Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали - Борис Кагарлицкий

Автор выражал твердое убеждение, что будущее России принадлежит КПРФ и партии «Родина» (т. е. православным националистам и фашиствующим демагогам, которых он почему-то называл «левыми»). Кто-нибудь из этих достойных людей обязательно должен стать президентом, пользуясь выражением автора, «мытьем или катаньем. На выборах или без (после) таковых». Эти «левые» должны придти к власти, чтобы легитимизировать итоги приватизации, заставить народ примириться со сложившейся системой: «результатом легитимации будет закрепление класса эффективных собственников, которые в народном сознании будут уже не кровопийцами, а законными владельцами законных предметов. Так что левый поворот нужен крупным собственникам никак не меньше, чем большинству народа, до сих пор неизбывно считающему приватизацию 1990-х гг. несправедливой и потому незаконной. Легитимация приватизации станет оправданием собственности и отношений собственности — может быть, впервые по-настоящему в истории России».[370]

Пока Ходорковский был либералом, он по крайней мере признавал за левыми право оставаться самими собой, быть противниками частной собственности, бороться против «эффективных собственников» (т. е. тех, кто более успешно эксплуатирует рабочих). Теперь левым было отказано даже в праве на идейные принципы, им предложено просто выступить добровольными (но, возможно, небескорыстными) помощниками новоявленной буржуазии.

Взгляд Ходорковского выдавал авторитарную (и даже тоталитарную) тенденцию, присущую современному либерализму вообще и российской его разновидности в особенности. Идея плюрализма отброшена, на смену ей приходит принцип единомыслия, pensee unique, как говорят французы. Все политические партии и группировки и тенденции имеют лишь одну задачу — обслуживать интересы класса крупных собственников, единственное политическое и идеологическое соревнование — из-за того, кто лучше обслуживает эти интересы. Остальные идеи и силы вытесняются за пределы серьезной политики.

Ходорковский ссылался на опыт Восточной Европы, где левые правительства активно проводили правую политику (социальная безответственность левых кабинетов в Польше и Венгрии оставила правых далеко позади). То же самое происходило и в Западной Европе или в Бразилии, где у власти оказались неолиберальные левые. И все же Ходорковский ошибался в главном: эти политики не смогли легитимировать итоги приватизации, примирить своих сторонников — большинство населения — с режимом свободного рынка и диктатом капитала. Они лишь растеряли политический и моральный авторитет (накопленный несколькими поколениями их предшественников, действительно боровшихся против капитала). Партии начали утрачивать влияние, раскалываться, в обществе распространилось глубокое отвращение к любым политикам, независимо от наклеиваемых им ярлыков, отчуждение между гражданами и государственной системой.

Заявив о своем «левом повороте», Ходорковский удивительным образом сумел вызвать возмущение как справа, так и слева. Либералов он обидел, демонстративно отмежевавшись от них, но никакой поддержки слева он получить уже не мог, ибо сам объективно занял позицию даже справа от либералов. Левыми письмо Ходорковского было воспринято как попытка цинично использовать оппозиционное движение, причем сделанная с наивной открытостью, исключающей малейший шанс на успех. Только лидер «Родины» Дмитрий Рогозин радостно согласился с опальным олигархом, видимо узнав себя в образе «левого» президента, который не мытьем так катаньем прорвется к власти и под прикрытием социальной демагогии начнет проводить жесткую политику в интересах правящего класса.

Даже последовательно правая газета «Ведомости», опубликовавшая послание бывшего олигарха, не удержалась и в передовой статье подправила автора: нельзя все средства производства доверять частной собственности, все распределение доверять рынку. А если уж доверять что-то государству, то где-то надо найти «чиновников, которым нужны не «мерседесы», а правда и справедливость для народа. В какой «Родине» или компартии этих чиновников брать? Кто будет заботиться о тех, кого обделили либералы? Откуда, в конце концов, возьмется это богатство? Чего левая идея стоит без тех, кто мог бы стать ее бескорыстными проводниками? Ведь тут нужны настоящие рыцари»[371].

А рыцари, увы, не служат частной собственности. У них свой кодекс чести.

