Современная финская новелла - Мартти Ларни

Девушки направились в порт, благополучно прошли таможенный досмотр и заказали два шезлонга на палубе.

— Довольно крепкий ветер, — сказала Айла. — Что, если начнется шторм?

Хелена не ответила. Судно отчалило, но Хелена и тогда не поддержала разговора. Айлу уже начало раздражать молчание сестры.

— Пойдем сядем, — предложила Айла. — Как бы не заняли наши места и не унесли сумки.

— А я поброжу немножко одна, — сказала Хелена.

Айла усмехнулась. Разве только Хелена имеет право не беспокоиться о местах и сумках? Разве только Хелене позволительно чувствовать боль и грустно улыбаться? Разве только Хелена страдает и расцветает, подобно зеленому лесу, а она, Айла — лесная шишига, тени от нее и то не останется…

Но через час Айла все же отправилась на поиски Хелены. Та сидела в обществе двух молодых финнов. Один из них что-то рассказывал, и Хелена смеялась и вовсе не похоже было, что она чем-либо опечалена.

— Хелена, идем, а то наши места займут. И сумки стащат, — сказала Айла.

— Пусть тащат, — отвечала Хелена.

— Но где же мы будем спать?

— На палубе, под открытым небом, — смеялась Хелена.

— Пойдем разыщем ваши сумки, — сказал один из парней.

— Что ж, идем, — согласилась Хелена. — Мы с ребятами пойдем и возьмем эти сумки, а ты жди тут, Айла, держи место.

Айла осталась сидеть одна за столиком. Хелена, как видно, пила пиво с этими парнями, даже приложилась к сигарете, потому что в пепельнице валялся окурок со следами губной помады.

Айла смотрела в иллюминатор на море. У стойки бара звенели бокалы, люди сновали туда-сюда, а вдоль бортов судна качались на крыльях и кричали, широко раскрывая клювы, жадные чайки.

И вдруг с небес опустилась та самая синяя беспредельность и растеклась в вечере, словно мягкий шелк, — сперва бледная, цвета снятого молока, а потом все глубже и синее. Переливающийся аквамарин, пронзительная синь вобрала в объятия все вокруг — голоса людей и гул двигателей, морские волны, тучи и снующие по палубе человеческие фигуры.

Волнение охватило все существо Айлы. Она чувствовала, она жила! Она, Айла, а не Айлина тень, именно она существовала, имела право жить и любить, добиваться жизни, достойной человека. Она причастна ко времени, она прикасается к жизни обеими ладонями, она связана с жизнью горохом всех сортов, потоками морковки и поцелуем Угура, злобой фрейлейн Хейсенбюттель и неизменной песенкой Эльфриды; все это навеки с нею. В ее жилах текут людские голоса и вырастает ее любовь, и она больше, нежели воспоминание или грусть. Хочется обнять все и всех, крикнуть о любви на все море — но как это сделать в человеческой толкотне? Как сделать, чтоб любовь не задохнулась, а наполнила плечи, и руки, и все вокруг, как эта всеобнимающая удивительная синь? Жалок тот, кого приставили сторожем к радости! Жалок жребий не вкусившего плодов вишневого дерева и не дающего вкусить другим!

Арто Сеппяля

Дама из рая

Перевод с финского Р. Виртанен

Достоинство манекенщиц и зеркал — в их безмолвии. И то едва ли.

Ой, какая дивная шаль! А краски! И мягкая, как котеночек, ой-ой.

Да, да, я вновь вернулась в Финляндию. Только едва ли останусь здесь. Эта страна холодная, так далеко от центров цивилизации. Меня аж знобит, когда гляжу на эти полураздетые манекены. Да накиньте же на них что-нибудь, дорогая!

Что, госпожа еще помнит меня? Как восхитительно, что здесь интересуются делами большого мира. Называйте меня просто госпожа — эти американские имена невыносимо трудны для финнов. Я хорошо помню, как отправилась на запад, как устраивалась там, как вышла замуж. С трудом привыкала к этому имени — «миссис Тоусэр». А когда приезжала сюда, на свою прежнюю родину, ухо резало — одни меня называли Таусери, другие Тоусери. Ах, значит, госпожа меня помнит? Конечно — я все эти годы была на виду — на радио, телевидении, в мэгэзинах… или как их здесь называют… женских журналах.

Ну и что? Всегда интересуются, в каком году я стала Мисс красоты, какой титул принцессы получила… была ли признана идеалом. Об этом столько написано в газетах и книгах, что я устала от общего внимания. Глядя на меня, ведь не скажешь, что это было так давно — many years[45]? Я-то знаю, что прошло, скажем, два десятка лет, ха-ха.

