Жертва судебной ошибки - Эжен Сю

Бонакэ (в сторону):

— Что говорит она? Неужели в самом деле ее рассудок… (Громко.) Мария! Мария! Опомнитесь! Вы не думаете о том, что говорите!

Мария (горько улыбаясь):

— Мсье Бонакэ, помните ли, как полтора года назад у вас на обеде, когда ваша жена была так добра, так приветлива ко мне… (Идет к столу и берет запечатанный конверт.) Постойте, вы увидите, что я не забыла ни вашей жены, ни вас. Я поручаю вам обоим мою бедную девочку; к счастью, я заплатила за нее в пансион за четыре года вперед. Тут в конверте ее портрет; я прошу г-жу Бонакэ сохранить его на память обо мне. А для вас тут маленькая булавка, я всегда ее носила.

Бонакэ (плачет):

— Она разрывает мне душу, сводит меня с ума! А время… Мария, послушайте…

Мария:

— Да, так я вам сказала, что на обеде у вас, помните, еще когда бедный Жозеф…

Бонакэ:

— Мария, сжальтесь, нельзя же все горести за раз! Мне нужны силы, чтобы постараться спасти вас.

Мария:

— Хорошо. На этом обеде я вам говорила о предсказании, сделанном мне четыре года тому назад. Помните? Вы еще смеялись надо мной.

Бонакэ:

— Предсказание? Какое предсказание?

Мария:

— Вы забыли?

Бонакэ (стараясь припомнить):

— Но я не знаю. Впрочем, постойте… кажется… (Вздрагивает и вдруг вскрякивает.) Эшафот!

Мария:

— И через два часа я взойду на эшафот. Как видите, колдунья была права.

Бонакэ (внимательно вглядываясь в Марию и заметив возбужденный вид, с каким она произнесла слово «эшафот»). А1 Теперь я все понимаю! Зловещее предсказание поколебало рассудок несчастной, когда она увидела, что, по ужасной игре случая, оно подтверждается необъяснимыми событиями! И тогда она подчинилась ужасной судьбе со слепой, мрачной покорностью. (Марии.) Значит, вы намекали на это предсказание, когда говорили своему адвокату: «К чему защищать меня? Я заранее обречена на эшафот»?

Мария:

— Не было ли это вполне естественно?

Бонакэ:

— Следовательно, вы намекали на него и тогда, когда отвечали судьям: «Да, это я всюду подмешивала яд; должно быть, я; потому что отравительницы идут на эшафот, а я должна умереть на эшафоте!»

Мария:

— Но как же иначе? Все обратилось против меня: отравление герцогини, яд, найденный в моем комоде. Не значило ли это, что предсказание должно было исполниться? И тогда я сказала себе: «Пусть же оно исполнится!»

Бонакэ (с отчаянием).

— Так вот как вы себя погубили! Это постоянное упоминание об эшафоте послужило страшным доказательством против вас. Но отчего вы не сказали об этом вашему адвокату, судьям? Отчего не объяснили смысл ваших слов?

Мария:

— К чему? Я должна быть приговоренной к смерти.

Бонакэ (про себя):

— Но это навязчивая идея, мономания, а помешанных не осуждают на казнь!

Мария (горько улыбаясь):

— Ну что же, доктор, сбылось предсказание колдуньи? Да или нет? (Доктор молчит.) Как видите, я не так уж глупа.

Бонакэ:

— Но об этом должны узнать! Боже мой! Нельзя же допустить, чтобы бред потрясенной горем души считали за угрызения совести, за невольный крик раскаяния! Надо, чтобы узнали правду! Нельзя же допустить божье создание до самоубийства, позволить ему броситься на эшафот! Следователь здесь, и я бегу… Но, Боже мой! К чему? Суд кончен. Это данные для защиты, а не новые сведения, которые могли бы заставить отменить приговор. (Смотря на часы.) А стрелка все движется! (Поднимая глаза к небу.) Господи! Боже мой! Ты один защитник невиновных! Сжалься надо мной, внуши, что мне делать! Как мне навести на путь спасения эту душу, потрясенную несчастьем! Как открыть подлое, жестокое чудовище, преступника, который посылает беднягу на эшафот?

Мария:

— Я не так слаба, как думала. Напротив, увидав этого доброго, чудного человека, друга моего бедного Жозефа, я чувствую себя сильнее. (Смотрит на часы.) Без четверти семь… А то… в восемь часов…

LIII

Бонакэ (вытирая слезы):

— Мария, истинный преступник должен быть открыт, и он будет открыт!

Мария:

— Этого не может случиться.

Бонакэ:

— Почему?

Мария:

— Не исполнилось бы то, что мне суждено.

Бонакэ (в сторону):

— Все эта неотвязная роковая мысль! (Громко.) Мария, заклинаю вас, слушайте меня. На допросе вы говорили о своем намерении отомстить родным герцогини де Бопертюи, но не хотели объяснить, как именно.

Мария:

— Объяснить — значило опозорить герцогиню. И кроме того, это ни к чему бы не послужило.

Бонакэ:

— Понимаю… все эта идея! Но каким образом ваше объяснение могло покрыть позором г-жу де Бопертюи?

Мария:

— Князь де Морсен был виновником всех моих несчастий. Он своим ухаживанием забросил ревность в сердце Жозефа.

Бонакэ:

— Я знаю. Безумная ревность сделала вас обоих несчастными.

Мария:

— Я была доведена до крайности и хотела во что бы то ни стало отомстить князю и послушалась советов мсье Анатоля: поехала в какой-то дом, где пробыла не больше десяти минут, и сказала там несколько слов мсье Анатолю. Князь был там же и по этим словам должен был заключить, что Анатоль — мой любовник.

Бонакэ:

— Он?

Мария:

— Надеюсь, вы этого не думаете, мсье Бонакэ. За час до смерти я не стану лгать.

Бонакэ:

— Верю вам, бедняжка! Анатоль этой подстроенной сценой нанес страшный удар г-ну де Морсену.

Мария:

— Да, он хорошо отплатил за себя. На другой день князь прислал в магазин человека, которого раньше подсылал ко мне с предложением денег. Этот рассказал Жозефу, что я в связи с Анатолем. Жозеф прибежал к моей матери, не захотел меня выслушать и тут же упал без чувств. С этого времени он помешался. Когда я увидала мужа в сумасшедшем доме, а дочь в нужде, когда я похоронила умерших от горя родителей, то у меня не стало другой мысли, как отомстить виновнику всех моих несчастий, а за его отсутствием — его дочери. Тут представился случай, и я схватилась за него.

Бонакэ:

— Я читал об этом в процессе. Ваша молочная сестра хотела уйти с места; вы дошли почти до полной нищеты и попросили Дезире устроить вас на ее место к г-же де Бопертюи.

Мария:

— Я не сказала только одного: почему Дезире хотела оставить место. Дезире — честнейшая в мире и очень набожная девушка. Она любила герцогиню, однако не настолько, чтоб долго оставаться сообщницей.

Бонакэ:

— Ее сообщницей? В чем?

Мария:

— Вот что мне сказала Дезире, и это так же верно, как то, что вы — доктор Бонакэ: «С тех пор, как князь де Морсен уехал послом, герцогиня перешла в его половину на нижнем этаже. У князя были постоянные любовные истории,