти идиоты мужики безоговорочно верят в любую самую невероятную ложь, если только в ней фигурирует парикмахерская.

В парикмахерской можно просидеть до часу ночи. Необходимость посещения парикмахерской сводит на нет все деловые договоренности. В парикмахерскую можно ходить по три раза на день, и все три раза это объяснение будет признано удовлетворительным.

Козлы.

Он открыл ей пассажирскую дверь “лендкрузера”, обошел машину и уселся сам.

– Пристегнись, – велел он. У него был какой-то постоянный психоз насчет привязных ремней. – Так о чем ты хотела со мной поговорить? – спросил он, выбираясь на проезжую часть. Вчерашняя шикарная парковка прямо под окнами теперь оборачивалась другой стороной.

– Ну как о чем? О ребенке, конечно! Я же понимаю, как тебе несладко, Степа. Ну, наверное, хватит уже! Можно остановиться. Хочешь, я поговорю с людьми, которые действительно в этом понимают? Его можно отдать в отличный интернат, где ему будет хорошо и спокойно, и ты не будешь постоянно нестись домой, чтобы отпустить очередную няньку или, наоборот, найти ее…

Степан поерзал в своем кресле, старательно пытаясь справиться с горячим желанием немедленно вышвырнуть бывшую жену из машины. Включил приемник, который голосом Филиппа Киркорова заголосил про красную розу.

Все же это было лучше, чем Леночкины излияния относительно Ивановой судьбы.

– Гадость какая, – сказала Леночка про Киркорова. Где-то она слышала, что люди с тонким вкусом не слушают таких исполнителей, как он. – Степ, выключи.

Степан помотал головой. Пребывание с Леночкой в тишине тесного автомобильного салона могло кончиться мордобоем. По крайней мере он за себя полностью отвечать не мог.

– Я не могу это слушать – продолжала тонкая натура Леночка. – Это какое-то убожество!

И переключила приемник с “Русского радио” на компакт-диск, чего Степан никогда в жизни не делал. CD-плейер с середины завел какую-то песню Гребенщикова. Очевидно, кто-то когда-то забыл в нем именно этот диск.

– Ну вот, – удовлетворенно сказала Леночка, – по крайней мере это можно слушать.

Степан покосился на нее с некоторым недоумением. О ее тонком музыкальном вкусе он даже и не подозревал. Как и о том, что она специально поехала в школу, чтобы установить, с кем именно спит Степан, ее бывший муж.

В том, что она поехала в школу именно за этим, он ни секунды не сомневался. Вовсе не Иван ее волновал. И вовсе не из-за Ивана она назначила сегодня встречу на Степановой территории. Просто ей нужно было убедиться, что учителка существует в жизни бывшего мужа.

Он притормозил на светофоре и потянулся за сигаретами.

Прямо перед ним на панели приемника зеленым огнем горели большие иностранные буквы.

CD. И Гребенщиков пел заунывно.

Стоп.

Когда-то это уже было с ним. Именно с ним, именно в его машине.

Он никогда не слушает в машине ничего, кроме “Русского радио”. Он приземленный, грубый мужлан с отсутствующим вкусом. “Русское радио” подходит ему больше всего. Он никогда не переключает приемник с радио на компакт-диск, и тем не менее когда-то, не так давно, приемник был точно так же переключен.

И не на другую радиостанцию, а именно на компакт-диск.

Когда?

– Степ, ты что застыл? – спросила рядом удивленная Леночка. – Гребенщикова никогда на слышал?

Он никогда не слушал Гребенщикова в своей машине.

Было утро. Он торопился, потому что позвонил Чернов и сказал про труп в котловане, а он должен был еще завезти Ивана в школу. Он вытирал стекло, опираясь ладонью о капот, и капот показался ему странно теплым, как будто нагретым на солнце. Капот не был нагрет на солнце. Он был теплым потому, что его машина вернулась из Сафонова только под утро. Ее видела там Саша Волошина, Когда Степан сел в машину, радио не работало. На панели горели те же дурацкие зеленые буквы CD.