Утомительное занятие быть из года в год в центре внимания — выступать по телевидению, появляться на страницах прессы. Просто жутко. Но популярность для меня то же, что работа, что рай — да, рай и ад. Поверьте. Я, честно говоря, не могу пожаловаться — ой, до чего же веселая жизнь у меня! Каждый день что-то новое, большое, необычайно яркое. Да я и не вынесла бы серых буден.

Есть у меня желание — поездить по миру, но быть при этом неузнанной, пожить где-нибудь тихо, наедине со своими мыслями. Люблю заглядывать в маленькие лавочки. Хочется быть неприметной, а это так трудно в наш век. Здесь у вас можно скрыться от любопытных взглядов, спрятаться от шушуканья и пересудов. Не то что в больших магазинах. Интересно встречаться с простыми людьми, болтать с ними. Уверяю вас, госпожа, — я благодарна людям, подобным вам. Я и их хорошо понимаю, простых людей.

Временами меня охватывает нестерпимое желание поехать в Финляндию. Я не ездила бы сюда часто, да человек так устроен, что рвется куда-нибудь, пока жив и хватает здоровья. Для меня лично весь мир — мой дом. Я нигде не испытываю трудностей, поскольку всем владею: языками, манерами, этикетом. Выгодно быть космополитом, you know[46].

А природа Финляндии, а простые финны! Иногда я так тоскую по лесу, по березкам! Правда, у меня в квартире есть птичий хор — на кассетах — сижу на балконе и слушаю его пение, если конечно, мы не на ранчо.

Поверьте, госпожа, жизнь моя такая веселая и разнообразная! После того как я оставила занятия манекенщицы, я не искала другой работы. Не хотелось конкурировать с молоденькими, да и нужды в том не было. Меня, конечно, приглашают — не забыли. Для времяпровождения я нахожу разные забавы, по привычке; мне вообще-то везде хорошо, даже в большом мире.

А это что — цена, госпожа? Довольно дешево. Хотя у вас и уровень жизни другой — зарплата меньше, чем в Штатах. Да что уж — многое у вас по-другому, ну хотя бы газеты… Я с интересом следила за новостями еще до приезда сюда. Всю весну пресса печатала сообщения, что «бывшая Мисс красоты, ныне живущая в Соединенных Штатах миссис Тоусер посетит свою прежнюю родину». До чего мило со стороны вашей маленькой прессы! По приезде в Финляндию я дала в газету подтверждение — это все так просто! Госпожа, вероятно, читала это — и вот я перед вами. Я пыталась скрыть день своего приезда, но увы! Мне не удалось избежать бурной встречи — ярко-алые розы, море роз! Газеты писали: «Миссис Тоусэр очаровала всех калифорнийским загаром и улыбкой, подобной солнцу Сан-Франциско». Умеют же они… хотя это истинная правда.

И еще было сказано: «Красавица произвела на всех сильное впечатление. К ее чисто финскому облику добавилось что-то юное, легкое, зажигательное, галантное и нежное, что особо подчеркивал ее смелый экстравагантный комбинезон». Я вообще-то не люблю слово «комбинезон»: оно как-то напоминает о тяжелом изнурительном труде. «Прическа миссис Тоусэр вернула давно забытый всеми деловой элегантный стиль. Прежде спадавшие на плечи белокурые локоны теперь коротко острижены, и новая прическа придает миссис истинную женственность, charm[47] зрелого возраста…»

Очень это трогательно: приехать и пережить такую искреннюю встречу — все желали все знать! Мне было что рассказать — так много накопилось за год. Трудно было скрыть слезы радости. Печально только, что мать уже не встречала меня. Какая-то газета отметила, что «влажный блеск делает глаза миссис Тоусэр еще более лучистыми и красивыми». И далее: «Она сохранила типичное для финок изящество, которое делает женственными, теплыми и сердечными ее беседы с людьми».

Все, конечно, хотели знать, кого из знаменитостей я видела в последнее время и где; там, в большом мире проявляют особый интерес к людям известным. Я, естественно, рассказала — для меня это не ново. Да и как говорят мои финские друзья, рассказывать я мастер. Может, это нескромно? А знаете, госпожа, в нью-йоркском аэропорту я встретила очаровательного киноактера Лорна Грина, даже обменялась с ним впечатлениями по некоторым насущным вопросам. У Грина такой благородный и приятный голос, что я ничуть не удивляюсь успеху этого актера. Не уверена, знают ли его здесь. Зато в Штатах он очень популярен. Он покорил миллионы американцев, даже из образованных кругов. А серебро его волос… Ой-ой-ой! Перелет из Нью-Йорка в Лондон был удивительным. Кресло опускалось, превращаясь на ночь в постель. Лежа можно было любоваться тысячами звездочек над головой, что горели на потолке салона. Ах, как приятно снова говорить по-фински, хотя язык иногда заплетается.