Демократия для избранных. Настольная книга о политических играх США - Майкл Паренти

Крупный бизнес хотел бы ликвидации таких мер государственного регулирования, как антитрестовское законодательство, а также нормативных актов, защищающих рабочих, потребителей и окружающую среду. Они воспринимаются бизнесом как проклятье, поскольку могут повлечь за собой сокращение прибыли. Отмена мер государственного регулирования предоставляет бизнесу возможность свободно продолжать гонку за прибылью, освободив себя от возмещения общественных затрат на эту гонку. Отмена государственного регулирования горнодобыващих компаний развязала им руки в проведении открытых разработок месторождений и опустошении природного ландшафта без всякой обязанности оплачивать расходы на восстановление природной среды. Отмена регулирования позволяет руководителям частных фирм получать дополнительные доходы и выплаты, не информируя об этом акционеров и налогоплательщиков, что один журналист, специализирующийся по проблемам бизнеса, назвал «лицензией на воровство»[750]. Отмена регулирования позволила банкам повысить тарифы за обслуживание клиентов в то время, когда их собственные расходы на обслуживание клиентов с помощью компьютеризованных технологий снизились. Как заметил один член Конгресса: «Дальнейшего сокращения регулирования шумно требуют не клиенты, а банкиры»[751].

Бизнес не слишком привержен неким абстрактным принципам «свободного рынка». Государственное регулирование, которое приносит увеличение прибылей, — приветствуется, а если оно сокращает прибыли — осуждается. Только в последнем случае из залов заседаний советов директоров компаний раздаются требования об отмене государственного регулирования. Бизнес заботит только то, что законодательство о государственном регулировании может распространиться на новые округа, что прибыль может начать снижаться вместо повышения или начнет расширяться государственный бесприбыльный сектор экономики.

Подавляющая часть словесной оппозиции правительству — это манифестация приверженности деловых людей мировоззрению бизнеса, вера в достоинства прямолинейного индивидуализма и частной конкуренции. То, что эти люди в своих корпоративных делах способны пойти против собственных убеждений, не означает, что их убеждения лицемерны. Убеждений искренне придерживаются потому, что они обеспечивают собственные интересы. И именно совпадение убеждений с собственным представлением о себе и со своей личной выгодой делает убеждения настолько притягательными и доказательными для их горячих сторонников. Многие деловые люди, включая тех, кто извлек выгоду из правительственных контрактов, субсидий и налогового законодательства, считают, что полученный ими доход является результатом их уверенности в себе, их личных усилий и талантов на остроконкурентном «частном» рынке. Они считают, что та помощь, которую бизнес получает от правительства, приносит пользу всей национальной экономике, а помощь, которую получают другие, — это спасение паразитов и тунеядцев.

Нам требуется не бесконечное создание регулирующих ведомств, а изменение условий, которые требуют такого большого объема регулирования. То есть требуется другая форма владения собственностью и другой способ производства, которые бы делали человека важнее прибыли.

17.

В высшей степени политизированный суд

В разделе 1 статьи 3 Конституции США говорится: «Судебная власть Соединенных Штатов предоставляется одному Верховному суду и таким нижестоящим судам, какие Конгресс может время от времени учреждать». Судьи Верховного суда США и все другие федеральные судьи назначаются президентом и в обязательном порядке подлежат утверждению Сенатом США. Федеральные судьи назначаются на свой пост на пожизненный срок и могут быть отстранены от должности только за плохое исполнение своих обязанностей посредством процедуры импичмента в Сенате. Численность членов Верховного суда, определяемая законом, колебалась от шести до десяти членов. В 1877 году численный состав Верховного суда был зафиксирован в девять судей.

