Гонка за счастьем - Светлана Павлова

Может быть, такие отношения с матерью помешали мне сразу почувствовать, нащупать верный тон и в отношениях с собственным ребенком. Да еще и возникшие в свое время чувство вины, страх потерять дочь и чувство долга также не были благодатной почвой для настоящей дружбы между Мари и мной, а я так мечтала об этой дружбе…

Но теперь, после нашего разговора, я поняла, что нельзя воспитывать ребенка только в мире идеалов, ограничивая его пространство собственным положительным примером, установкой на культурные ценности, устроенным бытом, спасая от трудностей реальной жизни. Пора вспомнить, что все сложности жизни постигаются чаще всего вне дома, для этого столько разных возможностей — телевидение, интернет, окружение в школе, улица, уследить за всем невозможно, но от этого никуда не денешься…

Наверное, можно лучше узнавать друг друга, вместе обсуждая общие жизненные проблемы, которые всегда можно доходчиво преподнести в соответствии с возрастом, а не пытаться уводить от них. Нужно научиться не только защищать и опекать, но и принимать дочь прежде всего как личность, как человека, уже имеющего свое собственное, сложившееся представление обо всем.

Да, она меня огорошила, но заодно и просветила — акселерация также не стоит на месте, и не стоит этого бояться, лучше задуматься, как с этим жить дальше. Видимо, нужно заранее дать ей больше пространства, чтобы она не начала требовать его, чувствуя непонимание… Интересно, как у нее складываются отношения с мальчишками, прошла ли она через первую любовь, есть ли у нее сердечные тайны… я ведь ничего этого не знаю…

А неизбежный разрыв поколений? До сих пор мне казалось, что между нами — полное доверие, но теперь я поняла, что кое-что я уже пропустила. Мне давно стоило сблизиться с ней и понять ее, а не руководить, не контролировать, не назидать, на что я сама была всегда обречена дома и от чего мне так хотелось избавиться.

Я впервые задумалась и о том, что со временем буду меньше нужна ей, поэтому уже сейчас стоит постараться сделать наши отношения не просто формальными, построенными на родственном долге, а доверительными, заложив в их основу дружбу — она оказалась вполне к этому готова…

Может быть, я задумалась бы об этом гораздо позже, если бы Марина не появилась в нашей жизни, но так уж случилось — именно ее появление внесло столько вопросов, что заставило меня многое пересмотреть.

Марина прошла через те же жизненные этапы, что и я, стоило ли удивляться нашей с ней похожести? Нас по странному стечению обстоятельств вообще сближало очень многое — вкусы, привычки, сложные характеры матерей и непростые отношения с ними, и даже опыт жизни за границей, хоть и качественно разный, был у нас общим. И, понятно, нас объединял Георгий, с которым мне еще предстояло познакомиться. Нам с Мариной оказалось нетрудно сблизиться — мы понимали друг друга с полуслова.

Но было и нечто, вызывавшее чувство восхищения, может быть, вперемешку с болью… Мои родители и она волею судьбы оказались втянутыми в общий жизненный конфликт, водоворот, в экстремальную ситуацию. Эта общая горка укатала их всех, изменив до неузнаваемости, и только Марина, в свои девятнадцать лет сполна расплатившись за проявленное собственное легкомыслие, сумела найти в себе стержень, обрела твердость духа и осталась на высоте, одна пройдя через все испытания достойно… Все это трудное и больное перевернуло их всех, но по-разному, ее оно сделало совсем другим человеком — как бы сняло поверхностный слой, избавило от наносного, очистило душу, но не опустошило, не ожесточило. У каждого свои возможности для прозрения, свой к нему путь — кому как повезет. Да, иногда лучше оказаться проигравшей стороной…

Ее естественность, гибкий ум, красота и неповторимый магнетизм притягивали и очаровывали с первой минуты. Что бы делал с таким дивным созданием мой отец? Как преобразилась бы его жизнь рядом с ней? Он, который, в общем-то, никогда не ходил по земле, а парил над ней, являясь обитателем созданного матерью отдельно взятого рая, должен был бы думать о хлебе насущном, о проблемах быта и заработках… А вечные сравнения явных достоинств одной с бросающимися в глаза недостатками Марины, какой была она в то время, и постоянные угрызения совести — куда бы его завело все это?..

