Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов

христианского поражены». Селим-Гирей, однако, поначалу не спешил выступать на Балканы, оправдываясь тем, что «хоть ляхи прежде присылали послов своих, прося миру, а ныне с войсками своими пришли под Каменец, которым хотя отпор дати, понужден подлинно замешкать и для того он, хан, послал под Каменец с ордами белгородцкими Яла-Агасу белогородцкого». Однако вскоре из ставки султана последовал «другой указ, чтоб конечно без задержания с ордами пришол». На этот раз Селим-Гирей подчинился и «рушился оттуду х Килию и пошол на Венгров». Волошенин вернулся на Сечь на день Покрова (1 октября)[902]. Данные свидетельства очевидцев о том, как хан, так и калга до последнего момента оттягивали выступление на помощь османам, несколько противоречат османским и крымским хроникам, которые более обобщенно пишут о том, что хан практически сразу после окончания кампании против русских войск (13 июля 1689 г.) отправился на помощь султану[903]. Польский историк М. Вагнер, достаточно подробно описывающий польскую кампанию лета — осени 1689 г., когда коронное войско гетмана С. Яблоновского (около 25 тыс. человек) предприняло неудачные попытки осадить Каменец-Подольский (состав гарнизона: 4 тыс. янычар и 1,5 тыс. кавалерии при 227 пушках и 14 мортирах), не отмечает появление на подольском театре крупных татарских отрядов. В августе пришли известия о движении к Каменцу 5-тысячной орды, но в итоге татары у польского лагеря так и не появились, вплоть до отступления коронной армии. Во второй половине сентября — октябре польское войско располагалось на Волыни, строя планы перехвата сопровождаемого татарами каравана с провиантом и амуницией (так называемого захара), который, по слухам, должен был выйти из Молдавии на Каменец[904]. Набег 60-тысячной орды, «страшно» опустошившей Волынь и Галичину в августе — сентябре 1689 г., о котором пишет В. А. Артамонов[905], никак не вяжется с изложенными М. Вагнером фактами, которые говорят скорее о полной пассивности татар на польском театре военных действий в текущем году. Русские источники подтверждают эту картину, внося в нее ряд важных нюансов и показывая, что военные усилия и Москвы, и Варшавы, пусть и неудачные в конечном итоге, сыграли определенную роль в отвлечении активности Крымского ханства от балканского театра военных действий.

В целом действия Селим-Гирея начиная с июня можно реконструировать следующим образом. Пробыв в Крыму после возвращения из похода где-то месяц, он в конце июля — начале августа направился на Буджак по настойчивым просьбам султана, однако, судя по всему, сознательно оставил на полуострове крымское войско. Против осаждавших Каменец польских отрядов хан предпочитал действовать, посылая туда белгородских татар, что делало невозможным отправку сколь-нибудь значительных контингентов на Балканы. Наконец, после новых неоднократных напоминаний султана во второй половине августа Селим-Гирей отдал приказ о мобилизации для похода в Венгрию собственно крымской орды, однако из-за ряда проволочек выступила она поздно, не ранее сентября 1689 г. В октябре хан с войском все еще находился на границе с Молдавией. Все это должно было обусловить прибытие крымских и белгородских татар на помощь туркам достаточно поздно — в самом конце осени 1689 г.

Итоги Крымских походов

Контуры стратегии России в первый («крымский») период войны были следующими: путем прямого натиска армии, превышавшей силы Селим-Гирея, в условиях, когда последний не мог получить действенной османской помощи, в Москве рассчитывали принудить хана к переговорам и заключению нового договора на условиях, варьировавшихся от признания верховной власти царя до официального отказа Бахчисарая от ежегодных поминок. На реальное завоевание полуострова путем вторжения туда через Перекоп в Москве вряд ли рассчитывали. Включив в новую ханскую шерть обязательство не совершать набеги на Польшу, договор с которой был единственным обязательством, связывавшим Россию со Священной лигой, В. В. Голицын мог официально объявить, что цель, ради которой царское правительство решилось на войну, достигнута, а обязательства по союзному договору выполнены. Однако все эти замыслы разбились о военные неудачи Крымских походов и твердую позицию Селим-Гирея, занятую в ходе переговоров и 1687, и 1689 гг.

В рамках избранного подхода следует объяснять неприятие В. В. Голицыным предложений Яна Собеского об атаке на днепровские крепости или даже Азов, совместные действия против Белгородской орды и т. д. Лишь в критической ситуации, перед лицом полного провала кампании 1687 г., главнокомандующий хватается за планы взятия османских опорных пунктов в низовьях Днепра: с этой целью туда в июне посылается корпус Л. Р. Неплюева и Г. Самойловича; планы атаки на Казы-Кермен разрабатываются весной 1688 г. Однако, как только у Голицына возникает понимание, что угрозы русско-польскому союзу нет, что Речь Посполитая в силу своей военной слабости рассчитывает на любую поддержку и содействие со стороны России, планы наступления на днепровские крепости немедленно убираются под сукно. Подобные колебания можно объяснить стремлением избежать углубления конфронтации с собственно Турцией, что могло помешать выходу из войны в случае достижения соглашения с Крымом.

В связи с этим, с точки зрения «крымской стратегии» Голицына, взаимодействие с союзниками, в первую очередь с Польшей, носило второстепенный характер. Формально выполнив закрепленные за ней союзные обязательства, Россия в первую очередь думала о собственных интересах. Тем не менее, как было показано на конкретном материале, походы 1687 и 1689 гг., пусть и неудачные, в определенной мере способствовали сковыванию и отвлечению от других театров военных действий, в том числе польского, армии Селим-Гирея, хотя значение этих акций в рамках общей коалиционной войны Священной лиги с Турцией, конечно же, преувеличивать не стоит.

Несмотря на неудачу, кампании 1686–1689 гг. продемонстрировали возросший военный потенциал русского государства. И речь здесь не только о способностях государственной власти эффективно организовывать масштабные мобилизации войск и концентрировать необходимые припасы, но и учитывать и совершенствовать указанные процессы, что со всей очевидностью проявилось в ходе подготовки второго похода 1689 г., который удалось провести еще более организованно, учтя просчеты кампании 1687 г. В целом в ходе второго похода военная машина Московского государства смогла выполнить поставленную перед ней чисто военную задачу: преодолеть огромное расстояние по пустынной и ненаселенной местности, нанести поражение вышедшим ей навстречу крымским войскам и прорваться к Перекопу. Парадоксальным образом это продемонстрировало, что причины неудачи первого, «крымского», периода войны лежали в большей степени в политической плоскости, нежели в военной: изначально неверная стратегия не позволила эффективно использовать имевшийся в руках Голицына мощный инструмент российских вооруженных сил. Это имело далеко идущие последствия не только для самого главнокомандующего, свергнутого осенью 1689 г. и отправленного в ссылку. Огромные силы и средства, растраченнные напрасно, спровоцировали всеобъемлющий кризис военно-стратегического планирования и переход России к сугубо оборонительной стратегии в следующий период войны.

Рис. 1. Изготовление