Желтый дом. Том 1 - Александр Зиновьев

Я просто решил, что доносить, разоблачать и обличать — это не мое дело. Я это не хочу делать, подобно тому, как не хочу заниматься физкультурой, охотой и рыбной ловлей. Должен заметить, кстати, что, когда доносчики в качестве самооправдания говорят о наказаниях за недонесение, они обычно лгут. За недонесение наказывали только тогда, когда факт недонесения устанавливался определенно. Но в девяноста девяти случаях из ста никто и никогда не узнал бы о факте недонесения, если бы донос не состоялся. Доносы и разоблачения были делом сугубо добровольным, как и теперь.

О будущем

— Наше общество, — говорит Добронравов, — имеет явное преимущество перед Западом хотя бы в том, что, как пелось в свое время в популярной песне Лебедева-Стукача, «за столом у нас никто не лишний». О том, что «по заслугам каждый награжден», свидетельствует недавнее награждение Брежнева орденом Победы. Если у нас человек — лодырь, дурак, бездарь и прохвост, он всегда может преуспеть в области философии. Если он крайний мерзавец при этом, ему гарантирован успех в области научного коммунизма. Но если он ко всему прочему еще и выдающийся кретин, то ему прямая дорога в советскую социологию. Вот, взгляните, книжечка! Советская социология о будущем человечества. Им, видите ли, мало научного коммунизма, в котором все предсказано на века вперед. Они создают еще некую марксистско-ленинскую прогностику, которая, само собой разумеется, диаметрально противоположна «теоретическим изысканиям» (это говорится, конечно, с величайшим презрением к «этим горе-теоретикам») буржуазной футурологии, опирается на диалектический и исторический материализм и научный коммунизм, является единственно научной социологической дисциплиной о будущем общества. В этой книжечке есть все, начиная от модных социологических идеек (вроде ускорения социальных процессов) и кончая ветеранами марксистской демагогии (вроде скорой победы коммунизма в мировом масштабе и отсутствия будущего у Запада). Есть кое-что и по вашей части. Вот, например, авторы пишут, что логические формы вывода суть одни и те же для любого времени (настоящего, прошлого и будущего). Колоссально! Раньше они были классовыми: одни служили буржуазии (формальная логика), а другие — пролетариату (диалектическая логика). Теперь они вечны и неизменны.

— Эта книжка как раз неплохая, — говорит Знакомый.

— Ты так говоришь по двум причинам, — заявляет Добронравов. — Первая причина — один из ее авторов является редактором «Коммуниста». Вторая причина — ты сам такой же болван, как и авторы этой идиотской книжки.

— Поосторожнее в выражениях! К чему такие оскорбления! А сам-то ты кто такой?

— Не кипятись. Я же любя. Не до такой же ты степени дурак, чтобы не понимать, что ты дурак. Если хочешь, я сам такой же. Дело не в этом. Эти кретины пишут, что будущее общества есть такое же объективно формируемое состояние, как и будущее продуцирующей деятельности людей, например — производство духовных и материальных благ. Таким образом, они проблему будущего человеческого общества рассматривают в том же духе, как проблему строительства, например, дома. Что ты (это к Учителю) по этому поводу скажешь?

— То же самое, что и ты, — отвечает Учитель. — А именно то, что они кретины. Самая идея футурологии (прогностики, как предпочитают говорить эти болваны) пришла к нам с Запада. Но мы, разумеется, ее тут же опаскудили, обругав западных социологов в недомыслии, выхолостили из нее реальное содержание и превратили в обычную демагогическую болтовню. Футурология и возникла именно потому, что возникли проблемы предвидения совсем иного с логической точки зрения типа, нежели предвидение в таких случаях, как создание домов, машин, картин, книг, опер. Грубо говоря, футурологию интересует предвидение явлений будущего общества, которые невозможно предвидеть привычными методами. И главным тут пока еще является вопрос о разработке новой (еще несуществующей!) методологии предвидения. Конечно, это делается в попытках решать конкретные задачи. Но упор на самую принципиальную возможность таких предвидений и о методах, которые были бы достаточно надежны.

— И что же ты думаешь по этому поводу?