Да и что бы делала сейчас молодая и цветущая красавица рядом с больным стариком? И стала бы она такой, как сейчас, живя с ним в трудной обстановке, которая сложилась бы вокруг этих отношений? И что случилось бы с матерью? Вопросы, вопросы…

И, наконец, еще один вопрос, который я не раз задавала себе — какая развязка была бы лучшей, если бы можно было переиграть все сначала? И у меня до сих пор нет ясного ответа на этот вопрос, нет простого решения…

Единственное, что я знаю точно, — нельзя было вмешиваться, нужно было дать им возможность самим, по доброй воле, ненасильственно прийти к какому-то решению… К чему бы они пришли — кто знает, может, даже попытались бы начать совместную жизнь, из которой вряд ли что-то могло получиться, но тогда выбирали бы они сами, и это была бы уже совсем другая история.

Родители же предпочли самый, как им казалось, простой вариант, оказавшийся для них самым сложным — забыть о случившемся. Мать заставила отца загнать проблему вглубь, о ней не говорили, и она как бы не существовала. Отец принял это, подчинился — семья была спасена, но лишь формально, на поверхности, а в глубине эта боль продолжала зреть, мучить обоих.

Мать, столько лет манипулировавшая отцом и добившая его этим последним ударом, видя его страдания и деградацию, страдала вместе с ним. Может быть, талант отца и вообще был недолговечен, но, скорее всего, эта драма ударила и по его творчеству — он, и без того мятущийся и неуверенный в себе, перестал жить в согласии с самим собой…

Я знала много примеров, когда люди переживали кризисы и похлеще — и выходили из них. Тот же Раевский — пережил смерть дочери, погибшей в автокатастрофе, три развода, инсульт, а сколько раз его топтали и уничтожали — притом что он намного старше отца, а до сих пор в строю! Да зачем далеко ходить — моя мать, хотя в ее характере намешано столько неуемного и темного, ведь тоже настоящий боец, потрясающий организатор любого дела, образец стойкости — никогда и ни на что не жалуется, работает так, как не снилось и молодым.

Но каждому — свое… для кого-то и горы трупов, оставленные после себя, и толпы обманутых и разоренных — не конец света, не повод для нравственных страданий. Другие способны сломаться на сделке с собственной совестью или на несбывшихся надеждах. Тут уж бесполезны сравнения и ссылки на примеры, ничего не попишешь — у каждого свои ресурсы жизненных сил, свой запас прочности. И никто не знает себя до конца, ведь все скрытое — и лучшее, и худшее — проверяется и выплывает в жизненных коллизиях, тупиках и крахах… И в кого же я — в слабого, безвольного и вечно ведомого отца или в воительницу, безусловного стоика и лидера мать? Хотя лучше никогда этого не знать, только бы не оказаться в тупике…

Марине помогли выстоять молодость, характер, красота и удача. Она волею случая попала в идеальные, стерильные условия любви, достатка, перспектив и обрела второе дыхание и уверенность в себе. Разрыв был благом для нее, да и для отца тоже. Но они должны были бы прийти к этому сами…

В воскресенье Машка уехала с классом в трехдневную поездку в Санкт-Петербург. Проводив ее, я прямо с вокзала помчалась в Шереметьево встречать Марину. Ее мать гостила в Швеции, и я предложила ей остановиться у меня, да ей и самой не очень-то хотелось ехать в пустую квартиру.

Я рассказала ей, что из-за нездоровья отца целый месяц жила в Новодворье, но теперь ему получше и можно снова переехать к себе. Фенечку, конечно, никем не заменишь, но все равно придется заняться поисками приходящей домработницы — сейчас в Москве это стало возможным, появилось много фирм, предлагающих свои услуги и гарантирующих профессиональную подготовку кадров, хотя я предпочла бы старый, надежный способ — через друзей и знакомых…

Марина тоже приехала с новостями — у Георга появилась постоянная подружка, девушка на два года старше. До этого были временные увлечения, девочки из школы, изредка остававшиеся у них в доме на ночь — просвещенный шведский менталитет допускал это.

На сей раз все было гораздо серьезнее: девушка уже работала, посещала какие-то курсы, снимала квартиру — все вполне самостоятельно, отдельно от родителей, которые давно находились в разводе и жили в разных городах, вдали от дочери.

— Я все-таки оказалась более старомодной, чем все эти прогрессивные шведские мамы. Мне кажется, в его возрасте начинать такие отношения — преждевременно…

— Ничего не попишешь — акселерация…