2312 - Ким Робинсон

— Конечно, — согласился Варам.

Свон

Свон покинула Землю, очень довольная тем, что помогла кваком-гуманоиду отыскать место для жизни, довольная тем, что Заша ей помог — это значило для нее больше, чем она думала. Она поднялась на лифте из Кито, снова побывала на исполнении «Сатьяграхи», и в этот раз на нее больше всего подействовала мирная заключительная часть, легкий поочередный подъем по октавам, словно мелодия медитации, поднимающая тебя на ноги; и к концу представления, танцуя при все уменьшающемся g, когда они поднимались на крыльях песни, она испытывала очень приятное ощущение, своего рода эйфорию.

На Меркурий она вернулась на террарии «Генри Дэвид». Это был классический тип Новой Англии с несколькими небольшими деревнями из дощатых домиков и с пастбищами, окруженными хвойным и смешанным лесом. Стоял октябрь, клены стали багряными, прочие деревья — ярко-желтыми, оранжевыми, красными и зелеными, все это смешивалось по всей поверхности террария; если смотреть вперед, казалось, что слышишь бессловную речь на языке цветов — и вот-вот поймешь ее. Свон бродила по лесным тропам, поднималась на холмы. Однажды она подобрала опавшие листья и разложила их на поляне так, что они почти незаметно переходили от красного к оранжевому, потом к желтому, желто-зеленому и наконец к зеленому. Эта многоцветная линия на земле очень ей понравилась — как и ветру, который тотчас все разметал. В другой раз она много часов шла за бурой медведицей с медвежонком. В середине дня они вышли к заброшенному яблоневому саду, где росло одно старое согнутое дерево, на котором тем не менее уродилось столько плодов, что его ветви свисали до земли. Медведи съели тонну яблок. Рядом с яблоней выдолбленный ствол был полон дождевой воды; медвежонок забрался в него и искупался, его шерсть намокла, почернела, с нее текло.

Вернувшись на Меркурий, она жила привычной жизнью в Терминаторе. Просыпалась на балконе, завтракала в утренней прохладе, потягивалась на солнце, тревожно поклоняясь Неприкрытому Солнцу. Осматривала город, отмечала восстановленные знакомые черты, видела новые деревья и кусты; всего этого с каждым днем было чуть больше и размещалось оно чуть правильнее. Она достала открытку, полученную когда-то от Алекс, и повесила ее на стену над кухонной раковиной; теперь надпись рукой Алекс каждый день говорила ей:

О радость моего духа — ее ничто не сдерживает — она летит, как молния!Недостаточно наслаждаться этим шаром лишь какое-то время,Я буду тысячи раз и постоянно наслаждаться им.

В Терминатор тоже пришла осень, и ряд японских кленов, уходящий от ее балкона, стал ярко-красным. Пыль осела на синие черепицы крыш, видные ей сверху. В новой программе погоды, как ей показалось, было больше ветреных дней, чем прежде, и иногда дул такой сильный ветер, какого она не помнила. Свон это нравилось. Сильный холодный ветер отрывал Свон от ее занятий и уводил с собой в долгие прогулки по городу. Город разросся, платформа удлиннилась, давая больше места для города и парка. В плоской части города и в парке появились новые каналы. Мосты через каналы, дорожки для велосипедистов, широкие бульвары и эспланады. Ее город. Прежний и в то же время другой. Ей пришло в голову, что город можно растянуть еще дальше в ночь; теоретически, по прошествии десятилетий и столетий, город на рельсах может протянуться на всю ночную сторону Меркурия.

Почти все дни она проводила на ферме, работала в пруду и на влажных почвах. Новый эстуарий не процветал, были проблемы с уровнем санитарии; собирались ввести небольшой гидравлический прилив. Шли споры. А ей все никак не удавалось понять, почему обезьянам с Гибралтара не нравятся пещеры, предоставленные им на небольшом холме с выходящим на восток склоном. Обезьяны вполне здоровы, и обычно у них не бывает тех проблем, какие бывают у людей. Но тут они держались плоских участков и не желали заходить в пещеры. Придется подняться туда и посмотреть.

Глядя на обезьян, Свон думала о своей жизни. Ей 137 лет. Организм многое пережил; он не вечен и даже, возможно, выдержит еще недолго. С другой стороны, за последние годы медицина достигла того, что прежде было невозможно, и продолжает совершенствовать методы продления жизни. Мкарету почти двести лет. Так что надо подумать о будущем.