— Я думаю, что надо различать три различных аспекта. Первый — предвидение типов обществ, которые могут сложиться в интересующем нас будущем. Второй — предвидение некоторых конкретных состояний. Третий — идеологический. Третий никакой проблемы не представляет. Дело тут обстоит просто. Высказываются более или менее устрашающие гипотезы, утопии, антиутопии, теории (обозначим А). Люди, живя обычной жизнью, каким-то образом испытывают их влияние. В конце концов, жизнь идет, и что-то происходит, получается в итоге. В том, что получилось, всегда найдется нечто, соответствующее «предсказаниям» А, и нечто, не соответствующее им. Так, апологеты марксизма вопят, что марксизм блестяще подтвердился, и причесывают под него прошедшую историю, а враги марксизма вопят, что марксизм с блеском провалился, и приводят столь же неоспоримые «доказательства». Второй аспект с методологической точки зрения поставляет задачи колоссальной степени громоздкости, многие из которых принципиально неразрешимы. В частности — в силу принципов, подобных соотношению неопределенности в физике. Этот аспект является чисто «техническим», — сложнейшие измерения и расчеты. Наиболее интересен тут первый аспект. Здесь речь идет о научном анализе того, что фактически уже сложилось, о выявлении законов и тенденций современного общества. С этой точки зрения наш эксперимент имеет, пожалуй, самое серьезное значение. Не в том смысле, что мы фатально победим. А в том смысле, что на нас удобно изучать многие существенные черты будущего состояния общества.

Баллада о поколениях

Уж было за полночь давно.

И словно оборотни,

Мы пили дрянное вино

Из горла в подворотне.

Остановить не в силах дрожь,

Полусогнув колени,

Крыл мой напарник молодежь

Все наше поколенье.

Ему сказал я: отвяжись!

Довольно ныть, папаша.

Сегодняшняя наша жизнь

Ничуть не лучше вашей.

С тобой не буду спорить зря.

Вам здорово попало,

Но шли вы хоть и в лагеря,

Но с верой в идеалы.

Ведь был почин! Энтузиазм!

Полеты! Пуски! Стройки!

А от романтики оргазм

Не хуже, чем с попойки.

А он: ты молод нас учить!

Мы даже в песне детской

Не просто пели «славно жить»,

Но «жить в стране советской».

И мы видали не людей,

А коллективы, массы,

Колонны, партию, вождей,

Передовые классы...

Довольно раны бередить!

Скажу тебе, как брату,

За это нам пришлось платить

Большую слишком плату.

Но мы мечтали: вот придут

Другие поколенья.

Нам по заслугам воздадут

И сменят представленья.

Отважно бросят в морду Им:

Прочь ваши причиндалы!

Мы для себя пожить хотим,

А не для идеала!

.................

Уже рассвет серел в проем.

А мы, как оборотни,

Обнявшись, плакали вдвоем

Все в той же подворотне.

Из рукописи

Третий случай — беседа с одним «заговорщиком», который якобы готовился с десятком таких же ничтожеств, как он сам, свергнуть советскую власть. Заговор, конечно, был типичной фальшивкой. Но было в нем что-то реальное. И беседу с Заговорщиком я вел по Его личной просьбе. Почему-то он Его сильно интересовал. Я спросил его, на что он рассчитывал с такой маленькой группкой. Он — достаточно образованный марксист, должен был знать азы ленинского учения о революции. Классы, партия, теория, революционная ситуация и т.д. Он сказал, что все это ему известно, но что он сомневается в абсолютной истинности ленинского учения. Вот факты, сказал он. Революционная ситуация не возникает сама собой, ее создают умышленно. Кто? До революции подавляющая масса населения Российской Империи была совершенно равнодушна к революции. Большевики были незначительной партией. О них мало кто знал. Да и то они были разбросаны по миру. Все дело решила небольшая переворотная группа в Петрограде.

В таком духе мы разговаривали несколько часов. В заключение я спросил его, чего бы они добились, если бы удалось спихнуть его и захватить власть. Ведь после захвата власти все равно пришлось бы иметь дело с огромной страной, которая не только подчиняется указаниям свыше, но и сама навязывает верхам эти указания. Он сказал, что, согласно замыслу Дирижера, они должны были восстанавливать капитализм и даже царизм. Я аккуратно доложил о беседе Ему. Он задумался. Я некоторое время ждал, что Он скажет. Потом ушел не прощаясь. Он не обратил внимания на мой уход.

После этого случая я вдруг ясно осознал, что моя деятельность имеет фактически результатом не создание Великой Идеологии, а ее профанацию, уродование, окарикатуривание. То, что делаю я, это далеко не то, что получается из этого после прохождения через Его голову и распространения в массах. Процесс создания опытного образца и процесс восприятия его серийного собрата обычно мало что имеют общего. Более того, я стал ощущать, что я вообще есть лишняя фигура в происходящем, что все теперь стало делаться как-то само собой, без моего участия. Мое участие превратилось в нечто сопутствующее и автономное. Моя деятельность стала утрачивать смысл в моем собственном представлении. Но в таком случае зачем жить? И тут впервые у меня мелькнула мысль о самоубийстве. А поскольку мое «я» прочно срослось с Ним, эта мысль сразу же оформилась как мысль о том, чтобы убить его. Произошло это тихо, без эмоций. Даже как-то грустно и с некоторой иронической усмешечкой. Мол, видишь, в какую ничтожную слизь вырождаются великие замыслы!