Все три ветви государственной власти приводятся к присяге в верности Конституции, однако только Верховный суд может выносить постановления о соответствии Конституции действий двух других ветвей власти, по крайней мере в отношении тех действий, которые были изложены в судебных делах, переданных ему на рассмотрение. В Конституции ничего не сказано в отношении полномочий Верховного суда пересматривать и отменять постановления законодательной и исполнительной властей, однако в материалах Конституционного Конвента от 1787 года упоминается о том, что многие делегаты ожидали от судебной власти отмены законов, которые представлялись несовместимыми с Конституцией[752]. Значительно большее значение имеет судебная интерпретация, то есть полномочие суда определять первоначальный замысел и сферу действия законов, применительно к современной ситуации. Наша цель здесь заключается в том, чтобы попытаться понять, какую политическую роль сыграл Верховный суд в борьбе за демократию и против нее.

Кто отправляет правосудие?

По своей природе Верховный суд представляет собой некую аристократическую разновидность ветви власти: его члены скорее назначаются, чем избираются; они пользуются правом пожизненного пребывания в должности, формально неподотчетны никому и по вопросам соответствия Конституции имеют право на решающее и окончательное мнение. Согласно замыслу авторов Конституции, предназначение Верховного суда заключается в том, чтобы действовать в качестве сдерживающего фактора для демократического большинства, защищать частную собственность, контракт и кредит.

Вообще говоря, по классовому происхождению и политическим предпочтениям судей Верховного суда можно отнести к людям, близким скорее к земельных собственникам, чем к безземельным гражданам, скорее к рабовладельцам, чем к рабам, к промышленникам, чем к рабочим, к сторонникам Герберта Спенсера, чем Карла Маркса. Судья Миллер, назначенный членом Верховного суда Линкольном, заметил в отношении склонностей людей судейского класса: «Бесполезно спорить с судьями, которые работали в судах, в течение сорока лет выступая в адвокатами железнодорожных компаний и других связанных с ними частных фирм… Вся их подготовка и профессиональный опыт, все их чувства с самого начала находятся на стороне тех, кого они защищали в течение всей своей профессиональной карьеры»[753].

На протяжении почти всей своей истории «члены Верховного суда комплектовались из класса корпоративных юристов, поэтому у них нет недостатка сочувствия к потребностям капитализма»[754]. В одном исследовании было установлено, что полуофициальный Комитет по федеральной системе судопроизводства Ассоциации американских адвокатов, задача которого заключается в вынесении заключений о профессиональной квалификации судей, перспективных для назначения на должности в федеральных судах всех уровней (окружных и апелляционных), оказывает предпочтение тем из них, кто в политическом плане ориентируется на консерваторов и поддерживает интересы корпораций[755]. За небольшими исключениями, приемлемый спектр политической ориентации кандидатов на назначение членами Верховного суда находится в интервале от ультраконсерваторов до центристов. Председатель Верховного суда Хьюз однажды заметил: «Все мы находимся под Конституцией, но сама Конституция — это то, что считают в этом качестве судьи»[756]. А то, что они считают, в значительной степени определяется их идеологическими предпочтениями. Если судьи смотрят на какой-либо вопрос положительно, тогда они начинают рассуждать следующим образом: «В Конституции по этому поводу нет никакого запрета». Если они смотрят на вопрос отрицательно, тогда они говорят: «В Конституции этого не предусмотрено». Поскольку большинство действий правительства и событий политической жизни специально в Конституции не упомянуты, их можно оценивать в интервале оценок: «не запрещены Конституцией» или «не предусмотрены в Конституции», что оставляет решение полностью в зависимости от политических предпочтений участвующих в обсуждении вопроса юристов. Таким образом, когда в 1996 году судья Энтони Кеннеди поддержал решение о смертной казни по судебному делу военнослужащего на том основании, что Конституция не запрещает Конгрессу делегировать президенту, действующему в качестве главнокомандующего Вооруженных сил, «исполнение закона о высшей мере наказания». Но на основании этой же логики можно доказывать, что Конституция не предоставляет Конгрессу права делегировать такие полномочия.