Углублявшийся кризис КПРФ показывал, насколько безосновательны были надежды Ходорковского и других представителей элиты, ожидавших, что эта партия сможет стать силой, способной взять власть и эффективно стабилизировать российский капитализм. После думских выборов 2003 г. партия находилась в состоянии нокдуана. Утешением для Геннадия Зюганова стало лишь то, что либеральные политики потерпели еще большее поражение. Ни «Яблоко», ни Союз правых сил в Думу вообще не попали. Причем, если леволиберальное «Яблоко» могло объявить себя жертвой фальсификации, то СПС был вчистую отвергнут избирателями. Сразу же после выборов перегрызлись между собой и разношерстные карьеристы, собравшиеся в «Родине»: Рогозин и Глазьев публично предали друг друга анафеме всего через два месяца после «победы» на выборах в Думу.

На протяжении всего периода 2004—2005 г. «Родину» сотрясал один скандал за другим. Сперва Рогозин при поддержке третьего человека во фракции Сергея Бабурина разделался с Глазьевым. Позднее он сцепился с Бабуриным, в результате чего образовалось сразу две фракции «Родины» — обе получившие официальный статус в Думе. При этом Глазьев неожиданным образом вновь всплыл рядом с Рогозиным. Пока руководство фракции уговаривало функционеров из «Социалистического Интернационала» признать «Родину» в качестве российской социал-демократии, ее депутаты развлекались написанием антисемитских писем в прокуратуру, требуя запретить любые проявления еврейской культуры и религии. Надо отметить, что авторы писем проявили себя людьми по-своему образованными: аргументация двух депутатских писем детально воспроизводила пропаганду «Третьего Рейха». Творчество коллег из «Родины» поддержали и пять депутатов из КПРФ. Обиженные представители еврейских организаций написали жалобу «по начальству» — в «Социалистический интернационал», а на парижской ассамблее Европейского еврейского конгресса приняли решение «добиваться запрета на выдачу виз в страны Шенгенской зоны 14 авторам обращения в Генпрокуратуру, депутатам Госдумы от “Родины” [372]. Депутатов от КПРФ, видимо, решили простить. Спохватившийся Рогозин разъяснял западным журналистам, что сам подобные взгляды не разделяет, продолжая тесное сотрудничество с авторами письма.

Несмотря на все эти скандалы, «Родина» сохраняла политическое влияние и даже постепенно теснила КПРФ. Действовали национально ориентированные политики просто и без изысков, прибегая к надежным и эффективным методам: например, скупая депутатов зюгановской партии в региональных собраниях. Однако успехи Рогозина имели и другую причину. «Рассматривая “Родину” как “запасную партию власти”, — писал столичный политический еженедельник, — Кремль разрешил ей демонстрировать свою оппозиционность и критиковать любых представителей исполнительной власти, кроме президента»[373]. В отличие от вялых и унылых представителей КПРФ, которые даже с разрешения самого Кремля не решались использовать резкие слова для критики власти, развязные политики из «Родины» по крайней мере хорошо смотрелись на экране.

Скандалы в «Родине» дали некоторую передышку КПРФ, однако борьба фракций внутри партии велась уже совершенно открыто. Зюганов не мог предложить ничего нового. Сторонники сближения с Кремлем объединились вокруг бизнесмена Геннадия Семигина, спонсировавшего изрядную часть партийного аппарата. Семигиным была создана еженедельная «Родная газета», которая была призвана постепенно вытеснить партийную прессу в провинциальных регионах.

В свою очередь сторонники левого курса и обновления партии нашлись главным образом среди молодежи. Обновленцы стали группироваться вокруг Информационно-технологического центра (ИТЦ КПРФ), возглавляемого Ильей Пономаревым (журналисты тут же прозвали его «лидером молодежного крыла партии»). Вскоре после выборов партийное руководство расформировало ИТЦ КПРФ, но это уже не могло остановить назревавший бунт. В январе после начала парламентских выборов Союз коммунистической молодежи (СКМ) даже без особого влияния Пономарева отказался поддерживать партийного кандидата в президенты и выступил за бойкот выборов. Был создан Молодежный левый фронт, куда вошли также альтернативные коммунистические организации и троцкисты.

Как писала близкая к Молодежному левому фронту газета «Тюменский рабочий», объединительный процесс стимулировал радикальные перемены во всех вовлеченных в него группах. Создание МЛФ привело «к отходу от идеологических баталий к баталиям классовым, к баталиям реальной политики»[374]. В отличие от левых групп 1990-х гг., которые зачастую оставались идеологическими клубами, МЛФ стремился стать «корпорацией прямого действия»[375].