У нее мало с кем близкие отношения и, возможно, даже с этими людьми теперь не такие уж близкие. У нее есть все необходимое; у нее хорошая жизнь. Где-то в мире — ее уцелевший ребенок; девочка живет своей жизнью и не хочет о ней рассказывать. Иногда они видятся. Свон ближе другие люди, и это правильно. Ее молодой друг Киран остался на Венере, сам настоял на этом, обрел новую жизнь и регулярно пишет ей. Такие отношения лучше, чем многое другое, а впереди будет что-то еще, она это чувствовала: люди вечно хватают ее за руку и втягивают в свою жизнь. На ее ферме работает хорошая команда. Работа ей нравится; нравится играть; нравится ее искусство, игра, которая и есть работа. Значит, дело в другом. В сущности перед ней встает философский вопрос: как жить? К чему не быть равнодушной? И как стать менее одинокой? Ведь сейчас, после смерти Алекс, Свон общалась со многими, но все равно ей не хватало человека, с которым она могла бы говорить, как с Алекс.

Я скучаю по тебе, Хетти Мун,Но мне некому об этом сказать —Мир перед моими глазами почернел.

Когда она бывала на ферме одна, то пела старую балладу и гадала, как бы исправить положение. Возможно, никак. Смерть постепенно сокращает жизнь. Части умирают раньше целого. Когда умирают люди, которых вы любили, умирает часть вас. Со временем становишься похожим на куст можжевельника: одна живая ветка на мертвом стволе. И ничего не поделаешь.

Нет иного счастья, чем в действии. Нет, неправда. У каждой части триединого мозга свое счастье. Ящерица на солнце, млекопитающее на охоте, человек, делающий добро. А хорошо то, что хорошо для земли. Поэтому, работая, ты словно греешься на солнце, словно охотишься и словно создаешь ландшафт — место, где люди могли бы жить в будущем, — и втройне счастлив. Конечно, этого должно быть достаточно.

Но потом тебе хочется поделиться своим счастьем. Просто чтобы рядом был кто-то, с кем можно вместе чувствовать счастье, тот, кто тобой доволен. Алекс была довольна ею.

Свон видела путешествующих одиночек, старых жителей космоса, которые одни шли по свету, не связывая себя отношениями ни с кем из людей. Вот ее мир: она долго была одной из них — больше половины жизни. Неужели все они в процессе поиска? Она вспомнила, что слышала, как говорят: хочу найти пару. Найти пару значит спариться. Один из синонимов для «пары» — слово «чета»; отсюда «сочетаться». Осмотришься, и видишь: желание встретить пару возвращается. Тонкие оттенки смысла — вначале пара, потом чета. Атавистическое явление, словно они голуби или другие существа с генетическим стремлением к созданию пар. «Свон не лебедь», — сказала она в парке недоумевающим коллегам. Но откуда ей самой это знать?

— Я хочу кое-кого найти, — на пробу сказала она Мкарету.

Мкарет рассмеялся.

— Тебе нравится тот парень! Варам с Сатурна. Может, ты хотела сказать: «Я кой-кого нашла»?

Свон смотрела на Мкарета. Она еще не вполне свыклась с мыслью, что можно быть любимой. Или даже любить самой.

— Но я давно с ним знакома. Я знаю его уже несколько лет!

— Еще лучше, — сказал Мкарет. — Ты знаешь его. На самом деле ты должна была провести с ним много времени. Что случилось в туннеле? Что вы там делали?

— В основном свистели, — ответила она. — Но да. Кое-что случилось.

— Может, это и есть суть брака, — сказал Мкарет. — Свистеть вместе. Своего рода перформанс. Я хочу сказать, не просто разговоры, а перформанс.

— Брак, — повторила Свон, дивясь слову. Для нее это была концепция Средневековья, старой Земли — идея, очень отдающая патриархатом и собственничеством. Брак не для космоса и не для долгой жизни. Когда живешь целую эпоху, у каждой стадии твоей жизни своя история, которая длится несколько лет, а потом обстоятельства меняются, и у тебя новая жизнь и новые спутники. Это невозможно изменить, если вертишься на огромной карусели, поэтому уродовать свою жизнь в попытках установить неестественно длительные отношения означает риск вовсе разрушить их; разрыв произойдет по всей длине и оставит мучительную рану и привкус лжи; хотя на самом деле это был просто эпизод, одна из маленьких смертей и возрождений в эпохах твоей жизни. Такова жизнь.

По крайней мере так казалось ей и многим другим, кого она знала. Такова была обычная структура чувств в ее культуре в ее время. Жители космоса свободны — наконец свободны и наконец люди. Так считают все они, и так побуждают друг друга чувствовать, и Свон всегда в это верила, всегда соглашалась, что это правильно. Но структура чувств — явление культурно-историческое; со временем она меняется вместе с людьми; переживает реинкарнацию. И если культура со временем меняется, а человек живет на рубеже культур… меняется ли при этом сам человек? Может ли измениться? Может ли измениться она?